Black Crusade

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Black Crusade » ГЛАВА II » Идиоты


Идиоты

Сообщений 61 страница 80 из 81

61

Рафал Тенверд пришел в себя в апотекарионе. Под потолком тихо жужжали неяркие лампы, где-то неподалеку настойчиво капала вода. Тенверд с трудом сфокусировал зрение на каком-то потолочном датчике, подмигивающем ему красной лампочкой, потом приподнялся на локтях и огляделся. Он лежал на высоком хирургическом столе с шаткими ножками, чувствуя спиной холодную металлическую поверхность, прикрытую тонкой полоской ткани. Апотекарион был пуст… на первый взгляд. Приглушенное освещение выхватывало из полумрака покрытые белыми чехлами столы, расставленные по линейке пустующие железные койки, отключенных сервиторов-уборщиков. Где-то неподалеку бесформенной грудой валялись сваленные абы как куски брони Тенверда. Поняв, что всю его одежду составляют лишь серые синтетические штаны и порванная в нескольких местах майка, которая была ему явно на два размера меньше, Тенверд поежился. Он ненавидел чувствовать себя практически раздетым. Скосив глаза влево, Тенверд увидел в полумраке силуэт воина, небрежно восседающего на высокой табуретке-вертушке. С тихим стоном морально опустошенный Повелитель Ночи повалился обратно на жесткую поверхность стола, ибо именно эту морду он сейчас хотел видеть меньше всего.

- Ну привет, Рафик, - бодро поприветствовал его Киршиан, подтаскивая табуретку поближе. – Как спалось?

Вместо ответа Тенверд, преодолевая боль во всем теле, грузно развернулся на правый бок, продемонстрировав Киршиану свою готовность слушать очередную нотацию.

Киршиан протянул руку и, цепко схватив Тенверда за плечо, развернул его на спину. Тенверд дернулся и проворчал:

- Бля, полегче нельзя? Больно же!

- Я не удивлен, - хмыкнул Киршиан, отпуская плечо Тенверда. – Тебя отделали, как имперскую шлюху, - он поймал себя на мысли, что начал выражаться под стать Торчеру, что вообще-то прежде было для него совсем нехарактерно. – У тебя большая рваная рана на правой ноге чуть ниже колена… да, там. Не трогай, рану уже обработали и перевязали, - поспешно сообщил он, увидев, что Тенверд уже потянулся к ноге. – А еще у тебя сломано два ребра, вывихнуто левое плечо – я сам его вправил на место, вроде неплохо получилось, - он с удовольствием отметил, как Тенверд дернулся при этих словах. – И еще куча мелких царапин и ушибов. А вот в зеркало тебе пока лучше не смотреться – до тех пор, пока все твои железяки не обрастут новой кожей.

- Это все? – буркнул в ответ Тенверд даже более угрюмо, чем обычно, отводя взгляд и уставясь в потолок. – Или меня ожидают очередные рассказы о том, какой я мудак?

Киршиан ожидал такой реакции, поэтому невозмутимо ответил:

- То, что ты редкостный мудак, ты и без меня прекрасно знаешь, - сказал он, подавшись вперед. – Это уже неизлечимо. Но есть кое-что, о чем нам следует поговорить.

- Только не очередная тупая пропаганда хорошего поведения, - проворчал Тенверд, морщась от ноющей боли где-то в районе вывихнутого плеча. Он осторожно ощупал плечо правой рукой.

- Сейчас ты все еще под действием обезболивающих препаратов, - сказал Киршиан, заметив это инстинктивное движение. – Но оно уже заканчивается. Скоро ты почувствуешь себя так, будто тебя пару раз переехал имперский лендрейдер.

- Хорошая новость, - едва слышно выдохнул Тенверд, прикрыв глаза. – Ты, конечно, безумно рад этому факту.

- Вообще-то я очень зол, - возразил Киршиан, однако ничуть не разозлившись. – Скажи-ка мне, Рафик, почему, когда на моем корабле кто-то кому-то бьет морду, ты всегда оказываешься в этом замешан?

- А вот и не всегда, - процедил сквозь зубы Тенверд. – Следи лучше за твоим дикарем. Вот уж кто подраться не против.

- Гуорф предпочитает тренировочные поединки, но никак не поножовщину во всяких отстойниках.

- Да прям! Опять все вокруг правильные парни, а Рафал – последний мудак, - вдруг взвился Тенверд, пытаясь сесть, но тут же с тихим стоном повалился обратно. – Знаешь что, иди-ка ты в задницу, капитан херов.

В любое другое время Киршиан дал бы Тенверду по роже за такое откровенное хамство, но сегодня этому ублюдку и без него досталось. Оставалось только выяснить, кого благодарить за такой подарок.

- Я тебе это прощаю только потому, что на мудаков не обижаются, - повторил Киршиан меткую фразу, брошенную однажды Фаорлином. – Можешь, все-таки расскажешь, кто тебя так разукрасил?

Тенверд глянул на него, казалось, с удивлением, хотя его аугментические глаза уже давно не выражали никаких эмоций. Но, судя по тому, как дернулись его лицевые мышцы, Киршиан понял, что Тенверд чем-то обеспокоен. И действительно – Тенверд недоумевал, неужто всезнающий капитан действительно понятия не имеет о драке в берлоге Менкхора? Или просто косит под дурачка, желая услышать версию пострадавшей стороны?

- Да так, подрался кое с кем, - промямлил Тенверд, раздумывая над одним важным вопросом – сказать Киршиану правду, за которую ему в общем-то ничего не будет, или еще раз послать этого кретина куда подальше.

Первый вариант грозил очередным нравоучением, второй – по сути тем же самым, осложненным тем фактом, что Киршиан скорее сожрет дерьмо варпа, чем уйдет без какого-нибудь конкретного ответа. А это означало, что Тенверду придется терпеть его общество как минимум пару часов.

- Я догадался, - с легким раздражением бросил Киршиан, который терпеть не мог очевидных ответов. – С кем ты подрался и из-за чего? Чем быстрее ответишь – тем быстрее я уйду, - добавил он, будто прочитав мысли Тенверда.

Тенверд снова покосился на него легким движением головы и тут же отвел взгляд в потолок. Его аугментические глаза не болели и не слезились от неярких потолочных ламп, в то время как истинный сын Нострамо в подобном освещении тут же поспешил бы забиться в самый темный угол. Киршиан, казалось, вообще не замечал никаких неудобств, связанных с освещением. Как и Фаорлин, читающий имперскую литературу с подсвеченного графического планшета.

- Ну с Менкхором подрался, - нехотя буркнул Тенверд, надеясь отвязаться от этого допроса как можно скорее. – Я его пнул пару раз за то, что он такой урод. А он меня пнул. Вот и вся история.

- Не ври, - вдруг рявкнул на него Киршиан, мгновенно растеряв всю свою напускную веселость и грозно нависая над Тенвердом. – Я больше года закрывал глаза на то, что ты пиздишь Менкхора для повышения собственной самооценки. И этот урод безропотно все сносил. А тут Менкхор вдруг проявил характер и настучал тебе по роже? Не верю. Придумай что-нибудь правдоподобное.

- Да чего ты от меня хочешь, блять? – слабо возмутился Тенверд, предпринимая еще одну попытку перевернуться на другой бок. Киршиан яростно развернул его обратно на спину. – Подраться уже нельзя? Дышать-то можно?

- Келтер нашла тебя неподалеку от бывшего отстойника, - уже спокойнее продолжил Киршиан, присаживаясь обратно на жалобно скрипнувшую табуретку. - Ты был без сознания и вонял так, что я даже поверил, будто ты действительно побывал у Менкхора. Гуорф притащил твою задницу в апотекарион, а когда рабы сняли с тебя доспехи, даже им стало понятно, что простой дракой тут не обошлось. Не держи меня за идиота. Я видел медицинский отчет – в твоей крови повышен уровень этого… бля… - Киршиан прервал свою речь, мучительно пытаясь вспомнить нужный медицинский термин, но так и не вспомнил. – Короче, повышенный уровень интоксикации какой-то херней. Ты опустился настолько, что жрешь Хартусову наркоту, а потом лезешь в драки? Я никогда не сомневался в твоих способностях выбирать друзей.

- Чегоо? – воскликнул Тенверд, явно не ожидавший такой трактовки событий. – Да чтоб я с этим козлом… В смысле – еще чего! Не жрал я никакую наркоту!

- Врешь, - безжалостно отрезал Киршиан. – Попробуй еще раз.

- Да отвали ты от меня! Я подрался – ясно тебе? Никакой наркоты не было. Хочешь меня в чем-то обвинить – придумай повод получше! – возмущение Тенверда было таким реалистичным, что Киршиан несколько усомнился в своей версии событий. Но, тем не менее, состояние здоровья Тенверда говорило об обратном.

- Ну и как ты тогда объяснишь то, что в твоей крови обнаружили предельное количество психотропного вещества? – спросил он, не особо рассчитывая на ответ.

- Какого именно вещества?

- Да я откуда знаю, наркоту какую-то. Я тебе что, апотекарий? Вот ты мне и расскажи, что за вещество.

Тенверд ухмыльнулся.

- Ну вот раз не знаешь, так и отвали. Допрашивай своего любителя зверушек. Я не отвечаю за то, что он там нашел в моей крови. И вообще, увижу его лично – руки оторву за то, что брал у меня кровь без моего ведома, - воодушевленно пообещал он.

- «Любитель зверушек» спас твою задницу, - презрительно бросил Киршиан. – Равно как и Келтер, которая нашла тебя в крайне недостойном состоянии. Я даже простил ей то, что она пропустила первый контакт с Корсарами. Но раз ты чем-то недоволен, я передам слугам, когда ты в следующий раз накуришься, чтобы они не предпринимали никаких действий.

Тенверд исподлобья глянул на Киршиана, да с такой ненавистью, заметной даже по искусственным глазам, что, если бы взглядом можно было убить, кое-кто точно повалился бы замертво. Тенверд и вправду сейчас ненавидел этого самодовольного ублюдка, возомнившего себя бесспорным командиром и лидером. Эти двое – Киршиан и его прихехешник Фаорлин – обладали недюжинным чувством собственной важности, ничем не обоснованным, и при этом вели себя так, будто никто не ставит под сомнение их самоуправство. Тенверд и впрямь видел, что, благодаря политике Киршиана, банда Повелителей Ночи катится на дно – туда, где ныне обитают все осколки некогда могущественных легионов-отступников, предавших красивые идеи об освобождении. Нахрена вообще нужно было затевать мятеж против Императора, если такие идиоты, как Киршиан, неспособны даже свою маленькую варбанду удержать под контролем?

Этот мудак уже не первый раз пытается так настойчиво залезть к нему в душу. Но у него ничего не получится. Дурацкая манера Киршиана собирать компромат на своих подчиненных ужасно бесила Тенверда. Ничего этот мудак не узнает – ни о прошлом Тенверда, ни о его настоящем. Он, урожденный Рафлз Варден, еще в бытность свою простым смертным научился старательно оберегать свои секреты. Киршиан считает, что он окружен абсолютными дураками, но это к лучшему. Пускай думает, что Тенверд – недалекий быдлан, помешанный на резне и наркоте. Так будет даже лучше. А когда придет время, он сделает свой ход, тот, до которого ни Киршиан, ни его подпевала Фаорлин никогда не додумаются.

- Договорились, - буркнул Тенверд сквозь зубы. – Я могу поспать?

- Ты и так дрых десять часов. Теперь удели мне немного внимания и постарайся воздержаться от комментариев, - в голосе Киршиана впервые за все время разговора  зазвенела сталь.

- Ла-адно, - недовольно протянул Тенвекрд, закрывая глаза. – Валяй, что там у тебя. Я сделаю вид, что слушаю.

Киршиан снова едва удержался, чтобы не врезать Тенверду промеж глаз. До чего ж мерзкий подонок. Получил по морде, чуть не отдал концы – и все равно говнится, все равно строит из себя последнего мудака. Киршиан еще помнил те ночи, когда с Тенвердом можно было разговаривать. Правда, тогда он сам еще не был важной шишкой, да и Тенверд не озлобился. Было время, когда они могли бы поладить, но… Сейчас между ними пролегла бездонная пропасть. Киршиан не понимал, почему Рафик ведет себя так, будто напрашивается на неприятности. Тенверд же в свою очередь тоже имел к Киршиану немало претензий, но не находил достаточно слов, чтобы их выразить. В итоге все его попытки выразить претензию сводились к обычному бытовому хамству.

- Рафик, ты – позор легиона, - начал Киршиан после небольшой паузы.

- Какого легиона? – не удержался от ехидства Тенверд. – Ты имеешь в виду эту шайку опущенцев?

- Ты обещал помалкивать, - напомнил ему Киршиан. – И, кажется, сделал вид, что не слушаешь.

- А, ну да, точно, - спохватился Тенверд и снова затих с закрытыми веками, под которыми его глаза казались почти человеческими.

- Так вот, ты – позор легиона и моя личная головная боль, - продолжал Киршиан.

«Рад слышать», – хотел было ввернуть Тенверд, но сдержался.

- Я не понимаю, почему ты ведешь себя, как последняя свинья. Лезешь в драки, ломаешь мебель, убиваешь слуг от нечего делать. Не проявляешь уважения к руководству. Пишешь на стенах похабщину. Живешь так, будто ты сам по себе, а не часть команды. Постоянно со всеми ругаешься, бьешь слабаков, жрешь наркоту, - Киршиан возвысил голос, надеясь спровоцировать Теверда на какую-то реакцию, но тот, видимо, на этот раз твердо решил не оправдываться. – Пугаешь пилотов, подстраиваешь ритуальное самоубийство рабов…

- Это не я! – не выдержал Тенверд, открывая глаза и приподнимая голову. – И я об этом уже говорил. Хватит мне всякую херню приписывать!

- Я видел тебя внизу незадолго после того, как это случилось. Что ты там делал?

- Я же сказал – гулял! Я у тебя то же самое спросить могу – что ты там делал? Может, ты сам убил этих смертных, а сейчас ищешь, на кого бы спихнуть свои грязные делишки! – бросил Тенверд с нескрываемой агрессией. Он приподнялся на левом локте, раздраженно сопя. – Знаешь, что я тебе скажу, командир ты хренов. Иди-ка ты в жопу со своими серьезными разговорами. Это ты, а не я, скатил легион в говно, выставил нас идиотами перед Корсарами, влез в долги, за которые все теперь расплачиваются. Это из-за тебя Ацербус выгнал нас из банды. Кто тебя назначил лидером, а? С какого хера я должен исполнять приказы какого-то зажратого мудака, который мне вовсе не брат по крови? – последние слова он буквально выплюнул, и после этого в дважды очищенном от примесей воздухе повисла звенящая тишина.

Киршиан встал так резко, что табуретка с грохотом повалилась на бок и откатилась в сторону. Тенверд понял, что попал в цель и тем самым перегнул палку, но нисколько не испугался нависшей над ним фигуры цвета полуночи. На этот раз их обычная перебранка перешла границы обычного тенвердовского хамства. Киршиан впервые услышал слова неприкрытого бунта. По сути Тенверд простой фразой поставил под сомнение его принадлежность к легиону Повелителей Ночи.

- Значит, ты считаешь, что я недостоин командовать твоими братьями, потому сам никому здесь не брат? – с обманчивым холодным спокойствием уточнил Киршиан, наклоняясь над Тенвердом и упираясь руками в края хирургического стола. – Я правильно тебя понял, Рафик?

Тенверд почувствовал, как его агрессия медленно испаряется, а взамен приходит предательская неуверенность. Он уже почти жалел, что резко вспылил и выдал Киршиану свои истинные подозрения до того, как разработал какой-то план отступления. Но давать задний ход было уже поздно.

- У тебя глаза не черные, - ответил Тенверд, стараясь казаться ничуть не устрашенным. – Ты носишь на броне наши символы, но не следуешь заветам нашего генетического предка. Ты продался Корсарам. Мы все теперь на побегушках у Гурона вместо того, чтобы строить великую империю порядка. Ты был засланцем у Ацербуса, но Ацербус раскусил тебя. Да, именно так все и есть – ты раб Гурона, который по приказу своего господина-уебка шпионит за конкурентами и разрушает более-менее сильные банды. Можешь убить меня, если хочешь. Все равно рано или поздно кто-нибудь еще догадается, - с отчаянной решимостью заявил Тенверд, стараясь не отводить взгляд от пылающих холодной яростью человеческих глаз своего командира.

Киршиан опешил. Он отпустил стол и, отойдя от Тенверда, принялся мерить апотекарион неспешными шагами. Так вот какие мысли бродят в черепной коробке этого недоумка! Кто бы мог подумать. У Киршиана и самого раньше возникали вопросы относительно странной генетической мутации, лишившей его глаза отличительной иссиня-черной окраски, характерной для сынов Конрада Кёрза, но приписать ему подельничество с Корсарами мог разве что Тенверд. Киршиан в очередной раз убедился в том, что он понятия не имеет, о чем думают его братья. Может, не один Тенверд додумался до такой ерунды. Мало ли что творится в башке того же Хартуса… Впрочем, в Хартусову помойку лучше не лезть.

- Я даже не знаю, что сказать, - протянул он наконец, повернувшись к Тенверду. – Ты меня удивил, Рафик. Очень удивил.

- Ага! – восторжествовал Тенверд, пытаясь усесться на своей импровизированной койке. – Значит, ты признаешься?

- Неа, - покачал головой Киршиан, после чего с какой-то затаенной печалью продолжил: - Мне и правда нечего тебе сказать, кроме того, что все твои домыслы неверны. Но, видимо, ты крепко вбил эту чушь себе в голову.

- Отнекивайся сколько хочешь, - заявил осмелевший Тенверд, свешивая ноги со стола. – Я не дурак и все отлично понимаю. И ты опять притащил нас к Корсарам.

- Сколько еще братьев разделяют твои бредовые мысли? – спросил Киршиан отрывисто.

- А я почем знаю? Я с этими уродами не общаюсь, - фыркнул Тенверд. Он уже понял, что пока его убивать не собираются, а значит, можно хамить дальше.

- Слушай, Рафик, прекращай молоть чушь, - бросил Киршиан, рассеянно снимая белую ткань с ближайшего стола и перебирая лежащие там остро заточенные хирургические инструменты. При этом он сам вряд ли осознавал, что делает, но Тенверд покосился на его действия с беспокойством. – Я всегда знал, что ты недалекого ума, но на этот раз ты побил все рекорды. Я такой же Повелитель Ночи, как ты, Гуорф, Фаорлин и остальные. Я не буду сейчас выяснять, причастен ты к самоубийству сектантов или нет, но мы еще вернемся к этому разговору. Поэтому я тебе настоятельно рекомендую выбросить из головы всю эту чушь про Корсаров. Я долго терпел твои выходки, но этот раз будет последним. Еще один промах, Рафик, и я не шучу – ты умрешь.

Снова повисла тяжелая тишина, нарушаемая жужжанием потолочных ламп. Звякнула сталь – Киршиан продолжил вертеть в руках ножи и скальпели. Тенверд, отвернувшись и понурив плечи, смотрел в пол. Разговор не клеился.

- Ну а нафига мы сейчас-то опять к этим уродам прилетели? – промямлил Тенверд, лениво растягивая слова. – У нас жизнь, блять, от Гурона до Гурона. Заебало.

- Меня тоже, - неожиданно согласился Киршиан. – Но мы еще не расплатились по долгам.

- Поправка – ТЫ не расплатился по долгам. Но пашет на тебя вся команда, - снова взвился Тенверд, будто позабыв про недавнюю угрозу. Гурон то, Гурон это, с Гуроном лучше не ссориться… Бля! Да мы ему уже столько металлолома притащили, что эта крыса скоро подавится!

- Корсары починили мой… наш корабль, - Киршиан предпринял еще одну попытку объяснить ситуацию. – Это было необходимо для нашего выживания. Если б не Гурон, мы бы на этом дырявом корыте долго не протянули. И, кстати, апотекарий Гурона спас твои глаза, Рафик.

- Я об этом его не просил, - буркнул Тенверд почти неразборчиво. – И тебя не просил вытаскивать меня оттуда. Сам бы справился. Теперь я типа благодарить тебя должен и все такое? Обойдешься.

- Не нужно меня благодарить, - слабо огрызнулся Киршиан, несколько раздосадованный. – О себе подумай. Твое положение сейчас крайне неустойчиво.

Киршиан подумал, что Тенверд и вправду неблагодарная свинья. Несколько лет назад, в стычке с какими-то лоялистами, Тенверду плеснули в лицо струей прометия. Дуракам, как известно, везет, поэтому удар пришелся на шлем, но брызги жидкого пламени выжгли Рафику и без того побитые глазные линзы, а вместе с ним и сами глаза. Киршиан лично вытащил неудачника из бункера, который Повелители Ночи не очень успешно пытались ограбить, а потом долго подмазывался к Гурону, чтобы его главный апотекарий, Владыка Трупов, снизошел до какого-то там Рафика Тенверда и поставил ему не самую качественную аугметику. Однако, вместо благодарности, Тенверд по непонятным причинам после того случая замкнулся в себе и стал еще большей хамоватой скотиной, чем прежде. Киршиан нередко ломал голову над тем, что же послужило причиной таких изменений. Может, и вправду не стоило так впрягаться ради этого придурка? Не делай добра – не получишь зла.

Тенверд сидел, сгорбившись, на хирургическом столе, ощущая задницей вечно холодную поверхность металла. Он ничего не говорил и только слышал, как бряцают позади него медицинские инструменты, которые Киршиан, явно нервничая, перебирал руками. Тенверд понимал, что Киршиану ничего не стоит сейчас подойти к нему и вонзить в спину тонкий длинный нож или еще какую-нибудь фигню. Одной проблемой сразу станет меньше. Он даже сопротивляться не будет. Тенверд вдруг почувствовал какое-то горькое равнодушие к своей судьбе. Страсти, кипевшие в его мыслях еще пару минут назад, куда-то улетучились. Он столько всего хотел высказать, но слова тоже куда-то делись. Молчание затянулось.

62

- Я тебе не враг, Рафик, - наконец сказал Киршиан, бросая свое бестолковое занятие и обходя Тенверда по кругу. – И я всего лишь пытаюсь сделать жизнь моих братьев лучше. Мне самому не нравится иметь дела с Гуроном, но никаких других перспектив я не вижу. Ты же только критикуешь и не даешь конкретно никаких предложений.

Тенверд молчал. Сложно было сказать, слушает он или думает о чем-то своем.

- Все тут дофига покритиковать горазды, а взять управление в свои руки – кишка тонка. Вот ты, Рафик, занял бы мое место? Вопрос без подвоха, считай, что тебе нахаляву выпала такая возможность.

Тенверд молчал и не поднимал голову.

- Отвечай, - потребовал Киршиан. – Хотел бы ты стать главным на этом корабле?

- Вот делать мне больше нехер, - неохотно пробурчал Тенверд.

- Я так и думал, - фыркнул Киршиан, расхаживая туда-сюда. – Все только на словах умные, но, знаешь ли, пиздеть – не мешки ворочать, - снова повторил он любимую фразу Фаорлина. – Я дал тебе шанс, Рафик, и не один. Первый, когда увел этот корабль из-под обстрела флагмана Ацербуса. Второй – когда договорился с Владыкой Трупов насчет твоих новых глаз. И третий – и последний – шанс я даю тебе сейчас. Ты должен решить, на чьей ты стороне. Скоро нас пустят внутрь «Зрачка Бездны», и если захочешь, то можешь остаться там. Примкнуть к Корсарам или к любым другим отщепенцам, что обитают здесь. Вернуться к Ацербусу с повинной, рассказать о том, как я тебя держал в плену, но ты героически сбежал, - тут он усмехнулся. – Короче говоря, даю тебе времени подумать ровно столько, сколько мы пробудем в доке «Зрачка Бездны». По истечении этого срока ты или проваливаешь с глаз моих, или остаешься. Но если ты выберешь второй вариант, то знай, что на моем корабле можно быть только на моей стороне. Это значит – не убивать рабов, не драться с братьями по минутной прихоти, не дерзить, не выпендриваться. И делать то, что я тебе скажу. Если ты решишь остаться, то можешь быть уверен – я превращу твою жизнь в варп. Ты больше не будешь бездельничать и делать  все, что захочешь. Я положу конец твоему безделью и твоим выкрутасам раз и навсегда. Ты понял меня, Рафик? Выбор за тобой.

Тенверд снова ничего не ответил и даже не поднял глаз. Посмотрев на его сгорбленную фигуру, покрытое ссадинами и свежими швами лицо, на обмотанные толстым слоем синтеплоти широкие участки рук и ног, Киршиан направился к выходу. Он до последнего ожидал, что Тенверд проявит хоть какую-то реакцию, хотя бы даст понять, что принял к сведению «задание», но тот так ничего и не сказал. Обернувшись последний раз, Киршиан вышел, подумав, что очередная попытка достучаться до разума Тенверда с треском провалилась.

63

По-хорошему, следовало созвать какой-нибудь совет из его самых приближенных товарищей по оружию, чтобы определить план разговора с Гуроном. Хотя бы составить список того, что они, собственно, хотят от всемогущего Владыки Бадаба. Но на это, как всегда, не нашлось времени, и Киршиан всецело положился на Фаорлина, который, как и много раз до этого, тщательно записывал все «хотелки» в инфопланшет. Фаорлин давно уже стал правой рукой и верной опорой Киршиана, именно он лично выслушивал донесения управляющего Нела Дивира, именно он составлял перечень неисправностей на корабле, именно он всегда был в курсе всего, что происходит. Полностью положившись в этом плане на Фаорлина, Киршиан сам не заметил, как по сути передал ему все внутреннее управление жизненно важными системами корабля. Если Фаорлин внезапно умрет или исчезнет, все это останется без контроля.

Они стояли в ангаре перед стыковочным люком, и Киршиан в который раз критично оглядывал свою небольшую команду. Фаорлин, Гуорф, Геррон Элрибар, Тшен и многообещающий новичок из воспитанников Гуорфа, Зарек Дан, прилагали все усилия, чтобы выглядеть внушительно. В полуночно-синей броне со свеженарисованными символами легиона, с ярко окрашенными красными крыльями на шлемах, при мечах и болтерах они все равно, на взгляд Киршиана, выглядели вовсе не устрашающими созданиями ночи, а кучкой неорганизованных мальчишек. Гуорф нетерпеливо переминался с ночи на ногу и что-то ворчал по общей вокс-связи, явно забыв выключить канал, Элрибар рассеянно поглаживал свой болтер, Тшен выстукивал облаченными в перчатки пальцами какой-то музыкальный мотивчик. Фаорлин – и тот не мог стоять ровно, а постоянно озирался, будто кого-то высматривая.

«Вот бараны неуклюжие», - думал Киршиан, все еще кипевший после неудачного разговора с Тенвердом.

Через несколько минут им предстоит взойти на ковер к Гурону, и ожидаемо, что все они нервничают, но зачем же так откровенно это демонстрировать! Киршиан боялся не столько Гурона и его приспешников, сколько показать кому-нибудь свое беспокойство. А беспокоиться было из-за чего. Киршиан ненавидел просить о чем-то, тем более самодовольного Владыку Бадаба.

Фаорлин тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Он был рад, что Тара Келтер в конце концов нашлась, хоть и выговорил ей за отсутствие на мостике в столь важный момент. Оказалось, что Келтер, обнаружившая разбитого в хлам Тенверда в одном из коридоров, сама проконтролировала, чтобы беднягу доставили в апотекарион и поместили под надзор слуг-санитаров. Это было похвально, хоть и несколько безрассудно. Могла бы хоть по воксу сообщить.

Что касается Тенверда – Фаорлин прекрасно догадался, кто его так отмутузил, ибо сам недавно на себе испытал гнев дикого раптора. И удивлялся, отчего Киршиан настойчиво не хочет видеть правду. Фаорлин ожидал, что Киршиан возьмет Торчера с собой (какая непредусмотрительность!), но эта животинка так и не появилась в поле видимости. Наверное, где-то жрет или отсиживается в новоустроенной лаборатории. И тот, и другой вариант Фаорлина устраивали больше, чем перспектива идти на ковер к Гурону в компании Торчера. Раптор за словом в карман не полезет и вполне может брякнуть во всеуслышание что-нибудь такое, что выставит Фаорлина в невыгодном свете. Эта мысль уже несколько часов не давала ему покоя.

Киршиан в последний раз оглядел свою наспех собранную группу поддержки, после чего скомандовал выдвигаться. Они по двое прошли по стыковочному коридору, стены которого отделяли их от безжалостного космического вакуума снаружи, и в итоге оказались перед люком, скрывающим внутренности станции Красных Корсаров. Здесь они еще добрых двадцать минут ожидали, пока их соизволят пустить внутрь. Фаорлин предпринял попытку завести разговор с Киршианом по личному каналу связи по поводу купли-продажи раптора, но Киршиан только отмахнулся, сказав, что рано еще об этом говорить. Фаорлин удивился, поскольку, по его мнению, было как раз самое время, но спорить не стал.

Когда наконец люк, перекрывающий путь на «Зрачок Бездны» через стыковочный коридор, соизволил открыться, дружную компанию встретил отряд молчаливых стражников станции. Высокие, горделивые, все как на подбор в красно-черной броне Корсаров, они равнодушно встали прямо за люком, скрыв лица шлемами и держа в руках обнаженные цепные мечи. Как и всегда, Повелителей Ночи ожидал радушный прием.

«Говорить буду я», - предупредил Киршиан по внутренней вокс-связи.

Никто и не вздумал возражать. Толкать речь перед Корсарами дураков не было.

«И не доставайте оружие, пока я не скажу», - добавил он на всякий случай, хотя это и без того было понятно.

Корсары всегда встречали гостей вооруженными, и в интересах же гостей было продемонстрировать свою полную лояльность. Киршиан стиснул зубы, борясь с желанием перестрелять этих пафосных кретинов к чертям.

- Назовите себя, - потребовал один из Корсаров. По-видимому, командир отряда встречающих.

«Как будто вы не знаете, кого пустили на борт», - подумал Киршиан, снова почувствовав раздражение ко всему этому балагану.

- Независимый крейсер «Полуночный бродяга». Я его капитан, мое имя Киршиан Джьен, со мной мои братья, - в который раз ответил Киршиан заученную фразу.

Не подчиненные. Не слуги. Не охрана. Братья. Хорошо, что Тенверд этого не слышит, а то не удержался бы и сморозил очередную глупость.

- С какой целью прибыли на «Зрачок Бездны»? – равнодушно спросил командир Корсаров, продолжая разыгрывать спектакль.

- У нас дары для лорда Гурона. И разговор к нему.

- Что за дары?

- Цветной и черный металл. Строительные материалы. Они находятся в ангаре моего корабля.

- В таком случае мы пришлем рабов, чтобы они забрали все это, - ответил командир Корсаров. – Можете быть свободны.

- Мы можем пройти? – уточнил Киршиан, поскольку Корсары все еще перегораживали путь.

- Нет.

В искусственном воздухе, наполняющем стыковочный коридор, повисла неловкая пауза. Такого лаконичного отказа Киршиан не ожидал.

«Схерали? – хотел спросить он. – Охренели совсем, петухи размалеванные?»

Но вместо этого, преодолевая нарастающий гнев, сказал как можно вежливее:

- У нас есть дело к лорду Гурону, которое может его заинтересовать. Ваш господин не будет рад, если по вашей вине он не выслушает мое предложение.

Эта простенькая уловка из детской психологии не произвела на Корсаров никакого впечатления.

- Лорд Гурон сам решает, когда и кого он захочет принять. Отдайте нам то, что вы привезли, и ожидайте, пока вас призовут.

«Да щас! – мысленно взбунтовался Киршиан, остро почувствовав недовольно остальных его товарищей. Все они думали об одном и том же. – Если мы позволим этим свиньям забрать наш металлолом, то Гурона мы точно не увидим, хоть год тут просидим!»

- Не пойдет, ребята, - сказал он. – Доложите о нас Гурону прямо сейчас. Как только ваш господин нас примет, можете забирать все, что мы привезли.

- В таком случае проваливайте туда, откуда прилетели, - недружелюбно огрызнулся Корсар. – Нет подарков для Гурона – нет аудиенции.

Переговоры зашли в тупик.

«Да уж, - сказал Фаорлин по общей внутренней связи. – Похоже, на этот раз они совсем нам не рады. Хотел бы я знать, что изменилось».

«Гурон собирается кинуть нас, - высказал свое предположение Элрибар. – Они заберут металл, который мы для них собрали, и отправят восвояси. Полагаю, это означает, что Гурон больше не хочет иметь с нами дела».

Киршиан понимал, что Элрибар прав. Все это было очень похоже на то, что Гурон не хочет их видеть – ни сейчас, ни вообще. И это было очень, ну очень плохо. Разумеется, он и сам планировал разорвать отношения с Гуроном, но сейчас для этого было рановато. Ему все еще были нужны ресурсы и рабочие руки Гуроновой империи.

- Ладно, - обратился он к неприветливому Корсару. – Мы понимаем, что у лорда Гурона есть важные дела. В таком случае позволь нам увидеть старшего офицера по снабжению.

Никто из его маленького отряда не знал, чего ему стоили эти терпеливые слова. Совсем непросто быть вежливым и принимать условия этих выпендрежников Корсаров, когда так хочется влепить их командиру промеж глаз.

Тем более что Киршиан все еще не успокоился после недавнего разговора с Тенвердом. Этот ублюдок впервые открыто обвинил его в шпионаже для Гурона. Надо же было до такого додуматься! Если Тенверд додумался, то что же творится в пустых башках остальных придурков, коих на его корабле хватает с лихвой?... Рафик молчал до поры до времени и молчал бы дальше, если бы не брякнул случайно, под влиянием эмоций, что же он думает на самом деле. Подумать только, этот придурок обвинил его в том, что, дескать, Киршиан прикидывается Повелителем Ночи и вынюхивает что-то для Гурона. Совершеннейшая глупость, на которой даже не стоит заострять внимание, однако Киршиан почему-то не мог выбросить слова Тенверда из головы. Чем-то это беспочвенное обвинение задело его, да так, что неприятный осадок сохранялся вплоть до настоящего момента, несмотря на множество отвлекающих факторов.

Последние несколько часов Киршиан мог думать только о том, что Рафал Тенверд – просто свинья неблагодарная. Как и множество прочих Повелителей Ночи. Шляются без дела, обмениваются сплетнями, как имперские торговки, и еще ноют, что корабль разваливается. Естественно, корабль разваливается! Потому что ни одна из этих недовольных свиней не подняла задницу, чтобы сделать что-нибудь общественно полезное! Киршиан нередко бесился от такой несправедливости. Он увел корабль от расправы, он спас всех этих рафиков и прочих мудаков, он единственный искренне пытается сделать что-то на благо общества, вытащить осколок Восьмого легиона из беспросветной жопы, выжить и подняться с колен. Но вместо того, чтобы помочь или поблагодарить, его обвинили в пособничестве Корсарам, в долгах перед Гуроном и коммунальных проблемах. Вот ж ублюдки. Стараешься ради них, нервы себе треплешь – и еще виноватым оказываешься. Фаорлин как-то в шутку сказал, что инициатива бывает наказуема. Сейчас Киршиан впервые понял смысл этой странной фразы.

Киршиан попытался представить, как бы повел себя на его месте спокойный и рассудительный Фаорлин. Стал бы угрожать Рафику смертью, как это сделал недавно Киршиан? Сложно представить. Фаорлин скорее тихонько прирезал бы Тенверда за хамство, чем стал бросаться угрозами. Хотя, скорее всего, ничего бы Фаорлин этому подонку не сделал, посмеялся бы в ответ, дал Тенверду символический подзатыльник да и ушел по более важным делам. Фаорлин точно не стал бы всерьез воспринимать дурацкие домыслы какого-то недоумка с богатым воображением.

И все же у Киршиана не было той выдержки и чувства собственного достоинства – тех качеств, которые выделяли Фаорлина из безликой массы угрюмых Повелителей Ночи. Фар вообще был каким-то другим. Более умным, что ли. Более хитрым. Он словно был на голову выше всех обитателей «Бродяги», хотя тот же Гуорф (да и многие другие) мог посоперничать с ним в росте. Нет, физически Фаорлин вовсе не был особо высок, но держался с таким величавым достоинством, что даже Киршиан порой чувствовал себя рядом с ним несмышленым мальчишкой.

Иногда Фаорлин его здорово раздражал, но Киршиан никогда не переставал внутренне уважать его. Что-то было в нем такое, отчего даже Тенверд порой прикусывал язык, когда собирался брякнуть очередную меткую фразочку в адрес руководства. К слову сказать, кидаться крепкими словечками в адрес Киршиана он нисколько не стеснялся, а вот Фаорлина отчего-то побаивался. Киршиан порой задумывался, в чем же секрет, отчего его первого помощника окружает такая могучая аура неприкосновенности, и почему Фар с такими данными никогда не претендовал на роль командира и харизматичного лидера. Для Киршиана этот факт был загадкой номер один в отношении своего самого преданного товарища. Загадкой номер два было отчего Фаорлин читает всякую хрень из имперских архивов.

64

Дальше события развивались довольно сумбурно, хоть и однообразно. Поломавшись еще эдак пару минут из вредности, Корсары все-таки согласились позвать офицера по снабжению, коим оказался маленький, щупленький, но довольно-таки наглый смертный. Киршиану этот человечек сразу не понравился. На начальника коротышка явно не тянул, но, кажется, именно этот слуга Гурона отвечал за опись и прием всего, что свозилось на «Зрачок Бездны».

Киршиан предпринял еще одну попытку напроситься на личный прием к Гурону, в чем ему снова решительно отказали. Так прошло добрых три часа: рабы Корсаров под руководством властно покрикивающего на них коротышки (который, кажется, совсем не боялся важных господ-Астартес) пробрались в ангар «Полуночного Бродяги» и принялись методично распределять «дыры для господина Гурона» между сервиторами-грузчиками. Угрюмые сервиторы, у которых вместо рук были погрузочные ковши, а вместо ног шипованые колеса, катались туда-сюда по стыковочному коридору, перевозя на себе груды металлолома и строительных материалов. Провожая их взглядом, Киршиан внутренне содрогнулся, представив на мгновение весь ужас такой судьбы. Он не знал, чем провинились эти смертные и провинились ли вообще, но сейчас их судьба была незавидна. Впрочем, вряд ли они это осознавали.

Под шумок погрузочно-разгрузочных работ Киршиан, взяв с собой Гуорфа, все-таки прошел на станцию, предварительно велев Фаорлину проконтролировать процесс выплаты долга. Взамен он пообещал поговорить с лордом Гарреоном, главным апотекарием Гурона, насчет новой руки для Фаорлина. Ну и предстояло уладить дело с Торчером.

И вот тут-то дело приняло неожиданный оборот. Не успели они вдоволь пошляться по облюбованным незаконными торговцами отсекам и коридорам станции, пугая жалких смертных одним своим видом, как сквозь обычные человеческие и механические шумы кипящей вокруг них жизни прорвался одинокий и протяжный вопль. Довольно-таки знакомый вопль, к слову сказать.

Киршиан редко остановился и, подняв правый кулак, жестом указал Гуорфу не двигаться. Гуорф, пыхтящий где-то позади своего командира, чуть не врезался в Киршиана на полном ходу, но чудом успел затормозить. Киршиан, казалось, этого даже не заметил. Он настороженно к чему-то прислушивался, высматривая сквозь красные линзы шлема хоть какое-то объяснение неожиданному явлению.

- Ты это слышал? – спросил он у Гуорфа по внутренней связи.

- Что слышал? – пропыхтел Гуорф, озираясь.

- Крик. Где-то там, - он разжал кулак и махнул куда-то вперед.

Гуорф принялся нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.

- Ну… да. Или нет. Не знаю, - промямлил он, шумно дыша. – Ну, возможно, было что-то такое, да…

Киршиан почувствовал раздражение. Гуорф был туп как дерево и наблюдательностью не отличался. Он на секунду пожалел, что не взял с собой кого-нибудь поумнее – из тех, кто смотрит на окружающий мир, а не только наслаждается тем, как смертные разбегаются в ужасе, стоит только взглянуть на них с высоты своих амбиций.

- Мне показалось, что… - пробормотал он слегка рассеянно, все еще напряженно прислушиваясь, стараясь выцепить из окружающих его скрежетов и шорохов знакомый звук. Казалось, он на миг позабыл, что Гуорф его слышит.

- Что? – переспросил Гуорф.

- Надо проверить, - решительно бросил Киршиан и вдруг зашагал вперед так стремительно, что Гуорф порядком отстал и только спустя пару секунд, опомнившись, бросился догонять командира.

Позабыв про сопровождающего его громилу, Киршиан, ведомый каким-то шестым чувством, уверенно выбирал дорогу среди запутанных коридоров станции, спускаясь через люки все ниже и ниже, пока не оказался в каких-то технических отсеках. Даже сквозь фильтры шлема чувствовался застоявшийся запах несвежей воды, затхлости и, возможно, крови. Гуорф хрипло дышал где-то позади, в воксе раздавалось его неразборчивое ворчание.

Продолжалась эта гонка недолго. Наконец Киршиан остановился.

- Ну где ты, скотина, - выдохнул он в вокс, не обращая внимания, что Гуорф слышит его слова по внутренней связи. – Покажись.

- Я тут, - пробурчал Гуорф, вырастая позади Киршиана горой бронированного мяса. – В чем дело-то? Куда мы так несемся?

- Да не ты! – бросил Киршиан. – Другая скотина. Та скотина, которая кое-что мне объяснит, причем, в самом скором времени.

65

Двое вышли из бокового коридора, вышли и замерли на месте, то ли пытаясь сориентироваться, то ли удивляясь месту, в котором оказались – небольшой круглый зал уходил вверх и вниз на несколько палуб. Раньше, наверное, это место предназначалось для каких-то коммуникаций, но теперь от труб и агрегатов остались только крепления на стенах, изодранные так, словно это была не закаленная сталь, а мягкий утеплитель. Кое-где еще оставались галереи и проржавевшие лестницы, предназначенные для обслуживающего персонала, но нынешние хозяева этого заброшенного и запустелого места не нуждались в подобном, равно как не нуждались и в свете, который едва доставал сюда, просачиваясь из дальних переходов. Но что-то яркое было включено совсем недалеко, на другой стороне, какая-то лампа, и, загораживая, кто-то прошел перед светом. И Киршиан мог бы узнать эту уродливую угловатую фигуру, но все его внимание было занято другим, тем, кто с грохотом спустился с верхнего уровня и сел, подбирая под себя странные конечности. Шорохи, скрежет, белый шум на внешних динамиках – зал ожил, рассматривая пришельцев с раздражением и недоумением. Здесь уже очень давно не было гостей.
- Какого хрена вы здесь забыли? – мрачно поинтересовался тот, первый; по его незаметному жесту позади в коридоре кто-то звучно вогнал на место обойму, предупреждая о готовности стрелять.
- Не твое дело! Пшел с дороги! – оглушительно рявкнул Гуорф через громкую связь, прежде чем Киршиан успел что-либо ответить. Намека он явно не понял.
В два шага обогнув Киршиана, Гуорф, злобно пыхтя через вокс-решетку, остановился в нескольких метрах от незнакомца. Все в его виде выдавало дикое желание немедленно устроить драку. Киршиан буквально ощутил, как воздух затрещал от повисшего напряжения. И это было ожидаемо, Гуорф никому не бил морду уже как минимум два часа, а это означало, что главный задира Повелителей Ночи прямо-таки жаждет почесать об кого-то свои кулаки. Киршиан почувствовал себя раздосадованным и уже второй раз пожалел о том, что взял с собой этого несдержанного неудоумка. Но извиняться и давать задний ход было бы крайне «непрофессионально», поэтому ему оставалось только поддержать глупую идею и, возможно, тоже полезть в драку. Мысленно сделав себе заметку отчитать Гуорфа за самодеятельность, он сделал шаг вперед и, поравнявшись со своим собратом, сказал:
- Мы здесь кое-кого ищем. И тебе лучше нам не мешать. Я заберу то, что принадлежит мне – и разойдемся с миром.
Рассмотрев незваных гостей тот, первый, кто загородил им дорогу, шумно выдохнул и переступил на месте, встал боком, так, чтобы едва заметный свет упал на его руки, за годы или века мутаций ставшие подобием звериных лап, на изогнутые когти, которые, в отличие от когтей Повелителей ночи, были не выкованы, но приподнесены в дар самим хаосом. Кажется, он чего-то ждал – знака или команды, вопроса или действия, и в воздухе явственно слышался едва уловимый шум, шорох голосов в воксе.
- Эй, свежак, ты знаешь их?
- Да, знаю.
- Флай, стоять. Кто они?
- Командир «Бродяги», он за мной пришел.
- Хорошо. Я давно этого ждал.
- Не надо, Укаши! Просто убей его.
- Почему?
- Тот корабль – дрянное место.
- Что, хуже выгребной ямы Корсаров?
Хриплый смех раптора. Скрежет измененного горла, бульканье из изуродованной пасти. Сверху лязгнули балки; Укаши выбирался из своего логова, цепкое массивное чудовище, равнодушное к любым вертикалям и стремительно сбегающее по стене головой вниз. Торчер проследил за ним взглядом, но молчал, так и стоя перед лампой, и безжалостно белый, яркий свет рисовал черным его странный силуэт. Сейчас, без части брони, бывший хозяин едва ли узнал бы его, но ему достаточно оказалось просто услышать, как нойзмарин воет от боли, пока зашивает на себе следы когтей, пометившие его наискосок через ребра. И нужно было вступиться, объяснить, рассказать о тенях варпа, о плоти, прорастающей через сталь, о предупреждениях и знаках там, под черной броней корабля, но вместо этого Торчер с равнодушием попятился и уселся на сложенные свои механические лапы, прикрыл глаза, вздрагивая от лязга чужих шагов. Может быть, это и было ошибкой. А может, ошибкой было бы пытаться возразить Укаши, его новому хозяину.
Тусклая розоватая вспышка обозначила место, где только что был раптор, и такая же, но ярче, как открытая грязно-пурпурная утроба, породила его вновь, громадную непропорциональную тварь, которая возникла между сородичем и опешившим Гуорфом. Что-то мелькнуло, метнулось вперед, и последний с расколотым шлемом повалился на пол, а в грудь Киршиану уставилось тупое рыло болтера.
- Ничего ты здесь не возьмешь, мальчик, - медленно, словно перед ним были плохо понимающие дети, произнес раптор. – Скажи, это твой корабль стоит там, в доках?
Киршиан не пошевелился и даже не проводил взглядом исчезнувшего где-то за пределами обзора ретинального диплея Гуорфа. Значок, отвечающий за жизненные показатели его приятеля, никак не изменился, и это означало, что незадачливый громила по крайней мере жив. Секунду спустя где-то позади него раздалось пыхтение вперемешку с нецензурной бранью по громкой связи. Но Киршиану было не до мнения Гуорфа о тех, кто их встретил столь недружелюбно. У него намечались кое-какие проблемы личного характера.
Он даже успел пожалеть о том, что, не подумав, практически в одиночку поперся в какое-то варпом проклятое место, где его запросто могли ожидать неприятности. Именно так все и произошло – неприятности уже его ждали и, видимо, заждались. Его правая рука на мгновение дрогнула, потянувшись к болтеру, но тут же опустилась. Киршиан подумал, что получит болт в нагрудник, едва успеет прикоснуться к своему оружию. Выстрел со столь близкого расстояния не убьет его, но броню повредит, а еще здесь было немало местных обитателей, в чьи владения он столь неосторожно ворвался без приглашения или хотя бы предупреждения. Пожалуй, на станции Корсаров в каждой помойке были свои законы и свои виды неприятностей.
Тогда Киршиан решил, что стоит попробовать завязать разговор.
- Корабль мой, - выдохнул он в вокс-решетку. – А тебе лучше убрать эту штуку. Я уважаю твое право на территорию, но у тебя есть кое-что мое. Поторгуемся?
Позади Гуорф, ворча и ругаясь на двух языках сразу, уже поднимался на ноги.
- Ты что-то мне предложишь?
Болтер опустился. Шлем, вытянутый в уродливое рыло, блестнул на свету, придвинулся ближе.
- Что ты мне предложишь еще? За него, да?
Укаши двинул мордой в сторону, туда, где у единственного источника света сидел мрачно молчащий Торчер.
Киршиан не отодвинулся. Слабо светящиеся красным линзы шлема неподвижно уставились на главаря рапторов. Сложно было предположить, какие эмоции скрываются за маской его череполикого шлема. Повелитель Ночи даже не взглянул в сторону Торчера.
- У меня есть кое-что такое, что представляет ценность для твоего лорда Гурона, - сказал он. – Готов поделиться частью добычи. На моем корабле есть стройматериалы, инструменты, кое-какой металлолом, элементы лоялистской брони, медикаменты, электрооборудование. Есть рабы и сервиторы. Есть даже несколько артефактов вроде книг, собранных на древних имперских мирах, но вряд ли тебя это интересует, - снисходительно добавил он.
За его спиной раздались резкие скрежещущие звуки – это Гуорф мерзко захихикал в вокс-решетку. Его явно порадовала перспектива впарить местному отребью пыльные книги Хартуса.
- А еще есть твоя жизнь. Думаю, именно ею я расплачусь за один рейс на твоем корабле, либо так, либо у него будет новый хозяин, - без обиняков заметил раптор, в голосе, искаженном динамиками и странным акцентом, сложно было что-то уловить, но ему на самом деле понравилась та суетливость, с которой заблудившийся капитан начал предлагать свои сокровища.
Укаши чуть дернул головой, словно отгонял назойливое насекомое, мельком глянул в сторону и вниз, но словно не для того, чтобы что-то увидеть, а чтобы на кого-то посмотреть.
- Гурон – не мой лорд, и эта мелкая несуразность требует… вынужденных мер, - нехотя объяснил он, и звуки его слов гулко отозвались среди переходов и коридоров.
Торчер, все так же не произнося ни слова, опустил голову, отвернулся в сторону, сквозь сжатые челюсти издав некий звук, который знакомые с его повадками определили бы как разочарованный. Они явно о чем-то все же заговорили, и его предложение было отметено с порога – Гурона Укаши опасался куда больше, чем варп.
Киршиан не видел, но каким-то задним чувством ощущал нетерпение Гуорфа, который все также топтался позади него и шумно сопел в вокс. У этого недалекого дикаря явно кулаки чесались снова полезть в драку, несмотря на численное преимущество противника. Киршиан вспомнил, как Хартус однажды снисходительно отозвался о принадлежности Гуорфа к легиону Повелителей Ночи, тогда как, по его авторитетному мнению, таким, как Гуорф, самое место среди Пожирателей Миров, а еще лучше - среди тупых сервиторов. Впрочем, по мнению Хартуса, всем обитателям "Бродяги", включая Киршиана, было место где угодно, только не в Восьмом легионе. Киршиан взбесился после такого заявления, но где-то краем сознания понимал, что в язвительных словах Хартуса что-то такое есть, какое-то рациональное зерно. У него самого порой мелькали мысли, что он ошибся легионом. Но теперь приходилось брать то, что есть, пути назад не было.
Он уже успел повторно пожалеть о том, что, повинуясь какому-то минутному порыву, бросился искать непонятно что на незнакомой территории. Мог бы и догадаться, что не следует шляться по заведомо вражескому домену почти в одиночестве, ибо неприятности поджидали его на каждом шагу. И вот теперь он угодил прямо в логово каких-то местных полудиких собратьев по разуму, некогда бывших легионерами. И те явно не были намерены отпускать его без собственной выгоды. Киршиан понимал, что у него есть только одна возможность выбраться отсюда в целости и сохранности - пойти на контакт с их лидером, задурить ему башку чем угодно, пообещать что угодно, а потом, когда он уже будет на своей территории... Что ж, возможно, он даже великодушно позволит этим тварям убраться восвояси.
По правде говоря, он сам толком не понимал, зачем ему так резко понадобился Торчер. Бросивший на знакомый вой, он даже не был уверен, что воет именно Торчер. В конце концов, на станции Гурона это мог быть кто угодно, мало ли различных существ обитает в этом проклятом варпом местечке. Но ему зачем-то понадобилось убедиться лич
Но ему зачем-то понадобилось убедиться лично, и, что было ожидаемо, он тут же влез в неприятности.
"Если выберусь отсюда живым, - решил он, - Торчер у меня огребет по первое число. И по второе тоже".
Он уже всерьез подумывал над тем, не вспомнить ли ему молодость и не сделать ли с Торчером что-нибудь креативное, в стиле Восьмого легиона. Командование кораблем само собой, а психику тоже надо иногда разгружать, давать себе заслуженный отдых.
Вдруг у Киршиана возникла неожиданная идея. Движением глаз, спрятанных под красными линзами, он активировал личный вокс-канал с Торчером, по которому они нередко общались в пределах корабля. Без особой надежды, что связь сохранилась, он позвал:
- Торчер, ты меня слышишь? Есть разговор.
Предводитель рапторов же услышал только громкий щелчок вокса. Через некоторое время Киршиан ответил на его выпад:
- Если тебе нужна моя жизнь, то ты глупец. Тебе ни за что не пробраться на мой корабль со своей малочисленной шайкой. Ты же не думаешь, что я прилетел сюда один? Я же предлагаю тебе взаимовыгодный обмен, при котором я получу то, что принадлежит мне на правах трофея, а ты можешь забрать то, что тебе нужно.
"По крайней мере, можешь так думать", - мысленно добавил он. Разумеется, делиться своим добром Киршиан не собирался, да и, если честно, половины из того, что он перечислил, у него просто не было.
Многословие. Суета. Длинные пространные фразы. Укаши подошел ближе, ступая лапами, лязгая по полу керамитом и металлической окантовкой, неуклюжая, ползущая громада, отчего-то не способная выпрямиться и глядящая на собеседника снизу вверх, но явно превосходящая его и ростом, и массой. Подогнутые и тщательно сберегаемые от случайных касаний когти разошлись в стороны, облились радужными переливами, когда лапа протянулась снизу вверх.
Он знал, что означают эти длинные фразы, эта суета и эта разговорчивость. И его забавляло положение, в котором оказался чужак. Он отвык от подлинной войны, отвык от права сильного, по которому отнять его корабль мог бы любой, кто стоял сейчас в доках Гурона. Укаши видел «Ночного бродягу» проплывающим над головой, одинокий, никчемный потрепанный корабль, явно не метящий отправиться в сражение. С некоторых пор он встречал всех гостей сварливого лорда и сейчас удача вела его.
- Я и так заберу то, что мне нужно, - лапа чуть раскрыла когти и что-то потекло вниз, заструилось, словно выпущенная кровь, и кто-то отшатнулся прочь, и откуда-то раздались наполненные яростью визги и проклятья, голоса и шум с другой стороны. – А ты сможешь говорить с ним, сколько захочешь. Иди. Ты пойдешь, и мы пойдем с тобой.
- Не возражай ему, - безразлично отозвался Торчер, в последний момент все же решивший ответить, и голос его был беззвучен – он отправлял сообщения в эфир, не проговаривая их вслух.
Киршиан почувствовал, что он серьезно вляпался. Этот тип посягал на самое ценное, что было в его однообразной жизни – на его корабль, его дом и пристанище, единственный его повод жить и выживать. Тот самый корабль, который однажды чуть не погиб по воле демонпринца Ацербуса, тот самый корабль, наполненный порождениями варпа, угрюмыми легионерами, жалкими смертными и просто жилищно-коммунальными проблемами. Тот корабль, который он ненавидел, со всеми этими людьми и легионерами, которых он ненавидел, со всеми нерешенными задачами, которые он тоже ненавидел… И тем не менее, посягательство на его единственную собственность в огромной вселенной породило где-то глубоко внутри его получеловеческой души огненную волну гнева. Этот ублюдок пытается отнять у него корабль, лишить его лидерства! Киршиан понимал, что он и Гуорф едва ли смогут долго противостоять этой своре рапторов в рукопашной схватке, однако выбор между смертью и поражением был очевиден: если Киршиан лишится своего единоличного лидерства и абсолютной власти на «Бродяге», тогда зачем ему вообще жить?...
Внезапно он понял, что ни за что не отдаст никому свой корабль. Вот хоть мир завтра перевернется – а он будет стоять до конца, но не испугается, не даст слабину, не позволит каким-то космическим скитальцам без определенного места жительства пинками скинуть его с командного трона. Он уже готов был заявить об этом вслух и стоически погибнуть, утащив с собой несчастного туповатого Гуорфа, как вдруг ему в голову пришла мысль поинтересней. Конечно, Киршиан понимал, что его интеллект не так высок, как у Фаорлина, но иногда и ему приходили в голову креативные решения. План был рискованным, зато его развязка казалась не такой трагичной и однозначной, как предыдущий вариант.
Эти твари – рапторы, кажется, - были круты. Да, круты и невероятно сильны. Чем-то они напоминали стаю диких животных, коих Киршиан повидал множество на различных отсталых мирах, где звери свободно разгуливали по лесам и полям от одного селения к другому в поисках добычи. У животных в стае всегда есть вожак, чье право на лидерство довольно нестабильно и держится до тех пор, пока амбициозный молодняк не посягнет на желанное место. Должно быть, раптор, который говорил с Киршианом. и был тем самым вожаком, а остальные, что шныряли в тенях позади него, всего лишь безликие твари. Как большинство легионеров на его корабле. Эта аналогия наводила на интересные мысли, но особенно полезным Киршиан счет тот факт, что рапторы, кажется, не работают на Гурона. А значит, эта бесцеремонная компашка может послужить и его целям в качестве боевой единицы… если только Киршиан найдет способ их контролировать. Это было самое сложное, однако время давало пространство для маневра. В конце концов, он Повелитель Ночи или кто?...
- Сколько у тебя воинов? – вдруг выпалил он неожиданно для самого себя. Вопрос пришел одновременно с очередным хрупким, но довольно заманчивым планом.
На Торчера он так и не посмотрел. Про себя Киршиан уже вскользь решил, что судьба раптора, впутавшего его в эту историю, в дальнейшем будет незавидной.
Укаши замер на месте от подобной наглости. Он уже собирался не ждать, для почтительного ответа чужак слишком протянул время и теперь раптор попросту был бы вынужден убить его, чтобы не оказаться опозоренным перед внимательно наблюдающими сородичами, но этот вопрос привел его в замешательство. И всех их.
В иное время и с иным собеседником это недвусмысленно означало бы приглашение, это означало бы начало иносказательных переговоров, хорошо известных любому, кто служил хаосу или торговал с ним, но этому голодранцу нечего было предлагать… ведь нечего? Укаши медлил, отодвигался назад, пригибал треугольную башку, усаживаясь, как огромное нескладное животное, наконец, оперся об пол ладонью и хмыкнул:
- А ты сосчитай.
Полуобернувшись, он издал хохочущий взвизг, высокий, мерзкий, словно на своем, на этом языке он смеялся над пришельцем и десятки голосов отозвались ему – тем же тоном, подняв шум и гвалт, эхом разошедшийся по коридорам.
- Варповый зверинец, - пропыхтел Гуорф в вокс по личному каналу с Киршианом, но тот не обратил на этот комментарий никакого внимания. Он слушал.
Даже улучшенный слух Астартес не дал ему точной картины происходящего, но он хотя бы получил представление, какой оравой заправляет вожак рапторов. Три дюжины рыл или чуть меньше, прикинул Киршиан, параллельно размышляя о плюсах и минусах содержания такой компании на своем корабле. Несомненно, расходы на содержание этого, как выразился Гуорф, варпового зверинца встанут ему в копеечку, а возможно, даже с риском лишиться единоличного лидерства. Но с другой стороны, если он сумеет обуздать вожака или убить его, то у него в распоряжении появится настоящий боевой отряд головорезов. А это значит, что в кои-то веки он сможет что-то противопоставить силам Империума, а то и самого Ацербуса, с которым у него все еще были личные счеты и незабытые старые обиды.
В каком-то смысле Фаорлин был прав – нельзя целую вечность скакать из одного отсталого мира в другой, уничтожая и порабощая безобидное имперское население, а при случае реальной угрозы со стороны собратьев-легионеров смело улепетывать в варп. Правда, Фаорлин в качестве альтернативы предлагал совсем не отряд рапторов… Киршиан почувствовал неприятный холодок вдоль позвоночных разъемов, когда представил, какой будет реакция Фаорлина, если на корабль притащится орава этих хамоватых дикарей. И хоть он сам был капитаном, а Фаорлин всего лишь первым помощником, все же мнение этого старого козла по непонятным причинам было для Киршиана весомым. Настолько весомым, что в настоящий момент Киршиан чувствовал себя едва ли не провинившимся школяром, который собирается делать что-то без предварительного согласования с папочкой. Его аж передернуло от этой мысли. Зато мысль о реакции Тенверда была гораздо приятнее. Если, конечно, Тенверд не решит воспользоваться предложением Киршиана свалить к Корсарам, пока не поздно. Но что-то подсказывало Киршиану, что Тенверд в последний момент подожмет хвост и никуда не свалит. Тенверд вообще был известным трусом, который храбрился и выпендривался лишь на словах.
- Значит, твой хозяин просто бросил тебя и твоих братьев здесь, а сам исчез в неизвестном направлении? – высказал он вслух свою догадку, вдруг почувствовав себя гораздо увереннее. Кажется, убивать его пока не собирались.
Киршиан вдруг ощутил себя на месте Тенверда, когда тот пару часов назад валялся в апотекарионе и выслушивал угрозы своего командира. Тогда смерть грозила Тенверду, а он, Киршиан, был хозяином положения. Теперь они поменялись местами, будто в насмешку каких-то высших сил.
Угловатая темная туша раптора чуть сдвинулась, подбирая под себя уродливые вытянутые пальцы, одетые в переделанную керамитовую броню – как будто руки гротескного великана. Он качнулся вправо и влево, и выдохнул свой ответ:
- Мы сами решили, это я так сделал. А ты нам не хозяин. Ты вообще не похож на хозяина, - договорил он, задирая вверх вытянутую морду, чтобы увидеть их всех, с удовольствием наблюдающих за перепавшим развлечением.
Возбуждение, и без того колыхнувшее их логово, достигло пика. Еще немного и им надоесть только смотреть. Наблюдатели, доселе стыдящиеся показать свое небезразличие, те, кому традиции их крохотного мирка предписывали только смотреть, неподвижностью и молчанием выказывая свое презрение, перебрались ближе. В конце концов, здесь слишком давно ничего не происходило, чтобы вот так впустую пропустить это небольшое событие. И они спешно выползали на свет, они пялились и кто-то даже тонко взвизгнул, то ли подбадривая вожака, то ли от отчаянного желания самому сделать то, на что сейчас имел право единолично Укаши. И эта напряженная, пронизанная шорохами и щелчками вокса тишина не вынесла, не выдержала и разорвалась лиловым пузырем-вспышкой, грохотом голоса, ударившего по стенам и ярусам:
- Убей! Убей его, Укаши!
И Киршиан, и все они знали этот голос. Торчер уже целиком стоял на свету, там, далеко внизу, полуголый и немыслимо уродливый в этой бесстыжей наготе. Его бледная кожа, казалось, сама светилась под тусклым прожектором, сплошь распаханная следами от старых ран, и только знак на его животе, темно-лиловый, казалось, вбирал в себя этот слабый свет, наливаясь чернотой, так выглядела покрывающая его спекшаяся кровь. И он не мог видеть всего снизу, но прекрасно слышал происходящее, и он был бы рад не позволить произойти еще одной страшной ошибке, но просчитался.
Они сидели на станции слишком долго. Рапторам было мучительно скучно, оттого смертоносные когти так и остались впустую скрести грязь на полу.
Киршиан прекрасно почувствовал накалившуюся атмосферу. Даже воздух, казалось, едва ощутимо затрещал, как перед дракой. Повелитель Ночи даже принюхался к фильтрованному воздуху внутри шлема - не пахнет ли жареным. Вроде нет. Но это не давало гарантию, что через пару секунд его не начнут бить. Рапторы окружали его и Гуорфа кольцом, явно намереваясь напасть, а Торчер своим визгливым нетерпением только еще больше раззадорил непредсказуемую публику.
"Ты ж подлая скотина, - подумал Киршиан, медленно зверея. - Если выберусь отсюда живым - честное слово, Торчер, ты мне за все ответишь. Твоя вонючая шкура будет украшать берлогу Менкхора, большего ты не заслужил. Молись своим богам, ублюдок, чтобы я до тебя не добрался".
Гуорф, стоящий сбоку и чуть позади Киршиана, согнул колени и чуть наклонился вперед, будто готовясь к прыжку. Из его вокс-решетки раздалось тихое рычание. Киршиан понял, что Гуорф тоже жаждет поквитаться с Торчером. Искра будущего побоища была заронена и теперь тихо тлела, готовая вот-вот вспыхнуть ярким пламенем.
Какой-то частью здравого смысла Киршиан прекрасно осознавал, что, если драке все-таки быть, он вряд ли выйдет живым со станции Корсаров. И он, и Гуорф рано или поздно сложат здесь свои головы, в лучшем случае успев утащить с собой парочку врагов. Численное превосходство рапторов, действующих единым фронтом, не оставляло им никаких шансов на успех. Но внутреннее упрямство не позволяло так просто отступить и склониться перед победителями. Чувство собственного достоинства, так или иначе свойственное всем космическим десантникам, было сильнее страха смерти. И гораздо сильнее чувства ответственности за жизни своих братьев. Сейчас Киршиан вообще не думал о том, что станет с его кораблем, если он и Гуорф не вернутся назад. Он в общем-то и смерти не боялся - в том смысле, насколько этот первобытный инстинкт самосохранения вообще свойственен сверхлюдям-Астартес. А вот перспектива оказаться хотя бы на ступень ниже в иерархической лестнице своего маленького социума была поистине ужасной. Фаорлин как-то брякнул, что, дескать, лучше быть вторым в городе, чем первым в деревне, но Киршиан был уверен, что в его случае лучше наоборот. Все или ничего, по-другому он жить просто не умел.
- Так мы ни до чего не договоримся, - небрежно бросил он сквозь вокс-решетку, воззрившись на предводителя рапторов немигающими красными линзами шлема. - Оставь свои угрозы для смертных рабов. Я вижу, что у тебя полно приспешников, но меня это не впечатляет. Боевых братьев у меня целый корабль, ничуть не хуже твоих, - Киршиан слегка преувеличивал реальную картину своих военных ресурсов, но, раз началась торговля, следовало и дальше держать образ недовольного покупателя. - Пока ты и твои приятели, - он намеренно больше не использовал слово "воины", - сидите здесь, во тьме и грязи, от вас никакого толку. Скажи-ка мне, раз уж ты называешь себя вожаком своей банды, готов ли ты выбраться из теней и поучаствовать в настоящем сражении? Скажем, как пару тысячелетий назад, - таким же небрежным тоном добавил он, мимоходом преувеличивая свой собственный возраст и призывая раптора вспомнить некие мифические времена "настоящей войны", к коим питали слабость многие ветераны поздней Ереси.
Реплика Торчера осталась без внимания. Киршиан продолжал демонстративно не замечать бывшего товарища, однако про себя уже решил, что, если все закончится благополучно, у Торчера начнется самый яркий период его жалкого существования. И уж точно самый незабываемый.
Укаши с интересом послушал, даже покачал вытянутой мордой шлема, откровенно играя для сородичей, которые, как и он, прекрасно знали, что такое, эти «настоящие сражения». Мальчишка из Повелителей Ночи был преизрядным хвастуном, если говорил о каких-то сражениях на том корабле, который пристал к докам. Посмотреть на него сходило несколько охотников – Тихий Хале, едва только своим сверхъестественным чутьем узнал о новой стыковке и Солнечный со своими приятелями. И первый, оправдывая прозвище, счел за лучшее промолчать об увиденном, но Соль почти до настоящего момента потешался над «Бродягой», которого они в подробностях рассмотрели с брони станции. Пусть молодняк любил приукрашать детали, сбежавший оттуда раптор был красноречивей любой болтовни.
С другой стороны, ему нужно было выбраться отсюда, причем, желательно с сородичами. Вместе они представляли собой не только значительное неудобство, но и большую ценность. И редкость. Отодвинувшись назад, Укаши медленно прошел по полу, потом по стене, устроился уровнем выше, на краю галереи со сбитыми перилами и рассмотрел своих гостей. Сейчас все они думали примерно об одном и том же – для начала оказаться на корабле, провести разведку, а там без труда удастся скорректировать его курс. Горе тому кретину, что забудет о том, что пускает на борт штурмовой отряд, способный провести операцию за считанные минуты.
- Ну и что, в Черный Крестовый Поход меня позовешь? – поинтересовался сверху раптор, своим отступлением показав и остальным, что не следует драться и портить развлечение. – Хорошо, сдаюсь. Я согласен. Что теперь?
- Убей его, - негромкий и вкрадчивый голос, все еще незнакомый, принадлежащий слаанешиту, разлился в общей сети. – Не нужно, убей его, Укаши!
- Закрой пасть, новичок, - буркнул тот в ответ, достаточно твердо, чтобы указать пришельцу его место, и добавил, уже для всех: - Нам нужно к Оку. Нам нужно прибиться к любому нашему флоту, проходящему там. Здесь мы уже слишком долго.
- Так может, он дело говорит? – добавился еще один голос, чье-то низкое урчание. – Я бы не хотел встретить то, что напугало чемпиона хаоса.
Укаши дернул головой и донесся его щелкающий смех.
- Я, кажется, знаю, что пугает чемпионов хаоса. Отсутствие механикумов, до блеска вылизывающих их аугметику, дерьмовая жратва и полугодовой перелет в бронированном ящике.
Кто-то фыркнул, сверху раздались такие же деликатно негромкие, но достаточно ядовитые смешки – мало кто из них видел настоящего слаанешита, но абсолютно все были убеждены в том, что это существа капризные и изнеженные, даже если это их собственные сородичи. Новоприбывший им казался забавой, пожалуй, даже чуть более интересной, чем чужак-капитан.
Киршиан же, понятия не имевший, что творится в голове у Торчера, почувствовал твердую почву под ногами и окончательно осмелел. Подобно всем своим братьям, он наглел сразу, как только его жизни переставала грозить явная опасность.
"Вот как запел, "подари нам место", - подумал он, весьма довольный собой. - Ну что ж, это уже лучше, чем "попробуй меня останови". Не только Фар умеет вести переговоры".
Вслух же сказал, продолжая придерживаться намеченного плана:
- Похоже, это тебя мне предстоит спасти от скуки и прозябания в этом тухлом местечке. Видишь ли, мне не нравится, когда таланты моих генетических братьев пропадают попусту, - добавил он, сожалея, что искажения вокс-динамика недостаточно передают нарочитую небрежность этой фразы. Хотя, возможно, это и спасло его от очередного опасного момента. - Поэтому, - продолжал Киршиан, - мое предложение заключается в следующем. Я предлагаю тебе вспомнить молодость и захватить имперский патрульный корабль, который раз в две недели проходит неподалеку от системы Макей. Отсюда меньше двух недель хода через варп. Все, что найдем внутри, поделим поровну, а корабль с экипажем, так уж и быть, оставь себе. Что ты скажешь на это?
Киршиан старательно делал вид, что ответ Укаши его не особо-то интересует, и вообще он тут всем одолжение делает от широкой души, а сам внутренне сжался, напряженно ожидая, что на этот раз выкинет непредсказуемый вожак рапторов.
Стало чуть тише. Рапторы услышали предложение, и, хотя ответить на него мог лишь их командир, каждый из них тщательно обдумал услышанное. Дисциплинированный молодняк, вернее, те, кто в их стае таковыми считались, сочли нужным выключить микрофоны прежде, чем скептически отфыркаться, обладающие более высоким статусом солидно промолчали, но кто-то один, чей голос все они слышали крайне редко, отчетливо произнес в сеть:
- Идиот.
И Укаши был, в общем, согласен с Тихим Хале, неразговорчивой, в общем-то, тварью, сейчас, скорее всего, явно задетой за живое. Они все (он надеялся, что все) прекрасно понимали, что перехватить патрульный корабль, выходящий из варпа и уходящий туда вновь будет занятием почти бесперспективным, но, в отличие от Хале он был их вожаком и потому вынужден был иногда проявлять в том числе и снисхождение.
- Да, да, да, я согласен, мы все согласны, даже Торчер, - говоря, он скалил под шлемом острые тонкие зубы, как разъяренное животное. - А теперь, когда мы пришли к согласию, не испытывай больше наше терпение. Повернулся и пошел, ну!
Услышав свое имя, Торчер настороженно вскинулся, внимательно рассмотрел раптора, что по-прежнему говорил с его бывшим хозяином и бестолково повертел головой, услышав совершенно непонятную для него команду. Кто-то пошевелился, кто-то пробежал по потолку, стене, увеча и без того пострадавшее от когтей покрытие; вниз осыпался мусор. Он запоздало сообразил, что вперед выдвигается авангард, два или три боевых звена, которые осмотрятся на месте и подождут, пока остальные собирают пожитки. Ну или сумеют вернуться, если встреча окажется грубее, чем они предположили. Все они.
Торчер фыркнул себе под нос. Ему было неинтересно. В любом случае, все пройдет мимо, потому что у него было занятие поважнее - собрать остатки своей брони, пребывающей в крайне плачевном состоянии и подумать над тем, откуда брать запчасти или хотя бы чем заменить поврежденные бронепластины. Хаоситская запасливость и привычка жить от трофея до трофея отучила его быть слишком капризным в выборе, и труп растерзанного его тварями варпового когтя был бы очень кстати. Останавливало только то, что ему никто не позволял потрошить труп, ну или пока еще не труп, но раптора, который в перспективе им станет. С его суками шутить нельзя, Торчер знал это, хотя и чисто умозрительно представлял себе, насколько они свирепы и насколько голодны. Всегда голодны и всегда свирепы, потому что он не приносил им жертв и, по большей части, только оскорблял в мыслях, зная, что они слышат. Они все всегда слышат. Но если он не разберется со своей проблемой, пожалуй, скоро он сможет кое-что сказать им лично. Раздумывая, он подрезал нитки, торчащие из длинного шва, тянущегося через весь распаханный шрамами белесый бок и вертел свои немногочисленные воспоминания. Какие-то ублюдки, бывший хозяин, снова какие-то ублюдки из Восьмого Легиона, хотя быть кем-то, кроме ублюдков, у них всегда получалось скверно... тот смешной колдун, решивший, что Торчер его трахнул, и снова хозяин... который ему кое-что должен. Он сплюнул накопившуюся в пасти слюну, уже потекшую через разомкнутые зубы и медленно навьючил на плечи части первичной брони, почти не пострадавшие, пригладил ладонью прикрывавшие живот и спину керамитовые пластины, похожие на чешую - в них не хватало целого ряда. Но все ничего. Раз ему предстоит вернуться, он припомнит и о том, что ему причитается. Он потребовал труп убитого им, и не получил ничего, кроме туманных обещаний. Вероятно, стоило об этом напомнить хозяину... бывшему хозяину. А потом можно будет и выяснить, кто из них двоих - он или Укаши достоин жить, а кто накормит собой его сук.
Киршиан целую секунду мучительно балансировал между внутренним желанием осадить вожака рапторов (с перспективой ввязаться в еще одну перебранку, а то и в драку) и чуть более сильным желанием поскорее покинуть это место (с перспективой проглотить хамство Укаши и прослыть слабаком). Последнее ему вовсе не улыбалось, хотя это тухлое местечко уже успело порядком надоесть. А тут еще Гуорф стал поторапливать его по внутреннему каналу:
- Капитан… это… мы собираемся их убивать иил как? А то, может, пошли, а? Пока они не смотрят.
Гуорф был не осведомлен о далеко идущих планах его командира, поэтому, вероятно, принял столь смелое предложение Киршиана о захвате имперского корабля за блеф или хитрость. Ну не может же и правда Киршиан принять на борт этих ненормальных уродов! Гуорф с отвращением наблюдал за копошащимися в строительном хламе рапторами. Он ни за что не признавал в них собратьев по легиону и не желал иметь с ними ничего общего. Зато Киршиан явно считал иначе.
Конечно, он рисковал. Рисковал не только своей жизнью, но чем-то более важным – делом всей своей жизни. Своим кораблем, своей командой, своей репутацией, в конце концов. Все это он мог потерять одномоментно, приняв одно неверное решение. Но какая-то врожденная общечеловеческая жадность – этот первобытный инстинкт, свойственный даже космическим десантникам – упрямо твердила ему, что рапторы могут стать ценным ресурсом, если безоговорочно взять их под контроль. А еще это предоставляло ему шанс в скором времени остаться с Торчером наедине. Киршиан не знал всей истории, но полагал, что Торчер не особо популярен среди братьев Укаши, и те вряд ли будут стоять за него горой. Тем лучше.
Еще немного поколебавшись между устойчивостью своего лидерства и перспективой однажды поквитаться с Ацербусом за все хорошее, Киршиан выбрал относительно безобидный ответ.
- Советую тебе не забывать, кто хозяин на моем корабле, - сказал он вожаку рапторов по внешней связи, чтобы слышали все. – Будешь выделываться – и наша дружба долго не продлится. А теперь собирай свою братву и отправляйся к шлюзу – полагаю, ты знаешь к какому. Времени у меня в обрез, так что опоздавшие останутся в хорошей компании Корсаров, - про время он сблефовал, поскольку точно никуда не опаздывал, но фраза прозвучала хорошо. Да, определенно лучше, чем просто «ну ладно, встретимся там-то».
Не дожидаясь ответа, он резко развернулся, едва не столкнувшись наплечником с Гуорфом, и широкими гулкими шагами направился туда, откуда пришел. Он мысленно ожидал выстрелов в спину, окликов, любых других попыток его остановить. И это было бы в общем-то логично. Но с другой стороны, уж лучше так, чем провожать Укаши лично и показывать ему дорогу.

66

- Ну вот ты и снова дома, смотри, Восьмой, вот твой легион, вот твои братишки… правда, очень маленькие, да и домик у нас похож на кучу дерьма. Но ты рад? А? Правда, рад?
Тот, кого он назвал Восьмым, остановился и обернулся назад. В отличие от своего спутника, он шел на двух ногах и общего между ними было только острые обводы ранцев, торчащие над головами. Броня Восьмого, выкрашенная некогда в глубокий темно-синий цвет с тускло-латунными окантовками, казалась рябой от сколов и царапин; цвета, что носил его спутник, определить было сложнее, на некрашеном наплечнике желтела грубо нарисованная звезда хаоса со свирепым выкаченным Оком.
- Восьмой, что-то ты опять молчишь, ты недоволен?
Трескучий смех где-то позади. Странный силуэт говорившего, похожий на четвероногое животное, что шло на внешних сторонах непропорционально длинных передних лап, сберегая чудовищные когти, чтобы не тупить их об пол. Он оглядывался и в профиль вытянутая морда имела что-то общее с коротким птичьим клювом, разумеется, если у птиц на головах бывают воздухозаборники.
И еще он не умолкал. У порченной варпом твари был обычный, нормальный голос, но как будто он когда-то давно так отвык слышать чужую речь, что попросту начал разговаривать сам с собой и не может отвязаться от этой привычки.
- Соль, заткнись.
- Вы это повторяете постоянно… о, Восьмой, ты слышишь что-нибудь?
- Это Нигон, идет за нами.
Раптор остановился и сделал, казалось бы невозможное – замолчал. Кажется, продолжать говорить и прислушиваться он одновременно не мог.
- Это не Нигон. Это наш, кхе, хозяин.
- Он будет нам хозяином не раньше, чем Абаддон отсосет у лордов Терры.
Восьмой встал, касаясь ладонью болтера; не собирался стрелять, но сделал это движение так же естественно, как замерзшая рука тянется к теплу.
- Ты знаешь, судя по слухам, это может иметь место… эй, Восьмой, ты собрался меня прикрывать? Блядь, как благородно. Вы, восьмые, все такие или ты один самоотверженный выродок?
- Скоро узнаешь.
- Напрасно мы пошли вдвоем. Надо было дождаться Кару.

Раптор прошел мимо своего соратника вперед, обернулся в темноту и зашагал быстрее. Впрочем, спешил он напрасно. Нигон, который ушел первым, первым и успел. Он забрал с собой все свое боевое звено, и, хотя столь громко они называли свои издавна сработанные тройки, и троих астартес из штурмового отряда было достаточно, чтобы начать наводить порядок. Ни перед шлюзом, ни за ним никого не было, заклиненная дверь раз за разом пыталась закрыться, скрежетала в пазах, застревала и открывалась снова.
Они ждали того, кто, как побитая псина, возвращался сейчас на свой корабль, намереваясь примерно повторить то, что сделал их предводитель, жизнью чужака выкупив свою безопасность.
Тот из них, чье имя было Нигон по прозвищу Большой, действительно выделялся размерами; части брони уже слились с его телом, через щели в бронепластинах виднелась жесткая шкура, поросшая редкой черной щетиной. Крылатый шлем, слитый с черепом воедино, спереди раскалывался крайне анатомичной узкой пастью, руки и ноги стали лапами с адамантиевыми когтями, острыми настолько, что им под силу было рассечь реальность и выплеснуть наружу варп – сомнительный дар той стороны. Он сидел спиной к выходу из коридора, уверенный в своей неуязвимости, и терпеливо дожидался, а дождавшись, склонил уродливую башку и представился:
- Мое имя – Нигон. А они называют меня Большой.

Последнее касалось тех, кто дожидался слева и справа от него – почти такое же извращенное варпом создание, почти нормальный космодесантник, еще раптор и астартес, которого можно было бы счесть за одного из тех, кто уже жил на Бродяге, в темно-синей броне Повелителей Ночи, с номером их Легиона на наплечнике, но в его сторону Нигон ткнул лапой:
- Его зовут Восьмой. А это – Соль. За твоей спиной – Азго Девять Черепов, или уже десять, хрен его знает... вон там, уже над тобой – Тихий Хале. Если не будешь делать глупостей, он там и останется, а нет – отделаем получше, чем твоего дружка-слаанешита.

67

«Я слышал, что Эйден получил в бою раны, не совместимые с жизнью. Советую тебе присмотреться к этому юнцу, Рафалу Тенверду. Он неплохой стрелок и, кажется, имеет мозги. Он вполне мог бы занять место Эйдена» (с) Киршиан в разговоре с одним из капитанов демонпринца Ацербуса, где-то в жопе мира, М36.

«Тагиииииил!» (с) Рафал Тенверд в одной из прошлых жизней, Анатолийский полуостров, конец М2.

Узкий технический коридор слабо освещался одной-единственной лампочкой, зловещий зеленоватый свет которой мерцал в разлившейся на полу луже вязкой жидкости. Брезгливо поморщившись, Лоя Конт на цыпочках в три прыжка преодолела лужу и осторожно двинулась дальше. Она старалась двигаться боком, чтобы не задевать плечами и бедрами влажные стены, покрытые конденсатом. Из тонких охладительных труб, тянувшихся под потолком, капал фреон – видимо, истончился герметик в местах сочленений. Но Лою это мало заботило, она была пилотом и отвечала перед хозяевами исключительно в рамках своих обязательств. По правде говоря, она понятия не имела, кто отвечает за утечку охладителя и есть ли вообще кто-то ответственный. В том обществе, где она жила уже более десяти стандартных лет, никому ни до чего не было дела – за исключением своих прямых обязанностей. Интересоваться чьей-то работой, проявлять инициативу и предлагать помощь было попросту опасно и иногда даже наказуемо. Это она однажды поняла на собственном опыте, когда брякнула Нелу Дивиру в присутствии Фаорлина что-то насчет гниющих овощей на складе. Фаорлин оценил ее бдительность и энтузиазм по достоинству: Лоя трое суток в одиночку таскала ящики с гнилыми овощами через три палубы от склада до отстойника. Тогда-то она и зарубила себе на носу, что инициатива наказуема, поэтому о текущих трубах предпочитала помалкивать, а то еще заставят чинить.

Несколько минут назад она пыталась пробиться к общему санузлу, чтобы отвоевать себе пару литров технической воды. Но не тут-то было. Запасы воды на корабле подходили к концу, поэтому Нел Дивир распорядился ввести ограничение на потребление столь важного ресурса. Слугам на всех отводилось на сутки столько-то галлонов воды многократной переработки (а потому не очень-то чистой, фильтры тоже нуждались в замене), и они очень быстро заканчивались. Порой слугам даже пить было нечего, не говоря уже о том, чтобы помыть руки или принять душ. За многие годы жизни в таких условиях Лоя успела позабыть, что такое горячая ванна, чистая вода и мыло. Ее особой привилегией было раз в месяц очень быстро помыться в общей душевой под тонкой струйкой едва теплой воды, прогоняемой через генератор отопления. Если удавалось раздобыть или выменять у кого-нибудь кусочек мыла, то ночь считалась удачной.

Сегодня она снова осталась без воды, поэтому идею вымыть волосы пришлось в который раз отложить на завтра. Лоя подозревала, что у важных господ нет очередей и драк за воду, как нет и ограничений, и это порой сильно ее злило. Причем, желающих помыться среди Повелителей Ночи было немного.

«Сволочи, - думала она, страшась собственных мыслей. – Сами не моются и другим не дают. Собаки на сене».

Про собак на сене она знала не понаслышке, ибо в ее родном мире с изобилием хватало и собак при каждом дворе, и сена.

С тех пор прошло много лет, по прикидкам Лои – целая вечность. Она даже не могла бы точно сказать сама, сколько ей сейчас лет. Внешне ей можно было дать в равной мере и двадцать пять, и под сорок. Лоя была тонкой, болезненно худощавой женщиной с острыми локтями, скулами и подбородком. Среднего роста, с бледно-серой кожей, она запросто могла сойти за бесплотного призрака – если бы не была излишне активной и горластой. Уж что-что, а характер у нее был, порой даже слишком напористый и хамоватый. Возможно, именно благодаря своему характеру эта хрупкая женщина не затерялась однажды среди серой массы рабов, захваченных Повелителями Ночи на одном довольно-таки отсталом имперском мире.

Некогда у нее были красивые черные волосы длиной ниже пояса, идеально прямые и тяжелые, предмет ее личной гордости. С тех пор многое изменилось, симпатичная загорелая девушка заметно похудела, осунулась, побледнела, в живых черных глазах погас огонек, а некогда роскошные волосы, теперь заметно поредевшие, были неровно острижены ножом совсем коротко, под мальчишку. Ногти на тонких пальцах потрескались и пожелтели, узкие губы совсем потеряли цвет, прежнее хрупкое изящество ее облика стало каким-то угловатым, неряшливым, неказистым. Да и возраст давал о себе знать периодической ломотой в пояснице, не говоря уже о головных болях.

Впрочем, несмотря на длительное существование в довольно-таки скотских условиях, Лоя по-прежнему оставалась женщиной. Со своими женскими потребностями. У нее сохранилось стремление выглядеть опрятно, желание вымыть руки и лицо перед сном, а также зависимость от чужого мнения. Она видела, что представляют собой женщины, влачащие жалкое существование на нижних палубах, среди грязи, нищеты и преступности. Это были сломленные, сгорбленные женщины, исхудавшие от недоедания или наоборот непомерно растолстевшие от каких-то болезней, в рваных грязных одеждах, с редкими спутанными волосами, с рано постаревшей кожей, но самым мерзким в их облике был запах, удушливый запах многолетней грязи и пота. Женщины и мужчины жили там, в кромешной тьме, питались отбросами, дрались за выбрасываемые более привилегированным населением вещи, но при этом умудрялись каким-то образом размножаться. Лоя не представляла себе, при каких обстоятельствах у этих людей мог быть зачат ребенок и тем более выношен, но она определенно видела на нижних палубах детей. Немного, но несколько младенцев и более-менее подросших детишек точно были.

Лоя редко спускалась вниз. Она относилась к той категории населения «Бродяги», что может пользоваться редкими благами цивилизации за свои заслуги перед хозяевами. В какой-то мере ей повезло, у нее был свой талант, который она могла выгодно продать. Именно поэтому она не затерялась среди сотен безымянных рабов, что выживали сейчас внизу, отчаянно сражаясь за спальное место поближе к отопительному котлу.

Лоя ненавидела эти темные коридоры, смрадные закоулки и обитателей нижних палуб, что снуют в тенях в поисках наживы. Спускаться вниз было не только неприятно, но и небезопасно, поэтому Лоя ходила туда в сопровождении целой компании мужиков-пилотов, которые могли в случае чего постоять и за себя, и заодно за нее. Дел у них внизу было немного – что-то обменять, что-то купить, что-то продать. Там, где процветал черный рынок, не было места правилам и законам, и местное население жило исключительно по понятиям. Лоя не знала, что это означает, но так говорили все, кто хоть раз шел приобрести что-то на черном рынке.

С сожалением Лоя подумала, что, если завтра ей снова не достанется воды, придется спуститься в этот гадюшник и попытаться выторговать хотя бы пару литров ржавой технической воды. Взамен она могла предложить свою старую куртку или разводной ключ, стащенный из ангара. Конечно, ей бы здорово влетело, узнай кто из хозяев, что слуги тырят рабочий инвентарь с целью продажи, но, в конце концов, все так делают. А хозяевам многие вещи знать необязательно. Правда, мог кто-то сболтнуть, ибо недоброжелателей здесь у каждого хватало. Поэтому Лоя старалась очень осторожно выбирать себе друзей для своих нечастых походов «на рынок».

Она свернула за угол и оказалась в более широком коридоре, миновав технический отсек. Здесь было темнее, но явно суше, и пространства было побольше. Этим коридором пользовались и слуги, и господа, чтобы как можно быстрее добраться до ангара. Но едва она сделала пару шагов, как прямо перед ней мелькнула громоздкая черная тень.

Она взвизгнула от неожиданности, а затем последовал удар спиной и затылком о дюракритовую обшивку коридора. Огромные руки железной хваткой схватили ее худенькие плечи. У Лои перехватило дыхание, она зажмурилась, уже мысленно приготовившись умереть. Вот только вместо ожидаемой резкой боли и последующего помутнения окружающего мира она услышала хриплый окрик:

- Ты, тупая сука, какого хера ты здесь делаешь?

Девушка осторожно приоткрыла сначала один глаз, затем второй. Над ней зависла громоздкая фигура космодесантника. Во тьме сверкнула аугметика, на нее уставились искусственные безжизненные глаза. Лоя тотчас сообразила, кто перед ней, и ее внутренне передернуло не то от страха, не то от отвращения. Столкнуться в узком коридоре с Рафалом Тенвердом – можно ли представить себе более неудачное завершение ночи?... Тенверд был без брони и без оружия, на нем красовались лишь потертые темно-синие штаны и какая-то несуразная накидка, покрывавшая плечи. Кажется, даже обуви никакой не было – этого Лоя не смогла толком разглядеть. В этом неожиданном облике Тенверд казался еще более диким и сумасшедшим, чем обычно. Тем не менее, он отпустил ее и отступил на шаг, разглядывая свою случайную жертву немигающим взглядом аугментических глаз. От этого взгляда Лое всегда становилось жутко. Демонстративно сплюнув на пол едкой слюной, Тенверд, не дождавшись ответа, небрежно скомандовал:

- А ну проваливай, сучка, и чтоб я больше не видел здесь твою тощую задницу!

Плевок зашипел в луже протекшего охладителя. Дважды повторять Лое не пришлось. Пробормотав «Да, господин», она торопливо затрусила дальше по коридору, спиной ощущая злобный взгляд Тенверда. Кажется, ей повезло, хотя она ожидала, что этот мерзкий тип в любую секунду настигнет ее одним прыжком и свернет ей шею. Конечно, у нее было какое-никакое право на безопасность, и ее с меньшей вероятностью могли вот так прикончить в темном углу, но от Тенверда можно было ожидать всякого. Этот козел, как она мысленно всегда называла его, был агрессивен и абсолютно непредсказуем. Лоя удивлялась, отчего Киршиан до сих пор держит его при себе.

Тенверда не любили все. То есть, вообще все. Насколько могла судить Лоя, смертные слуги, хоть и являлись по сути бесправными рабами, относились с уважением к Киршиану и Фаорлину. Эти двое были справедливы и никого просто так не обижали. Остальные Повелители Ночи по большей части просто не замечали своих рабов, что последних вполне устраивало. Зато Тенверда ненавидели даже рабы. И, кажется, среди братьев он тоже не пользовался авторитетом.

Лоя вздохнула с облегчением, когда наконец вышла в ангар, наполненный жужжанием какой-то техники и голосами многочисленных рабочих. Сейчас она позволила себе обернуться и убедилась, что Тенверд не следует за ней. Она понадеялась, что он уже позабыл об этой случайной встрече. Ей показалось, что Тенверд был столь агрессивен, потому что поджидал в коридоре кого-то другого. Впрочем, какая ей разница? Лоя просто мысленно поблагодарила Бога-Императора – единственного бога, в которого она тайно верила – за то, что осталась цела и невредима.

Она зябко поежилась и обняла себя за плечи. Несмотря на то, что в ангаре было не так холодно, как на всем остальном корабле, ее почему-то пробрала дрожь. Осознание того, что она чуть не попала кое-кому под горячую руку, накрыло ее с запозданием. Некоторое время она просто стояла около отключенного и полуразобранного сервитора-погрузчика, пока ее не вернул к реальности чей-то оклик.

- Эй, Лоя! – раздался откуда-то сверху звонкий и излишне бодрый голос. – Какие новости? Тебе что, снова воды не досталось?

Она подняла голову. С крыши стоящего неподалеку «Громового ястреба» на нее с любопытством взирал Ник Бутхейн, нагловатый и не в меру активный пацаненок, которому на настоящий момент едва ли исполнилось семнадцать.

Ник вырос в трюме «Бродяги» и никогда не знал своих настоящих родителей. Кажется, их убили в очередной драке за еду, а может, они просто однажды умерли от холода и болезней. За мелким пацаненком присматривали по очереди все, кому было хоть немного не все равно на судьбу одинокого ребенка, а потом этот тип каким-то образом пролез в помощники к механикам и с тех пор вел себя так, будто он всем здесь лучший друг. Лою он откровенно раздражал. Ник, кажется, был всем доволен. Он знал гораздо худшую жизнь и никогда не видел мир за пределами мрачного холодного корабля, поэтому свое положение считал более-менее привилегированным. И хозяев он, кажется, нисколько не боялся – или делал вид, что не боялся. По крайней мере, с такими же слугами, как он, этот мелкий наглец вел себя очень даже самоуверенно.

- Отстань от меня, придурок, - огрызнулась Лоя и поспешила отойти подальше от «Ястреба».

- Ну и пошла отсюда, злюка, - весело крикнул ей вслед Ник, нисколько не обидевшись. Кажется, его нисколько не смущало, что Лоя по возрасту годилась ему в матери.

В лабиринте из нагроможденных друг на друга металлических контейнеров Лою поймал ее второй пилот, Деррик. К этому человеку она относилась гораздо терпимее и даже в чем-то по-дружески. Деррик был немного старше нее, имел крепкое поджарое телосложение и по возможности гладко выбривал довольно-таки привлекательную физиономию, вот только никаких отношений у них так и не сложилось. Деррика, кажется, абсолютно не интересовали женщины. И не только женщины – этот тип, похоже, вообще не интересовался ничем, кроме своих прямых обязанностей, что нередко расстраивало Лою.

- Я обнаружил песок в топливном баке «Непокорного» - то ли это чья-то дурацкая шутка, то ли крышка неплотно прилегала, - начал он без приветствия и предисловий. – Пришлось его снять и тщательно промыть. Я собираюсь проверить остальные баки, вдруг там то же самое.

- Разве этим не должны заниматься сервиторы? – равнодушно откликнулась Лоя, засовывая руки в карманы, чтобы Деррик не увидел, что она нервничает.

- Чтобы эти дегенераты вместо бака оторвали парочку двигателей? Обойдусь, - фыркнул Деррик. – Не мне тебе рассказывать, что наши сервиторы – самые тупые во вселенной.

Лоя нервно хихикнула. Конечно, техническое оснащение корабля не обсуждалось напрямую с господами, но все слуги, которые напрямую контактировали с сервиторами, понимали, что некоторую работу лучше сделать самостоятельно.

Они обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами, после чего Деррик умчался по каким-то срочным делам. Лоя печально посмотрела ему вслед. У нее здесь были кое-какие друзья, было с кем перекинуться парой слов, было с кем поругаться от души. Она была хорошим пилотом (и это было единственное, что она умела делать хорошо). Даже сам Киршиан благоволил ей. Но при всем этом она все равно была одинокой несчастной женщиной со сломанной судьбой. Лоя понимала, что в каком-то смысле ее жизнь кончена. Она никогда не сможет жить нормальной человеческой жизнью, никогда не повидает мир, не выйдет замуж, не родит детей, не состарится в окружении любящих родственников. Уже близится та возрастная черта, за которой маячит старость, слабость и никчемность. При всех ее малых талантах ей очень быстро найдут замену, как только окажется, что она больше не в силах делать свою работу хорошо. И тогда ей останется лишь уползти на нижние палубы и там тихонько умереть. А компанию ей составят жирные корабельные крысы, которые примутся трапезничать ее еще теплым трупом. Лоя поежилась от такой перспективы.

Стоя в тени «Непокорного», она наблюдала за тем, как вереница сервиторов-погрузчиков двигается туда-сюда от шлюза, соединяющего корабль со станцией Корсаров. Они прилетали сюда уже не первый раз, но Лоя никогда не была на станции. Никто из смертных, обитающих на «Бродяге», никогда не ступал во владения Корсаров, однако слухи о внутренностях станции ходили самые красочные. Не то чтобы она рвалась своими глазами увидеть «Зрачок Бездны» изнутри, но это было бы хоть какое-то разнообразие в череде одинаково серых ночей. Лоя не помнила, когда она вообще последний раз выходила во внешний мир, не считая редкие вылеты за награбленным добром. И то даже в таких случаях ей не всегда удавалось покинуть кабину пилота, и за внешним миром приходилось наблюдать через мутное лобовое стекло. И поскольку вылеты совершались по ночам, то ничего интересного она там не видела.

- Привет, - вдруг раздался тихий голос позади нее.

Лоя испуганно обернулась. Однако быстро успокоилась, потому что позади стоял вовсе не Тенверд и даже не придурочный Ник Бутхейм. Только Нел Дивир мог подкрадываться так незаметно.

- Привет, - отозвалась она, нервно теребя завязки на рукавах куртки. – Я не знала, что ты здесь.

- Фаорлин велел мне проследить за погрузкой, - небрежно ответил Нел, не удосужившись добавить к имени начальника «лорд» или «господин». – Но я смог выкрасть пару минут, чтобы поговорить с тобой.

Нел Дивир представлял собой странное и одновременно забавное зрелище. Он был высок, крепко сложен, но при этом выглядел, как настоящий варвар. Темные с проседью волосы, собранные в неряшливый хвост, достигали поясницы, борода была едва ли короче, кустистые брови почти полностью скрывали глубоко посаженные черные глаза, отчего Лоя всегда удивлялась, как Нел вообще что-нибудь видит. Лицо его было отнюдь не привлекательным, но запоминающимся, с крупными чертами и темной кожей, что было явной редкостью в этом царстве унылых бледных теней. Живой и разговорчивый, Нел Дивир был полной противоположностью всем остальным смертным обитателям корабля. Он носил яркую пеструю одежду, непонятно где добытую, в то время как другие слуги годами ходили в поношенной темно-синей униформе. Несмотря на холод, массивные руки Нела, покрытые зарослями черных волос, всегда были обнажены по плечи, грудь прикрывала пестрая жилетка из толстой джинсовой ткани. Этот диковатый, несколько сумасшедший вид, однако, ничуть не умалял интеллектуальных достоинств Нела. В своем преклонном возрасте – ему было около сорока пяти стандартных лет – он был на удивление быстр в решениях и довольно вдумчиво организовывал работы по обслуживанию корабля. Фаорлин с удовольствием спихивал на него все обязанности управляющего, зная, что Нелу даже в радость заняться какой-нибудь организацией.

А еще Нел Дивир приходился Лое дальним, хоть и не кровным, родственником. В том мире, откуда их некогда забрали Повелители Ночи, он был женат на двоюродной сестре матери Лои, то есть, приходился ей дядюшкой в каком-то поколении. Может, у них было мало общего, но все же Лое было приятно видеть рядом хоть какое-то более-менее родное лицо. Даже если это был такой странноватый тип как Нел.

- Ну и о чем же ты хочешь поговорить? – спросила она, выдавив из себя дежурную улыбку.

Дивир огляделся, будто не хотел, чтобы их подслушали. После чего приблизился к Лое и, понизив голос до заговорщеского шепота, заговорил:

- Помнишь, я рассказывал, что Келлум видел в трущобах гигантское насекомое?

- Ну да. И что? – равнодушно спросила Лоя.

- Ему никто не поверил. Но ко мне недавно пришел Занки и рассказал примерно то же самое. Он пошел купить что-то на черном рынке и наткнулся на существо, по описанию похожее на то, о котором всем рассказывал Келлум. Говорит, едва ноги унес, - также тихо сообщил Нел.

- Келлум мог соврать и дорого за это не взять, - пожала плечами Лоя. – А что Занки вообще делал в трущобах? Он черного рынка боится как огня.

Трущобами среди слуг неофициально называли нижние палубы – те области корабля, где приближенные к легиону рабы предпочитали без надобности не показываться. Вокруг трущоб ходило много слухов. Поговаривали, что там обитает всякий сброд – смертные, которые не значатся в перечне экипажа. Там случались разбои, грабежи, даже убийства. И, конечно, не обходилось без страшилок про гигантских крыс-мутантов, взбесившуюся технику и буйных призраков. Лоя не особо верила в эти истории. Она лично ничего подобного не видела, но все же предпочитала держаться подальше от трущоб. Неблагополучные районы следовало обходить стороной, и вовсе не из-за привидений.

- Можешь не верить. Просто не ходи туда, Элоиз, - ответил Нел ворчливо. Лоя недовольно посмотрела на него, а Нел тем временем продолжал: - Если тебе что-то нужно – ну, там, одежда, еда – лучше скажи мне, я попробую достать. Внизу становится небезопасно.

- Мне не нужен папочка! – взвилась вдруг Лоя. – Все, что мне нужно, я достану сама. И если ты пришел рассказать мне очередную страшилку, выдуманную двумя идиотами, то ты зря теряешь время. Мало ли что этим двоим показалось? Говорят, у страха глаза велики.

Нел покачал головой.

- Дело не только в страшилках. Я расскажу тебе кое-что, но между нами. Не будешь трепать? – серьезно спросил он.

Лоя невесело усмехнулась.

- Можно подумать, мне есть кому рассказывать.

- Ладно. В общем, я говорил с Келтер. Она тоже обеспокоена случившимся. Пару ночей назад произошло массовое ритуальное убийство, - Нел сделал паузу, но заметив, что Лоя проявила интерес, продолжил: - Человек десять. Недалеко от главного реактора. Всех нашли жестоко убитыми, их тела были практически растерзаны, что теперь невозможно их опознать. Они были членами какого-то культа или чего-то в этом роде, я лично видел на стенах рисунки, похожие на руны или эзотерические знаки. Возможно, они покромсали друг друга во славу Губительных Сил, или их прирезали члены другого культа. Короче, нехорошие дела творятся, да.

- Это ты их нашел? – спросила Лоя, нахмурившись.

- Нет. Я пришел позже.

- А кто?

Нел замялся.

- Ну… в общем, Киршиан, - прошептал он и оглянулся, будто боялся, что за его спиной вдруг может оказаться сам господин собственной персоной.

Повисла пауза.

- И что все это значит? – наконец спросила Лоя.

- Пока не знаю. Но лучше не ходи одна. Тем более что это уже не первый случай.

Лоя задумалась. Нел был прав, ритуальные убийства уже происходили и не так давно. Предыдущее случилось совсем недавно, пару месяцев назад, незадолго после того как они покинули свою последнюю остановку. Тогда старший механик нашел более двадцати человек мертвыми, у каждого было перерезано горло, а трупы лежали в месте, очень похожем на жуткое святилище Губительных Сил.

Она подумала, что Нелу лучше не знать, как она пыталась раздобыть горячей воды и столкнулась в Тенвердом.

- Ладно, я буду осторожна, - нехотя пообещала она, хотя вовсе не планировала следовать своему обещанию. – Но не думаю, что мне что-то грозит. Я же не состою ни в каких культах.

- Может быть, дело не в культах! – воскликнул Нел, но тут же, спохватившись, понизил голос. – Мы даже не знаем, действительно ли это какая-то секта, или кто-то хочет, чтобы мы так думали. Людей убивают, их тела находят практически выпотрошенными и изуродованными. Я не хочу, чтобы это случилось с тобой, Элоиз. И уверен, что Киршиан тоже не хочет.

Лоя снова разозлилась. Она терпеть не могла, когда мужики пытались о ней заботиться.

- Ничего не мной не случится, - резко ответила она. – Я уже взрослая девочка. И не называй меня Элоиз, теперь я Лоя, ясно? Элоиз умерла, как и ты, Бенджамин О’Коннел.

Нел вздохнул.

- Прости. Я просто хотел предупредить тебя. Становится небезопасно, ну я и подумал, что… ну…

Лоя скрестила руки на груди. Грусть и покорность в голосе Нела свели на нет весь ее гнев.

- Я понимаю. Ничего, - отрывисто сказала она. – Не переживай за меня, я правда справлюсь. Здесь мне точно ничего не угрожает.

Нел грустно улыбнулся.

- Хорошо, - сказал он. – Тогда я пойду, мое отсутствие могут заметить. Если тебе что-то понадобится…

- Хорошо, я обращусь, - мягко, но решительно прервала его Лоя. – Хорошей ночи.

- И тебе, - снова вздохнул Нел и развернулся, чтобы уйти.

Лоя хотела что-то еще спросить его о недавнем убийстве, но передумала. Вместо этого она снова высунулась из тени «Непокорного» и принялась наблюдать за тем, как суетятся рабы на погрузке. Она ничуть не испугалась рассказов Нела об убитых рабах и тем более о гигантских насекомых. Куда больше ее всегда огорчали бесконечные напоминания Нела о ее прошлой жизни – о той жизни, в которой был какой-то смысл. Он сам был живым напоминанием обо всем том, что она когда-то потеряла. Лоя усилием воли заставляла себя не проявлять слабость, хотя иногда так хотелось пожалеть себя, поплакать в темном уголке. Но у нее порой не было ни темного уголка, ни тем более живого плеча, в которое можно было бы уткнуться и пожаловаться на жизнь. У нее не было ничего… кроме одного. Ее таланта, который она посвятила службе своим господам. Больше она ничего не могла предложить ни себе, ни остальному миру. Теперь все, что она может – это делать свою работу хорошо ради того, кто ее практически не замечает, как и других слуг. Но, тем не менее, за годы вынужденного одиночества и отсутствия простых радостей жизни у Лои выработалась какая-то болезненная психологическая потребность делать все, чтобы господа ее заметили. Чтобы Киршиан и Фаорлин проявили к ней хотя бы тень снисхождения и одобрения. Стремление угодить господам стало для нее суррогатом смысла жизни.

В каком-то смысле Лоя восхищалась Киршианом. Он был для нее воплощением силы, власти и стабильности. У любого смертного при виде космических десантников перехватывало дыхание, однако за годы службы они успевали привыкнуть к своим повелителям. И все же Лоя всякий раз ощущала какой-то внутренний толчок, когда Киршиан появлялся в поле ее зрения. Она визуально изучила все элементы его брони почти досконально. Она незаметно наблюдала за ним в те редкие моменты, когда господин удосуживался почтить своим посещением ангар. Она побаивалась его, как и всех остальных Повелителей Ночи, но при этом было в Киршиане что-то такое, что заставляло ее стараться хоть как-то проявить себя. Она понимала, что должна ненавидеть Киршиана и Фаорлина за то, что те однажды лишили ее возможности жить нормальной жизнью. Повелители Ночи перебили ее родных. Но это было так давно, что казалось полузабытым сном. А в ее новой жизни Киршиан со временем стал самой значимой фигурой, воплощением решительности и стойкости. За неимением чего-то лучшего, Лое оставалось только стремиться понравиться тому, кто однажды разрушил ее жизнь. В ее незавидном положении это был хоть какой-то смысл, хоть какая-то перспектива развития. И все же она понимала, что Киршиан никогда не будет воспринимать ее, смертную женщину, всерьез. Она была простым исполнителем, пусть и очень талантливым исполнителем… Киршиан мог однажды только оценить ее старания по заслугам. Именно этого ей и хотелось достичь. А что будет со смыслом ее жизни после того, как Киршиан скороговоркой бросит в вокс пару слов: «Хорошая работа, пилот», она пока не задумывалась.

68

Темные коридоры вереницей проносились мимо, и казалось, будто это он стоит на месте, а стены движутся куда-то назад. Рафал Тенверд не замечал, сколько он пробежал этих безликих коридоров, он не чувствовал усталости и почти не чувствовал боли, когда двигался. Но стоило ему остановиться – как боль снова появлялась, она наваливалась на него одновременно с дурманом тяжелых воспоминаний. Несколько раз он ловил себя на том, что сидит в одиночестве в каком-нибудь плохо узнаваемом месте, прислонившись к стене спиной и обхватив руками голову. Тенверду было холодно. Он не помнил, как наспех оделся во что-то, не помнил, как покинул апотекарион. Пытались ли его остановить? Пытался ли он найти какую-нибудь обувь? Сейчас, пробежав несколько километров по кораблю, Тенверд чувствовал, что его бледные мозолистые ступни окончательно заледенели, и холод стал просачиваться сквозь штаны из грубой темно-синей ткани. Кажется, он что-то накинул себе на плечи, какую-то куртку или что-то в этом роде, но сейчас ее не было. То ли сам сбросил, то ли потерял где-то во время своего хаотичного маршрута.

Хаотичного… какое подходящее слово. Тенверд остановился и оперся о стену двумя руками, восстанавливая дыхание. Мысли путались. Он чувствовал себя на редкость паршиво, совсем как целую вечность назад, когда Киршиан читал ему нотации о хорошем поведении. Что он там говорил? Что-то вроде «еще одна выходка, и ты труп»?... Тенверд криво ухмыльнулся, вспомнив об этом. Киршиан был редкостным козлом. Самовлюбленным горделивым придурком, считающим себя умнее всех зверей. Тенверд всегда недолюбливал Киршиана, а с момента бегства «Бродяги» так и вовсе ненавидел – сначала тихо, а потом и не скрываясь. Когда они оба подчинялись Ацербусу, Тенверд считал Киршиана обычным кретином – не лучше и не хуже прочих кретинов из Повелителей Ночи. Потом, когда оба оказались в довольно тяжком положении вместе с остальной командой «Бродяги», Киршиан пытался склонить Тенверда на свою сторону, чему тот отчаянно сопротивлялся. Тенверд вообще терпеть не мог какие-то «стороны», ему вполне хватало своей собственной. Он не любил Киршиана и не был доволен тем, какую политику ведет этот придурок. Самопровозглашенный лидер варбанды имени себя, попавший в кабалу к Корсарам и заставивший всю свою команду отрабатывать этот долг, на который никто, кроме него, не подписывался. Тенверд считал это сущей несправедливостью. Из Повелителей Ночи, легиона, некогда наводившего ужас на всю обитаемую галактику, они превратились в горстку скитальцев, каждый себе на уме, да еще на побегушках у Гурона. Тенверд никогда не видел Гурона, но уже заочно его ненавидел. И за неимением собеседника, которому он мог бы высказать свое мнение, Тенверд иногда царапал ножом на стенах нижних палуб что-то вроде «Гурон мудак» или «Шин козел». Он знал, как Киршиан ненавидит всевозможные сокращения от его дурацкого имени. Тенверд же получал особое удовольствие, называя своего командира за глаза не иначе как Шин, что на языке его родного мира означало «недоумок». Весьма подходящее прозвище.

Единоличное правление Киршиана не давало Тенверду покоя. Фаорлин бесил его немногим меньше. Эти двое не давали Тенверду спокойно спать. Он злился, бесился, ругался, ломал мебель не в силах как-то иначе выразить свой протест против навязанного им всем образа жизни. А еще его раздражал вопрос Киршиана: «Ну так и чего ты хочешь?» А то этот придурок не знает! А то он не видит, во что превратил некогда гордый легион! Тенверд снова огрызался и ругался, за что получал от Киршиана хороший пинок, и это злило его еще больше. А потом Тенверд неудачно попал под струю прометия, и Киршиан решил поиграть в героя, выторговал у Владыки Трупов, главного апотекария Корсаров, новые аугментические глаза для своего неудачливого брата. Тенверд расценил это как подачку и обязанность быть всю жизнь благодарным, и после этого случая даже не пытался сделать вид, будто в чем-то согласен с Киршианом. Каждая их встреча заканчивалась взаимным обменом «любезностями».

Тенверд чувствовал, что терпение Киршиана не бесконечно, однако ничего не мог с собой поделать. Даже зная, что ходит по грани, он все равно продолжал это делать. Там, в апотекарионе, несколько часов назад, Киршиан пригрозил, что убьет его, и это прозвучало не как простая угроза. Тенверд задним чутьем осознал, что на этот раз Киршиан был абсолютно серьезен. И предложение уйти к Корсарам тоже было сказано не для красного словца. Тенверд немного подумал над этим и решил, что лучше уж пусть Киршиан его прирежет в темном переулке, эта перспектива казалась ему более привлекательной, нежели служить Гурону и ошиваться среди его напыщенных прихвостней. Он убеждал себя в том, что не пойдет кланяться Гурону из чувства собственного достоинства, хотя на самом деле понимал, что Корсары с высокой вероятностью или пошлют его куда подальше (в лучшем случае), или отдадут на растерзание Владыке Трупов (что было бы очень обидно). Тенверд вовсе не хотел, чтобы его тушку разобрали на органы для Корсаров, поэтому он решил и дальше испытывать терпение Киршиана. Вариант заткнуться и не выпендриваться, конечно, не рассматривался.

От неприятных воспоминаний его отвлек какой-то звук дальше по коридору. Даже не звук, а скорее просто мимолетное движение. Тенверд посмотрел в ту сторону, но, естественно, ничего необычного не увидел. Даже его аугментические глаза не позволяли ему видеть сквозь стены. Однако он знал – что-то движется за углом и наблюдает за ним. Причем, наблюдает уже давно.

С тех пор как Тенверд едва не прибил кравшуюся по коридору глупую смертную сучку, его не покидало ощущение, что кто-то настороженно следит за ним. Нет, не сучка, та убежала, поджав хвост, стоило ему только посмотреть на нее свысока. Там было что-то еще, оно пряталось в тенях, незримо следовало за ним и перед ним, дразнило его и снова исчезало. Сколько бы он ни бегал по кораблю – нечто из теней постоянно было рядом. Тенверда это ужасно бесило, хотя он даже не был уверен, что призрачный преследователь – не плод его воображения. Киршиан на их последней встрече в апотекарионе ворчал что-то насчет наркоты, и Тенверд действительно неважно себя чувствовал после драки с этим ублюдком Торчером, но все же не готов был списать свои подозрения на галлюцинации. Он пытался следовать за тенью, догнать ее и поймать, но всякий раз его ожидали или пустые коридоры, или горстка перепуганных слуг, которые ну никак не могли его преследовать, или одиноко разгуливающие тут и там скучающие братья. Тенверд в приступе бессильной злобы обрушил на мирно сидящего на корточках Хеннигана лавину ругательств, за что немедленно получил ощутимый тычок бронеперчаткой в нос, однако невидимый преследователь все также был неуловим. Иногда Тенверд слышал шаги – легкие, но не настолько, чтобы принадлежать смертному рабу. Астартес без брони? Или, может быть, крадущийся Астартес в броне? Как бы то ни было, краткая погоня Тенверда не увенчалась успехом. В итоге он имел разбитый нос (результат стычки с Хенниганом) и подбитый глаз (подарок от Тхасси). Даже воспоминания о том, как напуганные им смертные слуги разбегались в ужасе, не повысили его настроение. Тенверда трясло от ярости и холода (последнее было вообще нонсенсом), из разбитого носа медленно капала кровь, а вокруг аугментической линзы на месте правого глаза расползался синюшный ореол.

Тенверд вытер нос тыльной стороной ладони и нехотя побрел туда, где, как ему показалось, снова возникла неуловимая тень. Он чувствовал себя опустошенным и разбитым, бессмысленная погоня вымотала его, будто он несколько часов разгружал металлолом, как пару месяцев назад. Хотя, по его внутренним ощущениям, с момента его встречи со смертной сукой прошло едва ли больше получаса, последовавшая за этим беготня измотала его вусмерть. А еще он был очень голоден. Тенверд с горечью подумал, что нет ничего хуже для Повелителя Ночи, чем не суметь поймать свою добычу. Особенно если никакой добычи не было.

Разумеется, за углом он никого не обнаружил, а его незримый компаньон снова бесследно скрылся. Тенверд от души выругался и тяжело опустился на пол, прислонившись спиной к стене. Его бил озноб, босые ноги заледенели. Руки тоже казались ледяными, однако, когда Тенверд прикрыл ими лицо, то обнаружил, что его лоб пылает как термоядерный реактор. Кровь перестала течь из носа, и Тенверд осторожно ощупал переносицу. Перелома вроде нет, хотя ощущение не из приятных. Тенверд уже не впервой дрался с братьями, но раньше ему хватало ума не лезть в драку без брони.

Лихорадочное состояние усиливалось, в горле явственно ощущался комок, дышать становилось все труднее. Тенверд заподозрил, что дело вовсе не в том, что он вымотался беготней за призраком или не восстановился после стычки с Торчером. Он ощущал что-то внутри, в своих венах, будто какой-то яд медленно растекался по его организму, сводя его с ума и насылая кошмарные видения. Тенверд закашлялся и сплюнул на пол сгусток крови, который тут же зашипел, разъедая металлическую обшивку. Тенверд осторожно поднялся на ноги, опираясь руками о стену. Голова кружилась, в ушах звенело, зрение фокусировалось с трудом. Сквозь сгустившиеся тени он заметил полоску света на полу.

Тряхнув головой, Тенверд попытался сосредоточиться. Связное мышление сейчас давалось ему с трудом. Он огляделся по сторонам, высматривая узкий и длинный, как стрела, коридор на предмет живых душ. Коридор был пуст и в меру темен, и единственным источником света был луч электрической лампы, падающей из-за неплотно закрытой переборки. Тенверд с трудом сообразил, что он находится в паре отсеков от Стратегиума, а за переборкой находятся покои навигатора. С трудом отдавая себе отчет в том, что он делает, Тенверд побрел на свет.

Просунув руку между переборками и без труда отодвинув одну из них в сторону, он боком протиснулся внутрь. Его глазные линзы тотчас перестроились на режим затемнения, среагировав на тусклый свет оранжевой лампочки под потолком. Тенверд, по-прежнему стуча зубами в лихорадочном ознобе, затравленно осмотрелся. Эта затхлая каморка называлась «покоями» только на официальном техническом языке, на самом деле этому тухлому местечку больше подошло бы название «чулан». Тенверд подумал, что местом более отвратительным может быть только берлога Менкхора. Он никогда не бывал здесь прежде и ничуть не пожалел об этом. Здесь даже пахло почти так же, как у Менкхора – какой-то тухлятиной и продуктами человеческой жизнедеятельности.

Большую часть помещения занимал громоздкий навигационный компьютер с кучей экранов, по большинству которых сейчас бежала белая рябь. Еще несколько показывали станцию Корсаров с разных ракурсов. Перед компьютером высилось широкое кресло навигатора, напичканное всевозможными лампочками и проводами. Все остальное пространство было завалено горами какого-то хлама вроде сломанных предметов мебели, пакетов с остатками еды и обрывками толстых кабелей. Чуть поодаль у стены вертикально стояли две анабиозные капсулы. Заглянув в них через мутное темное стекло, Тенверд скривился. В каждой капсуле безвольно повис на тонких ремнях смертный человечек. Оба были бледные, лысые и совершенно одинаковые. Трудно было на взгляд определить их пол и возраст. Тенверд отвернулся, подумав, что эти людишки в капсулах такие же отвратительные, как и эта вонючая дыра.

Он уже собрался уходить, как вдруг сквозь дурман лихорадки почувствовал знакомый запах. Уж что-что, а этот запах он умел распознать где угодно, даже сквозь вонь стариковской норы. Он вырос и прожил не одну жизнь, ощущая этот запах повсюду. Свежая кровь. И не его собственная, а человеческая. Кровь смертного с примесью страданий. Тенверд хлюпнул разбитым носом, принюхиваясь. Впрочем, он почти сразу догадался, откуда исходит запах. Кресло навигатора.

Осторожно приблизившись, Тенверд перегнулся через спинку кресла и снова скорчил гримасу, выражая невидимым наблюдателям свое отношение к этому месту. Навигатор был мертв. Жалкий лысеющий старик, закутанный в какие-то грязные лохмотья, бесформенной кучей полулежал в непомерно большом для его маленькой сморщенной тушки кресле, а из перерезанного горла все еще стекала кровь, пропитывая его несуразную одежду. Что-то поблескивало в груде лежащего в кресле тряпья – лезвие. Поборов отвращение, Тенверд протянул руку и нехотя извлек из складок навигаторской одежки короткий нож. Он бездумно повертел его в руках, смахнул с широкого лезвия кровавые капли, заляпав свои потертые штаны, но даже не заметив этого. Нож был самым обычным, не боевым, такой запросто можно было стащить на кухне. Он был довольно большим для руки смертного, но в руках легионера казался игрушечным. Несколько секунд Тенверд тупо созерцал труп навигатора и орудие убийства, с трудом пытаясь сообразить, что делать дальше.

Вдруг позади него раздался отчетливый скрежет. Тенверд вздрогнул и обернулся, ожидая, что его невидимый преследователь снова объявится, однако на этот раз в проеме замаячила вполне реальная фигура космодесантника. Астартес протянул руку в латной перчатке и шумно отодвинул вторую переборку в сторону, после чего, пригнув голову, шагнул внутрь навигаторской каморки. Внутри сразу стало еще теснее, чем прежде. Повелитель Ночи был в полном боевом облачении и при оружии, красные линзы шлема глядели на Тенверда сверху вниз. Тенверд не видел лица легионера, однако мгновенно понял по элементам брони (точнее, их отсутствию, ибо именно этот Астартес не увешивал свои доспехи военными трофеями), что перед ним не кто иной как Фаорлин собственной персоной. Тенверд уронил нож, и тот с отчетливым звоном упал на пол.

Фаорлин некоторое время просто смотрел на него, не говоря ни слова, и пауза затянулась. Тенверд всеми силами старался унять дрожь, однако лихорадка только усиливалась. Он опустил глаза и схватился за спинку навигаторского кресла, чтобы не упасть. Фаорлин наконец отвел взгляд от Тенверда и обошел, насколько позволяло пространство, кресло вокруг, после чего остановился, глядя на окровавленный труп навигатора. Тенверд стоял, глядя в пол. Лезвие оброненного ножа поблескивало в свете потолочного светильника, и играющие на нем блики вводили его в некий ступор.

- Асесу был хорошим навигатором, - раздался вдруг усиленный вокс-решеткой голос Фаорлина.

Тенверд вздрогнул и нервно обернулся, опираясь двумя руками на спинку кресла. Колени предательски дрожали.

- Звезд с неба не хватал, но и не подводил нас ни разу, - продолжал Фаорлин, буравя Тенверда безжалостным светом красных линз. – Зачем ты это сделал, Рафал? Тебе мало было обычных смертных слуг?

Тенверду показалось, что в вопросе Фаорлина прозвучала жалость. Или это всего лишь помехи вокса? Тенверд попытался разозлиться, но вместо этого почувствовал еще один приступ головокружения.

- Это не я, - промямлил он, с трудом фокусируя зрение чуть выше красных линз череполикого шлема Фаорлина. – Я… я пришел, а он уже… лежал здесь, - собственный голос доносился до него словно через толстый кусок звукоизолирующей ваты.

- Не смей мне лгать! – вдруг рявкнул Фаорлин так оглушительно, что Тенверд повторно вздрогнул и чуть не упал. – Ты только что попался на месте преступления. Ты хоть понимаешь, что сделал?!

Тенверд переминался с ноги на ногу. Ему казалось, будто кровь в его теле превратилась в тягучую ледяную массу. Его ощутимо трясло, зубы стучали в сбивчивом ритме, шум в голове усилился. Ему казалось, что Фаорлин вдруг увеличился в размерах и навис над ним, как гора. А может, это он неожиданно оказался на коленях? Тенверд с запозданием осознал, что прозевал тот момент, когда мир внезапно перевернулся, больно ударив его в уже и без того многострадальный нос. Пол надвинулся на него внезапно и без предупреждения, и, падая, Тенверд не успел даже выставить для защиты руки. Удар вышиб из его легких весь воздух, оба сердца вдруг забились быстро и тяжело. Тенверд попытался вдохнуть, но комок в горле вдруг разросся до размеров вакуумной торпеды. С хрипом втягивая в себя воздух, Тенверд перевернулся на спину и увидел нависший над собой темный силуэт. Его рука нащупала что-то холодное и острое… нож. Однако едва он успел дотянуться до рукоятки, как лезвие ловко выскользнуло у него из-под пальцев и исчезло. Фаорлин что-то говорил, но его усиленный динамиками голос долетал словно откуда-то издалека. Тенверд заметил, как мир вокруг него стремительно темнеет. Ему казалось, что он падает в глубокий колодец, на дне которого плещется жидкий огонь.

69

Гуорф, неотрывно следующий по пятам за своим хозяином, каким-то первобытным общечеловеческим чутьем чувствовал, что Киршиан сильно злится. И хоть Гуорф не был семи пядей во лбу, ему хватило ума не приставать к Киршиану с расспросами, поэтому он просто тащился где-то позади, стараясь не отставать. Киршиан же широкими шагами направлялся назад, к своему кораблю, интуитивно выбирая верное направление и расшвыривая в стороны попадающихся у него на пути смертных слуг. Ломались кости, трескались черепа, но Повелителю Ночи было не до жалких людишек с их жалкими проблемами. Он стремился во что бы то ни стало добраться до корабля раньше рапторов, однако уязвленное чувство собственного достоинства не позволяло ему пуститься в позорное бегство. На самом деле, Гуорф и наполовину не догадывался, что творится в голове у Киршиана.
А думал он вовсе не про рапторов, не про Укаши и даже не про Торчера – и сам при этом удивлялся, почему его в данный момент волнует какая-то совершенно посторонняя ерунда. Киршиан действительно злился, но не на Укаши и не на предателя-Торчера. Он никак не мог выбросить из головы недавнюю перебранку с Тенвердом. Да, ему удалось запугать зарвавшегося Тенверда и поставить его на место, и держался он в принципе достойно (по крайней мере, Киршиан не припоминал, чтобы в том разговоре дал слабину), однако навязчивое чувство недосказанности не покидало его с тех пор, как он покинул апотекарион. В голове по-прежнему крутились идеи о том, что еще следовало сказать Тенверду, мысленно он продолжал ругаться с ним, и это не давало ему покоя. При этом разумом он понимал, что ведет себя крайне глупо и вообще взвинтился из-за выходки какого-то кретина, но ничего не мог с собой поделать и от этого злился еще больше. И вдобавок ко всему, он прекрасно осознавал, что Тенверд, скорее всего, не мечется и не переживает, а уже и думать забыл о Киршиане и его угрозах. Небось, дрыхнет, как ни в чем не бывало.
«Рафик свинья неблагодарная, - думал Киршиан. - Вот и делай этим козлам добро, а они тебя потом виноватым сделают».
О том, что инициатива наказуема, он узнал совсем недавно, на собственном опыте. То есть, раньше он где-то это слышал (кажется, от Фаорлина), но не придавал значения. Ему попросту казалось абсурдным, что его благотворительность по отношению к братьям может быть расценена как очередная глупая затея. Однажды Тенверд серьезно вляпался – прометиевая струя расплавила его шлем, и жаром ему выжгло глаза, однако Киршиан в порыве какой-то дурацкой жалости сторговался с Владыкой Трупов. Цена была не то чтобы высока, но крайне неприятна – Киршиан предпочитал не вспоминать, а в разговорах с Фаорлином эта тема вообще была под запретом. Они тогда здорово поругались, и тень этой ссоры до сих пор порой мелькала между ними, когда речь заходила о долге перед Корсарами. Тем не менее, Тенверд получил аугментические глаза и шмоток искусственной кожи на половину морды, но вместо того, чтобы рассыпаться перед Киршианом в благодарностях, он только озлобился, замкнулся в себе и стал вести себя еще более мерзко, чем прежде. Киршиан несколько раз уже успел пожалеть о своем великодушном порыве.
И вот теперь этот ублюдок Тенверд заявляет, что, во-первых, он не просил вымаливать для него новые глаза, а во-вторых, дескать, Киршиан предал легион, продался Корсарам и вообще никому здесь не брат. Киршиан ненавидел любые намеки на его «неполноценность» - в отличие от остальных Повелителей Ночи, его глаза не были полностью черными, и белки глаз, хоть и покрывались порой тонкой сеткой красных сосудов, все же оставались вполне человеческими, - поэтому высказывание Тенверда в эту сторону его здорово взбесило. Пожалуй, не было на корабле такого Повелителя Ночи, кто ни разу не видел глаза своего командира и не задался вопросом, как такое вообще возможно, но напрямую никто спрашивать не осмеливался. До этой ночи.
По правде говоря, Киршиан сам порой терялся в догадках и не понимал, почему геносемя примарха не изменило его глаза, мелькали даже мысли о том, не пересадил ли апотекарий легиона ему чужое геносемя. Как бы то ни было, этого он никогда не узнает. А вот мнение Тенверда, которое у него никто не спрашивал, может облететь весь корабль и подначить других отморозков начать думать и делать выводы. Нет, Киршиан не думал, что эти кретины способны на бунт или переворот. Для этого нужно иметь способность к организации, чего у них никогда не было. И в командующие тоже самовольно никто не полезет – таких дураков на его корабле все-таки не было. Но вот шепотки за спиной, слухи, косые взгляды, недовольство – все это может здорово испортить его жизнь и право на безоговорочное лидерство. Что ни говори, а нелегко быть королем, которого ненавидит свой же народ. Киршиан, как и все правители, большие и маленькие, желал от своих подданных добровольной лояльности – она всегда была предпочтительнее захвата власти силой. Коллектив, объединенный идеей, всегда сильнее коллектива, собранного по принуждению. А Киршиану жизненно необходим был командный дух, хотя бы для того, чтобы поквитаться с Ацербусом и перестать влачить жалкое существование на побегушках у Корсаров. В чем-то Тенверд был прав – сколько бы металлолома они ни притаскивали Гурону, их долг нисколько не уменьшался. У Гурона или была своя математика, или Киршиана попросту дурили уже который год.
В очередной раз Киршиан подумал, что Фаорлин всегда был прав. Бесконечно и абсолютно прав – насчет Тенверда, которого следовало бросить умирать, насчет Торчера, которого вообще не стоило брать на борт, насчет планов по реабилитации в каком-нибудь отдаленном мире… Фаорлин был, как всегда, разумен и логичен. Его доводы были неоспоримыми и предельно разумными. Киршиан понимал это и почему-то внутренне содрогнулся, когда представил, что скажет Фаорлин, когда увидит шумную и разномастную компанию рапторов. Киршиан уже заранее знал, что подумает Фар: что это очередная глупость, опрометчивый поступок, большой риск для всех и вообще нахрена оно надо. Что мог ответить Киршиан? Что ему хочется блеснуть какими-нибудь достижениями и кому-то что-то доказать? Что у него по сути не было выбора? Что он… да ладно, все равно любые оправдания прозвучат глупо и наивно. Фаорлин ему никогда этого не простит.
И несмотря на то, что Киршиан по сути был главным, все же мнение Фаорлина имело для него (да и для всех остальных тоже) практически решающее значение. Иногда Киршиан задумывался о том, когда произошел тот переломный момент и Фар стал по сути главой всего корабля. Не то чтобы ему это не нравилось, ведь Фар отлично со всем справлялся и держал сложное жилищно-коммунальное хозяйство в полном порядке, но при этом Киршиан чувствовал, что его уже давно грызет изнутри не то чтобы зависть, но обида. В первую очередь на себя – за то, что он не так умен, как Фар, не так рассудителен, не обладает холодным расчетливым интеллектом, не умеет организовывать работу… Все его решения были внезапными идейными порывами, не имеющими под собой логического основания. Да, однажды он спас всех, кто был на корабле, дал им всем новый дом и новую жизнь, но дальше все правильные решения принимал исключительно Фаорлин. То, что делал Киршиан, обычно оборачивалось очередными проблемами, которые приходилось разгребать… ну конечно, Фаорлину.
И вот сейчас Киршиан внезапно осознал, что, похоже, допрыгался. Фар остался в ангаре, а он пошел искать себе приключений на задницу – и вот нашел. Эти «приключения» теперь нагло скалились на него, поджидая перед шлюзом, ведущим на его корабль. Игра была окончена, даже не начавшись.
Киршиан с горечью подумал, что стоило ему уйти от бдительного взора Фаорлина, как он тут же вляпался в неприятности. И скоро, с подачки Тенверда, это станут замечать все. Пожалуй, только Гуорф всегда будет на его стороне, но кто знает, может, однажды и Гуорф скажет ему что-то вроде: «Ты нас всех продал Корсарам»?... Как сейчас он продал их всех за отчаянный отблеск будущей славы. Киршиан и вправду почувствовал себя предателем. Тем не менее, внешне он держался так, будто все идет по плану. И он даже не взглянул наверх, уверенный, что за него это сделает Гуорф.
- Где главарь твоей шайки? – бросил он, сверху вниз глянув красными линзами шлема на раптора, первым заговорившего с ним. – Приведи его ко мне да побыстрее, я не намерен делать повторное приглашение.
- Он идёт, - коротко бросил Нигон, не сделав ни единой попытки убраться с дороги.
Киршиан снова взбесился. На этот раз от осознания, что прямо сейчас эти сволочи проверяют границы дозволенного. Если он сейчас покажет слабину, то жди беды. Однажды он допустил такую ошибку с Тенвердом, позволяя ублюдку еще больше распоясаться, и поэтому был научен горьким опытом. Впрочем, вблизи своего корабля он чувствовал себя если не хозяином положения, то по крайней мере не в полном одиночестве. Корсары очень невовремя куда-то свалили, но даже если они бы и были здесь, подумал Киршиан, то наверняка стояли в стороне и наблюдали, помощи от них ждать бы не пришлось.
Раздался отчетливый щелчок вокса – Киршиан активировал общий канал, настроенный на частоту всех присутствующих поблизости Повелителей Ночи. Если кто-то остался в ангаре – его услышат.
- Фаорлин, собирай всех и встречай меня на Зрачке около шлюза, у нас непрошенные гости, - сказал он скороговоркой, надеясь, что Фар получит сообщение. Даже если Фар в настоящий момент куда-то свалил, то наверняка откликнется хоть кто-нибудь, ибо непрошенных гостей никто не ждал, а кулаки чесались у всех.
Затем Киршиан соизволил переключить свое внимание на зарвавшегося раптора. Он рассчитывал, что тварь обладает зачатками интеллекта, чтобы догадаться, что щелчок вокса означает вызов подкрепления.
- Проваливай с моей дороги, неразумное животное, и уноси отсюда свою задницу, пока можешь, - рявкнул он как можно более громко, делая шаг вперед. – И не смей возвращаться без своего главаря, как его там, - он сделал вид, что забыл имя Укаши, и намеренно не использовал слово «хозяин», ибо хозяином рапторов отныне будет он сам.
- Укаши, здесь тот, хочет уйти, - Нигон сам щелкнул воксом, но вместо нормальных слов в эфир ушли щелчки и подвывания на неразличимых нормальным слухом частотак, такие быстрые, что для неподготовленного слуха сливались в неразборчивый треск. Боевая речь рапторов не отличалась разнообразием формулировок, как и эмоциями, но она прекрасно справлялась с передачей информации, и ответ пришел мгновенно – три раздельных щелчка и странная трель, какое-то прицокивание. «Рассеяться» - вот что это означало, и они расходились, и Нигон еще несколько десятков секунд оскорбительно таращился на своего собеседника, а потом махнул когтями и пропал в тусклой вспышке.
Почти все они уже перешли на броню выбранного корабля, кто-то равнодушно глядел на звезды, кто-то поотдирал люки по дороге, кто-то уже гулял по коридорам внутри, скрываясь от хозяев.
Укаши со своей тройкой и новым раптором, изрядно подранным в стычке и задолго до нее, как положено настоящему вожаку, нагло шел через шлюз. Кару, Куба и несколько сервиторов волокли несколько грузовых контейнеров, создавая изрядный шум, который, впрочем, никого особо не волновал. Несколько Корсаров вышли проводить неудобных гостей, а, заодно, убедиться, что они и впрямь убираются со станции – Укаши повернул к ним уродливую морду и щелкнул. Судя по качнувшимся шлемам его сородичей, это было что-то остроумное.
Оптимизма не разделял только плетущийся позади Торчер, но его все равно никто бы не стал слушать. Возвращаясь на проклятый корабль, он в последний раз посмотрел в коридор, потом шагнул следом за остальными, на всякий случай принявшись прослушивать открытые каналы – вдруг, получится угадать, где и чем заняты его брошенные было соратники.
Киршиан стремительно рванулся в шлюз сразу после того как нагловатый раптор соизволил все-таки уступить дорогу. Он уже понял, что демонстративно захлопнуть люк перед носом Укаши не получится. Значит, придется придерживаться плана Б – может, и неплохо, что рапторы поселятся на его корабле. Останутся сущие пустяки – всего-то убить Укаши и подчинить его раздолбаев своей воле. А кто не согласится слушать приказы нового хозяина – с тем по очереди разделаются его братья. По крайней мере, Киршиан надеялся, что братья не пошлют его с порога прямо сейчас.
В изрядно опустевшем ангаре его уже ждали Фаорлин и еще несколько Повелителей Ночи. Все в боевой броне и при оружии, доспехи увешаны жутковатыми трофеями вроде высушенных голов и костей. При виде этой компашки Киршиан испытал что-то сродни радости – наконец-то хоть одна знакомая морда. Однако, похоже, Фаорлин был не особо рад, что и следовало ожидать.
- Что все это означает? – бесстрастно передал он в вокс по общему каналу, когда Киршиан и Гуорф остановились напротив него в нескольких шагах. – На нас напали? Прикажешь убить этих уродов, которые оторвали несколько люков с нашего корпуса?
Фаорлин говорил так, будто не понимал, что происходит. Однако Киршиан догадывался, что старый хрен прекрасно все замечает и делает выводы.
- Это рапторы и они не напали, они останутся с нами на некоторое время, - ответил Киршиан, стараясь звучать как можно решительнее, хотя эти слова дались ему нелегко. - Готовь корабль к вылету, мы уходим.
- Что значит останутся с нами? И что значит уходим? – ледяным тоном спросил Фаорлин под аккомпанемент ворчания остальных Повелителей Ночи. – Ты вроде бы собирался поговорить с Гуроном? – напомнил он.
Киршиан поморщился под шлемом, вспомнив недавний разговор о судьбе Торчера. Похоже, Фаорлин искренне рассчитывал, что этим визитом на «Зрачок бездны» корабль скинет весь лишний груз, включая Торчера, но уж точно не обзаведется новыми подозрительными личностями! Киршиан вдруг снова почувствовал себя напакостившим школьником, вынужденным отчитываться перед строгим отцом.
- Планы изменились, - отрезал он, стараясь не ударить в грязь лицом перед всей этой бравой компанией. Он почти физически ощущал непонимание и недовольство, разлившееся в воздухе. – Мы уходим как можно скорее. Фар, через час в Стратегиуме.
- Я бы с радостью, - протянул Фаорлин, даже не пытаясь изобразить вежливость. – Но мне нужно утвердить с посыльным Гурона объем груза, что мы привезли. Ты же не хочешь, чтобы нам его не засчитали?
Киршиан едва не прикусил себе язык. Он и позабыл про груз, настолько его мысли были заняты Укаши, Торчером и Тенвердом. Какой промах с его стороны, да еще в присутствии братьев. Напряжение в искусственном воздухе возросло.
- Так поторопись! – рыкнул он, решив сделать вид, что ничего он не позабыл, а попросту возмущен нерасторопностью Фаорлина. – И вы все, чего встали? Заняться нечем?
Ему в ответ по общему каналу раздались нестройные заверения, что, дескать, дел у них всех завались, поэтому они непременно ими займутся. Киршиан не стал спорить, хотя прекрасно понимал, что эти бездельники попросту свалят сейчас втихомолку, чтобы и дальше гонять балду. Впрочем, он не возражал. Пусть делают что хотят, лишь бы под ногами не путались.
- Ну так и разошлись, чего встали, - недовольно ответил он.
Повелители Ночи начали потихоньку разбредаться, имитируя активную деятельность, а на самом деле попросту стараясь незаметно улизнуть с глаз долой. Только Фаорлин не сдвинулся с места. Он сверлили Киршиана недобрым взглядом красных линз. Несмотря на то, что в ангаре многие Повелители Ночи обходились без шлемов, Фаорлин по-прежнему никому не показывал свою разбитую физиономию. Киршиан, чувствующий, что Фаорлин им крайне недоволен, испытал какое-то мрачное удовлетворение от осознания, что не один он тут страдает.
Киршиан ожидал, что Фаорлин примется заваливать его вопросами и требовать объяснений, но тот так ничего и не сказал. Только буркнул наконец в вокс, что пойдет уладит все дела с Корсарами, и ушел. Киршиан проводил его взглядом и почувствовал себя намного хуже, чем прежде. Когда Фар открыто выражает свое «фи» - это неприятно и даже возмутительно, однако его молчание обещало Киршиану гораздо большие неприятности. Значит, «серьезный разговор» еще предстоит. И чем дальше он откладывается, тем неспокойнее ощущал себя Киршиан. Зато будет время придумать, что б соврать, мрачно подумал он.
Он оглядел ангар в поисках Укаши или Торчера, но их обоих уже не было видно, как и остальных рапторов. То ли еще не все подоспели, то ли уже успели куда-то спрятаться. Киршиан искренне надеялся, что кто-нибудь из них облюбует логово Хартуса, вот будет потеха. Хоть что-то забавное в череде напряженных серых ночей.
Киршиан вдруг почувствовал себя на редкость одиноким. Он стоял посреди широкого ангара, наполненного лязгом металла, шумом какой-то техники и перекрикиванием слуг, которые сновали где-то в отдалении. Повелители Ночи куда-то разбежались, а рабы старались лишний раз на него не смотреть. Один лишь Гуорф по-прежнему топтался рядом, все еще не решив, относился ли к нему приказ заняться делом или нет, а уточнить как-то стеснялся. Да, Гуорф по-прежнему таскается за ним хвостом и безропотно соглашается со всем, что он говорит, но что такое Гуорф? Всего лишь туповатый и верный слуга, с которым и поговорить-то не о чем. Фаорлин явно зол на него за рапторов и Торчера, Тенверд вообще тихо всех ненавидит, остальные братья тоже не питают к нему теплых чувств. Вдруг Киршиан, который в принципе раньше не особо нуждался во всеобщей любви и обожании, едва ли не впервые за всю свою длинную жизнь почувствовал себя изгоем в собственном маленьком государстве. Он старался делать все правильно и на благо других, но что в итоге? От него отвернулись даже самые близкие товарищи.
Ему вдруг вспомнилось, что Хартус сказал на его попытки сделать из разрозненных Повелителей Ночи какие-то подобие коллектива. Разговор состоялся незадолго после бегства от Ацербуса. Киршиан был тогда довольно молод, да и Хартус не так сильно поехал крышей, поэтому им было что обсудить.
«Все это полная фигня, - откровенно сказал Хартус, важно восседая на своем любимом ковре. – Команда, коллектив, кооператив, товарищество, братство, мир, дружба, жвачка… Никто не будет ни с кем дружить. Никому это нахрен не надо. Не делай этим ублюдкам как лучше, оставь им как хорошо».
Фаорлин выразился более красиво, но менее понятно:
«Любой город – это не улицы и не здания, а люди, его населяющие. Рабы могут вычистить трюмы, убрать всю эту интерьерную вычурность, повесить плакаты «Повелители Ночи, объединяйтесь», но все внешние изменения ничего не значат, потому что ни ты, ни я, ни наши братья внутренне не изменились. И не изменятся уже никогда. Поздно что-то менять, мы давно уже не дети».
Тогда Киршиан еще был полон надежд сделать что-то общественно полезное и дать фору Ацербусу, прославиться на всю галактику и спихнуть Гурона с его золоченого престола. Сейчас же он вдруг осознал, что все эти долгие годы занимался исключительно собственным выживанием. На военные достижения, славу и перевоспитание братьев у него просто не было времени.
«Да и на что я надеялся? – подумал он. – Что эти козлы дружно выйдут на генеральную уборку и перепись населения? Как бы не так. У этих козлов три заботы: что б сожрать, где б поспать и когда можно будет пограбить смертных. Уроды».
Киршиан неслышно фыркнул и, даже не взглянув на Гуорфа, отправился прямиком в стратегиум. Именно оттуда можно было проследить, где обосновались рапторы и в каком количестве. В его жизни все опять стабильно пошло наперекосяк.

70

Киршиан вломился в Стратегиум, как слон в посудную лавку. Загрохотали по полу тяжелые шаги, задрожали огоньки на навигационном экране, затряслись безвольные руки сервиторов. Какой-то смертный офицер испуганно пискнул и едва успел убраться с пути Киршиана. Повелитель Ночи его даже не заметил. Он важно прошествовал к своему трону, черным монолитом возвышающемуся посреди командного зала, и от души грохнулся на него всей массой своей брони. Раздался отчетливый удар металла о камень, сопровождаемый вибрационной дрожью плохо закрепленных элементов остального интерьера. Слуги Стратегиума разом опустили глаза и начали активно изображать деятельность, одновременно пытаясь стать как можно незаметнее. Кто-то старательно запихивал ногой под компьютер пустой контейнер из-под сухой яичной лапши. Даже последнему барану было понятно, что Киршиан нынче не в духе. Одна только Тара Келтер невозмутимо замерла перед троном своего господина, вытянувшись по стойке «смирно»  и глядя куда-то поверх череполикого шлема Повелителя Ночи. Эта старая стерва, похожая на хищную птицу, за время своей службы на должности капитана мостика повидала так много настроений Киршиана, что ее, пожалуй, не удивило бы, если господин однажды устроил бы стриптиз.

- Ну рассказывай, - бросил Киршиан, развалившись на троне и стараясь звучать как можно более угрюмо и мрачно. У него не получилось впечатлить Фаорлина, так пусть хоть смертные слуги его уважают.

- Мой господин. За время вашего отсутствия офицер связи восстановил работу системы внутреннего оповещения корабля, - деловым и совершенно бесстрастным сухим голосом принялась рассказывать Келтер.

Будучи капитаном мостика, она лично докладывала начальству обо всех изменениях. Киршиан поймал себя на мысли, что понятия не имел, что в системе внутренних оповещений что-то сломалось. Ну ладно, раз починили – это хорошо, пусть так и будет. Тара продолжала рассказывать последние новости:

- После этого наш системный администратор повторно проверил конденсаторы голографического проектора, но оказалось, что проблема изображения не в них, а в нестабильности подачи электроэнергии. Мы пока работаем над этим, потому что доступ к электрическому щитку должен быть у старшего электрика, а он…

Киршиан почувствовал, что перестает улавливать суть доклада. Ему и раньше было сложно сосредоточиться на насущных проблемах, поэтому он успешно спихивал их на более вдумчивого и организованного Фаорлина, а сейчас, когда его голова была забита другими делами, ему и вовсе было без разницы, где там какой глюк в системе. Ему нужно было, чтобы корабль был способен к варп-прыжкам, а смертные сидели тихо и не выпендривались. Все остальное было для него глубоко вторичным. Киршиан и сам не заметил, как его веки под линзами шлема стали закрываться, а мысли уносились куда-то далеко. Монотонный голос Тары доносился словно из другой реальности.

- Ваш брат, господин Рафал Тенверд, успешно помещен в изолятор, - добавила Келтер без всякого выражения.

Киршиан встрепенулся и приоткрыл глаза. Келтер по-прежнему стояла у подножия трона, сцепив за спиной руки и вытянувшись в струну. Она и не заметила, что господин почти заснул под ее доклад. Она продолжала:

- За исключением этого эпизода, больше никаких инцидентов за время вашего отсутствия не произошло.

- Стой. Что ты сказала про Тенверда? – переспросил Киршиан.

Тара Келтер удивленно моргнула, но повторила:

- Я сказала, мой господин, что ваш брат заперт в изоляторе. Который в апотекарионе, - пояснила она.

- Почему это? – зарычал Киршиан, почуяв неладное.

- Господин Фаорлин решил, что так будет лучше в целях безопасности, - также бесстрастно доложила Келтер. – До того момента, как вы лично решите его судьбу. Также в связи с этим остается вопрос о вакансии навигатора.

- Вакансии?! – рявкнул Киршиан, подавшись вперед. – Что это значит?!

- Господин Фаорлин запер господина Тенверда в изоляторе по подозрению в убийстве навигатора, - сообщила Келтер, не изменившись в лице. – Следовательно, без навигатора корабль не может совершить варп-переход. Я полагала, что вам уже доложили об этом инциденте.

- ЧТО?! – взревел Киршиан, вскакивая с трона. – Тенверд убил навигатора?! Когда это случилось?

- Незадолго до вашего возвращения, мой господин, - ответила Келтер. Надо отдать ей должное, она даже не вздрогнула, в то время как остальные офицеры мостика торопливо попрятались под столы.

Киршиан даже не посмотрел на них. Он злобно воззрился на Тару Келтер, линзы его шлема буквально пылали алым пламенем.

- Где он?! – прошипел Киршиан в вокс, нащупывая примагниченный к бедру болтер. – Где этот ублюдок?!

- Какой именно, мой повелитель? – спокойно уточнила Келтер, не сдвинувшись с места. Казалось, вид разъяренного Повелителя Ночи нисколько ее не впечатлил.

- Тенверд! И Фаорлин! Оба!

- Господин Тенверд, как я уже дважды сказала, в изоляторе апотекариона. А господин Фаорлин, полагаю, должен был пойти встретить вас в ангаре.

Не говоря больше ни слова, Киршиан спрыгнул с возвышения и стремительно затопал к дверям. По Стратегиуму прокатилась волна плохо сдерживаемой ярости. Послышался отчетливый ритмичный звук – у смертных задрожали коленки. Только Тара Келтер скучающим взором посмотрела вслед своему вспыльчивому повелителю и, пожав плечами, как ни в чем не бывало отошла к навигационному компьютеру и принялась отчитывать своего помощника за неубранные вовремя контейнеры из-под яичной лапши.

71

Выскочив из Стратегиума, как ошпаренный кот, Киршиан почти бегом помчался в каюту навигатора, чтобы лично удостовериться в случившейся катастрофе. Переборки были открыты настежь, внутри царил абсолютный бардак, на полу вокруг навигаторского кресла кое-где виднелись брызги крови. Ни навигатора, ни его трупа Киршиан не обнаружил – наверное, его уже унесли. В каюте остались только двое астропатов, которые по-прежнему дрыхли в своих анабиозных капсулах, как ни в чем не бывало. Киршиан подумал, что без Асесу они сдохнут, ведь никто не будет заботиться об их благополучии. Впрочем, сейчас ему было не до судьбы астропатов, появились кое-какие проблемы посерьезнее.
Он, конечно, мог вызвать Фаорлина на разговор в любой момент по воксу, но ему почему-то было необходимо переговорить с ним с глазу на глаз. И предупреждать Фаорлина заранее о предстоящем разговоре тоже не улыбалось, чтобы не дать тому возможности как следует подготовиться. О, да, он действительно собирался устроить Фаорлину большой разнос за то, что тот имел наглость приберечь худшие новости на «потом». Разве Фар не должен докладывать ему обо всех происшествиях незамедлительно? И хоть официально это правило нигде не обсуждалось, Киршиан был уверен, что так и должно быть.
Широко шагая по безлюдным узким коридорам и царапая наплечниками стены, Киршиан мысленно прокручивал в голове тираду, которую он обрушит на Фаорлина. Спугнув по пути нескольких слуг и подвернувшегося под ноги собрата-астартес, он наконец вышел в ангар и, почти не разбирая дороги, направился к все еще открытому шлюзу. Именно там, как он разглядел еще издалека, Фаорлин беседовал с двумя легионерами. Эти двое были без шлемов, в отличие от Фаорлина, который последнее время вообще нигде не появлялся с открытым лицом.
Киршиан приблизился как можно более громко, топая и пиная попавшиеся по пути железяки, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что хозяин корабля находится в крайней степени недовольства. Но, как назло, все заранее подготовленные «правильные» слова тут же куда-то исчезли, потому что Фар опередил его одной емкой фразой, чуть обернувшись в его сторону:
- Хорошо, что ты пришел. Нам нужно проваливать отсюда восвояси, и чем раньше – тем лучше.
Киршиан замер, грозно воззрившись на Фаорлина. Взгляды двух парк красных линз встретились, и воздух вокруг едва заметно затрещал – не то от работы силовых доспехов, не то от намечающейся перепалки.
- С какого это перепугу? – как можно более недовольно бросил Киршиан.
- А с такого, - с каким-то зловещим спокойствием ответил Фаорлин, ничуть не стесняясь дерзить начальству в присутствии подчиненных, - что Корсары с минуты на минуту явятся узнавать, что случилось с их охраной.
- Какой охраной? – не понял Киршиан, чувствуя себя напрочь сбитым с толку.
- Той самой встречающей стороной, благодаря которой мы так и не удостоились лицезреть господина Гурона, - еще более язвительно ответил Фар. – Ты разве не заметил, возвращаясь сюда, что около шлюза нет ни одного Корсара?
Киршиан помолчал, вдруг вспомнив, что действительно не встретил ни одного Корсара по пути из логова рапторов. И около шлюза его ждали рапторы, но не Корсары. Внезапно осознание внештатной ситуации ледяной змейкой скользнуло вниз по его позвоночнику, а в воздухе еще явственнее запахло жареным. И без того бедовое положение стало еще хуже.
- Ты думаешь, что Корсары… то есть, рапторы… - запнувшись, начал он.
Фаорлин его перебил:
- Я думаю, что бы там ни случилось, для нас будет лучше в ближайшее время оказаться как можно дальше от Гурона и его команды, когда Корсары придут выяснять, куда подевались их братья. И поскольку ты где-то гулял, то я взял на себя полномочия объявить о немедленном отбытии. Ты ведь не против? – в последнем вопросе прозвучала нескрываемая издевка, заметная даже сквозь помехи вокса.
Киршиан злобно засопел, буквально почувствовав, как его власть и авторитет ускользают из его рук. Он оглянулся на замерших по струнке смирно двух Повелителей Ночи. Он не видел, но каким-то задним чутьем почувствовал, что этих двоих ужасно забавляет эта ситуация. Тем более что Фаорлин будто бы случайно говорил с ним во всеуслышание, а не по личному вокс-каналу.
- Какие у тебя дела к этим двоим? – спросил Киршиан, снова вперив в Фаорлина пылающий взгляд линз.
- Уже никаких, - ответил Фаорлин будничным тоном. – Ребята, вы можете идти.
Эти двое молча удалились, а Киршиан наконец получил возможность накинуться на Фаорлина с самым злободневным вопросом. Правда, заранее подготовленная речь была успешно забыта, и слова полились сами собой.
- Когда ты собирался сказать мне про навигатора и Тенверда? – возмущенно выпалил он, переключившись наконец на личный вокс-канал с Фаорлином. – Почему я узнаю все самое важное от старой суки Келтер?!
- Наверное, потому что старая сука Келтер имела возможность поговорить с тобой раньше, чем я, - со своим фирменным невозмутимым спокойствием ответил Фар, ничуть не испугавшись гнева Киршиана. Он, кажется, вообще не только не боялся своего командира и товарища, но и вовсе не принимал всерьез его недовольство.
- Ты мог сообщить мне по воксу, - не унимался Киршиан.
- Мог бы, но видишь ли, я был чертовски занят, пытаясь организовать здесь хоть какое-то подобие порядка после того как ты притащил с собой каких-то полудиких обезьян. Тебе почему-то не пришло в голову сообщить мне об этом по воксу, - ответил Фар с едва заметной стальной ноткой в голосе. – Я даже молчу о том, что ты принял решение за всех, не спросив вообще ничьего мнения.
Киршиан не нашелся, что на это ответить. Замечание Фаорлина было в общем-то справедливо. Но он не собирался оправдываться и извиняться. Фару легко было говорить, подумал он, ведь не он оказался окруженным недружелюбно настроенными рапторами.
- И когда ты собирался мне сообщить? – немного успокоившись, спросил он.
- Как только закончил бы здесь. Поскольку ты уже в курсе, что мы остались без навигатора, а Гурон вряд ли будет рад, если ты придешь к нему с повинной, то самое время проявить инициативу и придумать какое-нибудь нестандартное решение проблемы.
- Значит, мне нужно опять вытаскивать нас всех из задницы?
- Уж будь добр. Ты здесь командир, а не я.
Киршиан задумался. Фаорлин прав, даже если у Гурона есть навигатор, которого теоретически можно было бы купить за еще один необъятный долг, то вряд ли Корсары будут готовы к переговорам. Особенно после того как обнаружат (если уже не обнаружили), что их братья не выходят на связь. Конечно, можно было бы свалить все на рапторов, что было бы справедливо, но Киршиану вовсе не улыбалось пускать на свой корабль ораву разъяренных Корсаров, которые все разнесут в поисках нарушителей общественного порядка. В любом случае лучшим вариантом было бы просто улететь отсюда и подождать, пока страсти улягутся.
Но вставала одна проблема. На субсветовых двигателях они далеко не улетят.
- Что у нас с Хартусом? – спросил наконец Киршиан, с неудовольствием осознавая, что обкуренный в хлам колдун – их единственный выход.
- Я уже послал тех двоих растолкать его и привести в каюту навигатора, - ответил Фаорлин.
- Я лучше сделаю это сам, - сказал Киршиан, вспомнив, в каком состоянии обнаружил Хартуса в последний раз. – Ладно, я все понял. Мы снова в жопе. Я возьму на себя Хартуса, а ты подготовь корабль к расстыковке. Когда мы доберемся до точки перехода, я надеюсь, что Хартус будет в состоянии вести корабль через варп.
- Как прикажешь, - прохладно ответил Фаорлин, однако Киршиан почувствовал в этой безобидной фразе едва сдерживаемый сарказм. – Что-нибудь еще?
- А когда я закончу с Хартусом, - продолжил Киршиан, - мы пойдем повидать Тенверда. У меня к нему есть несколько вопросов.

Странная фигура раптора то ныряла в тени, то загоралась на свету, когда он попадал под прожекторы; неизменно и тускло на обводах ранца мерцали предупреждающие красные огни на оконечностях самых высоких мачт. Укаши проходил по броне «Бродяги» как его новый хозяин, надменно рассматривая его вооружение и его шрамы. Сверху ему хорошо было видно места, где древнюю броню вскрывали, чтобы заменить внутренние секции, где тянулись заплаты от попаданий, уродовавших борта. Старый раптор примерно представлял, что ему досталось и, следуя доброму совету новичка его стаи, не собирался оставаться здесь надолго… слишком надолго. Но все же это был корабль, и с его капитаном можно было не особо считаться – глупый молодняк Восьмого Легиона, обреченный с самого рождения на подобное прозябание. Может быть, Укаши и протянет им руку помощи, когда прояснится конец их путешествия, как он это часто делал, и его стая жила и даже разрасталась.
Добравшись до самого верха, раптор обернулся на титанический крестообразный док через плечо – в черной межзвездной пустоте легко было представить, что все эти балки и ряды шлюзов и есть низ, над которым, грозя вот-вот опрокинуться, висел борт «Бродяги». Укаши еще немного позабавлялся этой иллюзией, потом разжал когти, на несколько мгновений оказавшись нелепой фигуркой, распластавшейся в невесомости, а потом, единственным включением отфыркнувшихся двигателей набрал скорость, помчался вдоль острых башенок, украшающих тощий хребет корабля. Около носа раптор снова заставил ранец отфыркнуться бледным огнем и, вывернувшись всем телом, зацепился когтями за обшивку, остановился и двинулся к основанию одной из надстроек, к примеченному входу.
Технический люк не отличался ни шириной, ни удобством, зато легко поддавался связке чипов и электронных ключей, среди которых нашлась даже обгорелая инсигния. Укаши перебирал их, словно четки и прикладывал к сенсору, не особо задумываясь, с какой попытки повезет. Он даже не обратил внимания, чем открыл дверь и, когда погас предупреждающий красный огонек, просто принялся ждать, когда будет готова шлюзовая камера. Беспечность хуже чумы. Вторую дверь, впрочем, ему пришлось рвать когтями под шипение воздуха, заполняющего шлюз. От его сородичей не защищала никакая, сколь угодно толстая броня. Слои адамантия и теплоизолятора, пустотные щиты бесполезны перед практической необходимостью врезать в это великолепие выход на корпус.
Раптор лениво брел все теми же непарадными техническими лазами, предназначенными исключительно для смертных, вокс то и дело пощелкивал от кратких отчетов и критических замечаний его сородичей по поводу корабля. Кто-то посмеивался, кто-то явно выражал недовольство, кто-то возмущался запустением. Плохая вода, сгнившие коммуникации, больные рабы, которых нет почти ни на одном посту, кроме жизненно необходимых, повсеместно – темнота, холод, грязь и вонь.
В воксе раздалось три коротких прищелкивания на частоте, запредельной для нормального слуха, как будто кто-то укоризненно поцокал языком – отрицание, худший вариант и слово «херня» в боевой речи рапторов. Укаши не нужно было смотреть, кто это сказал, он всех своих различал по голосам так же легко, как по внешности.
- Другого не будет, Хале, будь так добр, сделайся снова тихим, как был, - бросил Укаши в личный канал, чтобы старый капризный выродок, наконец, перестал вертеть носом и ценил то, что есть. Начиная с определенного момента все они начинали ставить себя неоправданно высоко, полагая, что вся галактика им должна. Ему это еще отзовется, когда стая соберется, успокоится, пресытившись впечатлениями от нового дома и начнет вспоминать про гибель одного из своих.
Раптор спустился ниже, вглубь корабля и рассмотрел по очереди несколько десантных палуб; некоторые из них не использовались и там было достаточно места, однако ворота и силовое поле, удерживающее воздух внутри, управлялись извне. Размышляя, Укаши стоял перед огромными створами и пытался вспоминать устройство механизмов, что раскрывали их, но мысли упорно перескакивали на другое. Мысли возвращались к проклятому Чарару, который решил поймать свою неудачу именно сейчас. Такое бывает. Такое случается с ними, нельзя безнаказанно блуждать туда и сюда через грань, на виду у легионов голодных и яростных глаз, но именно сейчас… это ведь была его собственная судьба. Это он должен был нелепо сдохнуть, сцепившись с чужаком, посмевшим бросить вызов, но подставил другого. Он распоряжался их жизнями и смертями, однако здесь его власть истончалась до тонкой нити. Наука выбирать меньшее из зол не всем дается легко, и у стаи будет немало поводов для разговоров, для ядовитых иносказаний на грани дозволенного и для сомнений в нем. Укаши в ярости ударил когтями по покрытию, выдернул полуметровые костяные клинки, осыпав пол мелкой пласталевой стружкой и двинулся дальше. Ошибки. Он ненавидел ошибки и самый дерьмовый их сорт – его собственные.

72

Сунувшись в остальные ангары, раптор пересчитал десантные корабли, убил тех, кто рискнул целиться в него из лазганов и двинулся дальше уже без задержек, чтобы оценить то, что в проекте должно было быть капеллой в корме корабля, недалеко от дюз плазменных двигателей.
Зал с высоким потолком и выступающими ребрами арок нашла тройка Эшина Лекса. На любом другом нормальном корабле рапторов бы выгнали отсюда взашей, однако высокие двери оказались закрыты и присыпаны пылью. В лучшие времена предполагалось, что в этом торжественном зале будут происходить все важные для хозяев и персонала события, но сейчас он пустовал. Разумеется, если не считать того, что смертные устроили на полу то ли склад, то ли свалку запчастей, и на самом торжественном месте, на возвышении у дальней стены валялся полупустой бублик выпотрошенного токамака – бренные останки термоядерного реактора.
- Сойдет, - великодушно решил Укаши и первым выбрал себе место - галерею над самым входом, где мерзко скалящиеся статуи странных котов стерегли запылившиеся до неузнаваемости буквы какого-то девиза.

Скоро в капелле появились остальные рапторы и астартес, пришедшие с Укаши, их смертные рабы и восемь грузовых контейнеров. Крепких, надежных грузовых контейнеров, в каждом из которых человек мог бы выпрямиться во весь рост. Контейнеры перемещались со станции на «Бродягу» и обратно трижды. Всякий раз они были забиты под завязку. Последними Укаши приказал забрать тела Корсаров, дежуривших у шлюза – запасливый командир не собирался оставлять трофеи стаи, которыми стала не только броня убитых, но и все, что плохо лежало в ту злосчастную ночь. Рапторы не постеснялись обокрасть негостеприимного хозяина станции и его прихвостней и предел их жадности обозначило только время.

Торчер долго ждал, пока закончится их обустройство на скорую руку и Укаши, наконец, перестанет мотаться по кораблю, командуя то своими рабами, то астартес, неожиданно разжалованными в носильщиков. Его раптор трогать не рискнул, даже не звал с собой, хотя и задавал периодически вопросы насчет устройства «Бродяги». То, что у новичка проблемы с местным командиром, было понятно с самого начала.
- Вы взяли четыре целых брони, - проговорил, наконец, Торчер, поймав раптора у входа в капеллу.
Тактично отойдя в сторону, чтобы не заступать дорогу, он уселся на пол и внимательно уставился в красноватые линзы, скрывающие глаза Укаши.
- И ты претендуешь на запчасти?
Несмотря на то, что вопрос прозвучал в личном канале, ответил тот вслух, и окружающие заметно напряглись, без особого труда догадавшись, о чем речь. Это всегда была очень щекотливая тема. Появление нойзмарина означало, что для кого-то очередь может сдвинуться назад, но всем им было неясно его место, от которого зависело очень многое. Примет ли Укаши его как раптора, либо вышвырнет к простым астартес, которые в их небольшой банде неожиданно для себя оказались существами второго сорта.
- Да, мне кое-что нужно.
- Значит, дождешься своей очереди, как все остальные, - металлически прокаркал вожак, прищелкнув когтями, собранными вместе.
Предупреждение, опасение или что-то еще. Торчер и впрямь был капризной тварью, особенно когда дело доходило до его содержания и пренебрежение – сначала Киршиана, а теперь Укаши его задевало и злило. Он готов был сдерживаться и демонстративно признавать главенство раптора, чтобы не мешать ему еще и разборками в своей стае, но терпеть откровенное равнодушие было унизительно.
- В таком случае, как насчет моего трофея?
- Какого, блядь, трофея, выродок? Хочешь сказать, это ты убил Чарара? – теряя терпение, вожак снова щелкнул когтями, запоздало стало ясно, что в его жестах это означало ни много ни мало угрозу. – Его убил варп, такое случается с нами, только с хрена тебе об этом знать, да?
- Я знаю, как варп убивает когтей, - буркнул Торчер, отодвинувшись.
- Значит, поблагодари своего бога за то, что тебе так повезло, что мой брат не успел оторвать тебе твою дырявую башку. Привыкли, блядь, на всем готовом жить, дармоеды. Мне насрать, что ты чемпион хаоса, жопу тебе за это здесь никто лизать не станет, ясно это или нет?
- Ясно, я все понял.
Торчер отошел и снова сел. Конечно, Укаши намеренно его оскорблял, то ли отыгрываясь за торги с Киршианом, то ли пытаясь спровоцировать, но примечательным оказалось нечто иное. Он сказал, что когтя убил варп, значит, именно этой версии придерживалась и вся стая. Они не зачли ему эту победу, но стоило ли их разубеждать, уповая на ненадежных сук, которые больше могли за него и не заступиться? Торчер размышлял, не удержался и заходил из угла в угол, благо в новом зале места было предостаточно. В свои лучшие дни именно так он и удерживал их в подчинении – невысказанной угрозой натравить их, чьи имена он больше не помнил и не контролировал. Теперь же присутствие его тварей может сыграть против него самого, может стать дурным знаком, от которого они избавятся, как только устанут бояться. А, может быть, они и так от него избавятся, выдадут Киршиану, чтобы замириться с остальными. Ублюдки. В любом случае оставлять свое снаряжение в столь катастрофическом состоянии он не мог, если собирался дожить до конца перелета. Они еще будут его проверять на прочность, непременно.
Дождавшись, пока на него будет смотреть как можно меньше глаз, Торчер убрался из капеллы и направился вниз, на охоту, где пропадал восемь часов подряд.

Скрежет, лязганье металла, клацанье по полу – ему пришлось цепляться когтями и тупить их, чтобы тащить за собой тело. Его лабораторию почти не тронули, даже не прибрались толком – на месте остались и пятна на полу, и ворох костей, и даже почти весь инструмент. Смертные, может, и были здесь, но взяли мало.
А он в этот раз поймал крупную добычу. Повелитель Ночи, с которым Торчер остановился поговорить, а на деле нашел предлог подойти поближе, успел только заметить метнувшуюся ему в лицо лапу, успел только включить когти, они так и рассекли воздух, потрескивая, пока его хозяин дергался в агонии с раздавленной головой, от которой уцелела только нижняя челюсть. Трофейный шлем Торчеру был ни к чему, и, всю дорогу слизывая с перчатки мозги, он воодушевленно прикидывал, чем займется прежде всего. Его давно уже не беспокоила разница в моделях силовой брони, то, что он носил, давным-давно стало химерой, сочетающей, кажется, детали всех степеней новизны. Каждый астартес-хаосит – немного техноадепт, и копаться в системах брони для Торчера составляло особого рода удовольствие. Проблемой было только время и отпущенное время он тратил со всей возможной пользой.
Трофей был разобран за час; его бывший хозяин висел посреди лаборатории вниз головой и почти без головы – какие-то ошметки вывалились в натекающую лужу из полупустого черепа. Нойзмарин с мрачной ревностью наблюдал, как лужа подползает к разложенным по полу запчастям, ему все казалось, убитый Повелитель Ночи хоть так пытается забрать назад принадлежавшее ему. Но, отворачиваясь, Торчер забывал и погружался в свою сложную работу – когтями нарезал снятый нагрудник на выпуклые толстые пластинки, точные копии тех, что пришлось выломать и выбросить еще на станции. Так длилось долго; он успел почти восстановить комплект, остановился на крепежах, которые ему точно было не вырезать без сверл. Задумавшись над этим, он все еще перебирал перекрывающие поле зрения схемы своей брони, но все прервал отдаленный звук. И еще. И еще. Зрачки расширились; резко сморгнув, Торчер сфокусировался на стене напротив, залитой ярким светом, медленно повернулся.

73

Когда Киршиан быстрым шагом дошел до бывшего зала медитаций, а ныне покоев колдуна, пол корабля заметно загудел и завибрировал. Должно быть, корабль начинал расстыковку. По общей вокс-сети корабля разнесся голос Тары Келтер, объявившей о необходимости персоналу мостика занять свои места. Не слушая эти стандартные фразы, Киршиан ударил кулаком по настенной панели, едва не разбив ее, и, когда двери открылись, вошел внутрь, под темный купол холодного зала, усеянный незнакомыми созвездиями.
Хартус был здесь – валялся на голом полу примерно там же, где Киршиан его оставил, и никак не реагировал на попытки двух Повелителей Ночи растолкать его руками и ногами. Чуть в отдалении стояла миска размером с небольшой тазик, дно которой было вымазано слоем какого-то вязкого оранжевого вещества. Киршиан отметил эту деталь, подумав, что Хартус, должно быть, пришел в себя и даже нашел силы поесть что-то принесенное рабами с кухни. Правда, сейчас он дрых на полу и реагировал на попытки его растолкать каким-то вялым бормотанием, да и рабов было не видать. Ковер был по-прежнему расстелен неподалеку и влажно блестел в свете каких-то огней за тонированным панорамным окном. Видимо, чтобы ковер полностью просох, понадобится не одна ночь. Киршиан мимоходом подумал, что Хартусу следовало бы утащить ковер поближе к тепловому генератору, но колдун то ли не сообразил так сделать, то ли побоялся оставить свой любимый предмет интерьера без присмотра в каких-то технических отсеках.
Завидев Киршиана, оба Повелителя Ночи прекратили попытки растолкать Хартуса и выпрямились. Киршиан отослал их короткой фразой: «Уходите, я этим займусь» - и решительно подошел к Хартусу. Когда за молчаливыми легионерами закрылась дверь, Киршиан склонился над Хартусом и внимательно осмотрел неподвижное тело колдуна. Перевернувшись на спину, Хартус лежал почти неподвижно, раскинув бледные, покрытые кучерявыми черными волосками руки в разные стороны. Веки его подрагивали, как при неглубоком сне, а губы бормотали слова на непонятном языке. Присев рядом, совсем как в прошлый раз, Киршиан осторожно тронул Хартуса за плечо. Колдун этот жест даже не заметил, продолжая валяться в своей тревожной полудреме. Тогда Киршиан решительно потряс его, но колдун так и не потрудился открыть глаза. Киршиан уже подумывал дать колдуну хорошую затрещину, как вдруг неожиданно понял, что Хартус, должно быть, просто притворяется. Хитрый колдун уже не впервой отлынивал от работы под предлогом наркотического угара.
Некоторое время он активно тряс Хартуса за плечи и бесцеремонно материл на чем свет стоит. Наконец Хартус соизволил разлепить слезящиеся глаза и уставился на Киршиана мутным взглядом.  Из носа колдуна потекла прозрачная липкая жидкость.
- Можно ли сказать человеку, который лежит лицом в салате, что он чувствует себя не в своей тарелке? – сонно, но довольно внятно спросил Хартус и шмыгнул носом.
Киршиан опешил.
- Чего? – переспросил он. – Я тебе щас дам тарелку, блеать. Вставай, тупая скотина, пора сделать кое-что общественно полезное!
Он отпустил Хартуса, и тот ударился затылком об пол. Поднявшись, Киршиан отстегнул шлем от горжета доспеха, и искусственный воздух с тихим свистом вырвался наружу. Ему в нос тут же ударил застоявшийся запах пота и каких-то других общечеловеческих выделений, свойственных как людям, так и легионерам, а также менее явственный, но все равно ощутимый запах сырости (должно быть, от ковра) и подпорченной органики (вероятно, от миски с едой).
Хартус и раньше не отличался чистоплотностью, Киршиан не раз замечал за колдуном привычки складировать где попало остатки еды. И покрытый пылью хлам вдоль стен, по-видимому, не разбирался уже пару лет как минимум. И поскольку Хартус не так часто выползал из своего логова, можно было предположить, что и личная гигиена его беспокоит только в случае крайней необходимости. Правда, большую часть времени все эти запахи подгнившей органики и жизнедеятельности тушки самого Хартуса успешно маскировались пряными запахами жженых трав и каких-то благовоний. Сейчас же все курительницы вразнобой валялись на полу, а запах благовоний давно улетучился через систему вентиляции. Понюхав воздух и оставшись недовольным, Киршиан пристегнул шлем на место. Затем пнул успевшего снова заснуть Хартуса носком ботинка.
- Подъем, ленивое животное, - бросил он в вокс-динамик. – Работа в варп не убежит.
Хартус недовольно потер ушибленные ребра и перевернулся на левый бок, спиной к Киршиану, демонстрируя все свое отношение к возможной работе. Совсем как Тенверд недавно, когда Киршиан пытался завести с ним серьезный разговор.
Комната наполнилась явственным гулом, пол еще больше завибрировал. Очевидно, корабль отстыковывался от «Зрачка Бездны», а это означало, что у Киршиана есть несколько часов на то, чтобы обеспечить корабль новым навигатором. Перешагнув через вонючую тушку Хартуса, он снова присел на корточки и, несколько брезгливо тронув колдуна за плечо, перевернул его на спину. Хартус пробормотал что-то невнятное и даже не потрудился открыть глаза. Следующие пять минут Киршиан безуспешно пытался растормошить колдуна пинками, щипками и легкими затрещинами, а еще уговорами на не очень цензурном низком готике, однако Хартус пробуждался самое большее на полминуты, после чего снова проваливался в бессознательное состояние. Он так и не выдал ничего более осмысленного, чем вопрос про салат.
Бросив эти бесполезные попытки призвать Хартуса к порядку, Киршиан принялся расхаживать по бывшей комнате для медитаций, пиная жалобно звякающие курительницы. Ситуация складывалась как нельзя хуже. За последние сутки, которые он, как обычно, провел в бодрствующем состоянии, случилось слишком много неприятных инцидентов. Драка Торчера и Хартуса, странное поведение Фаорлина, раненый Тенверд, перебранка с Корсарами, нашествие рапторов, смерть навигатора. А теперь еще и его, Киршиана, репутация поставлена под угрозу. Даже Фаорлин, и тот, кажется, больше не окажет ему прежней поддержки – во-первых, из-за Торчера, во-вторых, из-за рапторов, а в-третьих, потому что слишком много дерьма случилось в последнее время. И ответственный за все это дерьмо, конечно, не Фаорлин.
Вибрация пола уменьшилась, когда включились стабилизаторы. Киршиан продолжал ходить туда-сюда, бросая недовольные взгляды на дремлющего Хартуса. Колдун свернулся клубочком, как младенец, пождав под себя ноги, и влажно причмокивал во сне. Киршиан чувствовал, как в нем нарастает отвращение ко всему, что он здесь видит: к обдолбанному в хлам колдуну, к его пыльным артефактам, мокрому ковру, грязному полу и прочему бардаку, устроенному в комнате медитаций с тех пор как колдун сюда вселился. Он бы никогда не пришел на поклон к Хартусу, если бы придурок Тенверд немного повременил с убийством навигатора или выбрал бы другой акт протеста. Но теперь, если корабль застрянет в гостях у Гурона не неопределенное время, репутации Киршиана придет окончательный конец. Он уже представлял себе страшные картины, как Фар поднимает бунт на корабле и обвиняет Киршиана во всех бедах их маленького сообщества. В свете последних событий это было ожидаемо. В таком случае Киршиану было просто жизненно необходимо увести корабль в варп, с навигатором или без. В конце концов, если Фар в столь тяжелой ситуации сбежал в кусты, пришло время ему самому подумать головой и найти какое-то решение. Однажды он уже спас этих неблагодарных свиней и должен сделать это еще раз. Конечно, за это ему, как и в прошлый раз, никто не скажет спасибо, но зато хоть не спихнут с черного трона на потеху Корсарам и рапторам.
Подумав о рапторах, Киршиан стал вспоминать все подробности тех событий, когда Хартус впал в наркотическую кому. Сначала была потасовка при участии Торчера в оружейной, потом разговор с Торчером там же, пока Гуорф тащил Хартуса в апотекарион… А потом Торчер сказал что-то о том, что Хартус обдолбался каким-то новым наркотиком. Который, естественно, предложил ему Торчер. Киршиан тогда взбесился, но все равно не мог предположить, что эта Торчерова наркота настолько выведет колдуна из строя. Впрочем, это уже было что-то: если у Торчера есть какое-то сильное психотропное вещество, то, возможно, есть и антидот. Или хотя бы Торчер знает, какое вещество может действовать как антидот.
Как бы Киршиану ни хотелось сделать из Торчера хорошую отбивную, эту забаву пришлось отложить на неопределенный срок. Сейчас раптор был нужен ему живым и желательно в здравом уме. Некоторое время он безуспешно пытался вызвать Торчера по воксу, но раптор, кажется, был не такой дурак, чтобы отвечать. Более того, он вполне мог заблокировать вокс на входящие вызовы, чтобы Киршиан не смог его вызвать на очередной серьезный разговор. А поскольку корабль большой, то искать Торчера он может до бесконечности (особенно если этот урод вздумает специально прятаться). Киршиан хотел связаться с Фаорлином и спросить, не видел ли тот Торчера, но быстро передумал. Фар в любом случае ответит, что не видел, так что это был заранее дохлый номер. Тем более он не хотел так быстро посвящать Фаорлина в свой план относительно Хартуса.
Тогда он связался со Стратегиумом и потребовал Тару Келтер на немедленный разговор. Главная стерва Стратегиума ответила почти сразу, ее сухой строгий голос раздался в правом ухе Киршиана скрежетом наждачной бумаги.
- Да, господин?
- Тара, кто сейчас отвечает за внутреннюю безопасность? – стараясь звучать авторитетно и важно, вопросил Киршиан.
На самом деле, он понятия не имел, кто отвечает за внутреннюю безопасность не только сейчас, но и в другое время, и есть ли вообще ответственное лицо по этому довольно размытому вопросу, придуманному им вот только что.
- Нел Дивир по-прежнему отвечает за все, что связано с организацией рабочего процесса, - бесстрастно ответила Тара то, что знал любой член экипажа.
Киршиан потихоньку начал беситься.
- Мне нужно, чтобы Дивир или кто-то еще просмотрел записи внутренних камер и определил местоположение одного члена команды, - стараясь говорить спокойно, пояснил Киршиан.
- Каких камер, мой господин? – равнодушно уточнила Келтер.
- Камер видеонаблюдения за кораблем, конечно! – не удержавшись, рыкнул Киршиан. – Мне это нужно как можно скорее.
- Тех самых камер видеонаблюдения, которых у нас никогда не было?
Киршиан поперхнулся собственной слюной. Ему вдруг захотелось схватить Тару Келтер за тонкую шею и приложить пару раз затылком о спинку его черного трона в Стратегиуме. Этой старой суке повезло, что он не может сделать это немедленно.
- Следи за языком, Тара, - прорычал он в ответ, - ты ходишь по опасной грани. Объяснись и немедленно!
- Прошу прощения, господин, - ничуть не смутившись, ответила Келтер. – Но камеры слежения, хоть и предусматриваются проектом корабля, никогда у нас не работали. Я вам говорила про неполадки в их изначальном монтаже. Но вы, возможно, забыли.
Киршиан прикусил себе язык и почувствовал во рту металлический привкус. Он напрочь не помнил, чтобы Келтер когда-то говорила ему про камеры, но эта сука ведь не настолько оборзела, чтобы нагло врать своему господину? Значит, вероятно, такой разговор и вправду был, но Киршиан, как обычно, или не слушал, или забыл за ненадобностью. Он мысленно сделал себе отметку впредь быть внимательнее к тому, что говорит Тара. Из-за его легкомыслия в прошлом сейчас найти Торчера стало еще сложнее.
Тем временем Тара, воспользовавшись заминкой своего командира, продолжила говорить:
- Если вы хотите кого-то найти, не легче ли отследить сигнал его вокса?
Киршиан повторно прикусил себе язык и поморщился. Ну конечно! Вокс-передатчик имеет ярко выраженный сигнал, и по нему теоретически можно отследить местоположение любого зарегистрированного в системе корабля легионера. Даже Торчера. Предложение Тары Келтер напомнило ему о чем-то смутно знакомом – триангуляция… что-то из его последних снов… там он тоже кого-то искал по вокс-сигналу. И, кажется, даже нашел.
- Отлично. Найди мне Торчера и побыстрее. Мне нужно знать его точное местоположение, - распорядился Киршиан со всей решительностью в голосе, чтобы как-то загладить оплошность.
- Я вас поняла, мой господин. Офицер вокса займется этим немедленно. Что-нибудь еще? – все также сухо и бесстрастно спросила Тара.
- Да! Не трепать об этом, особенно Фаорлину, - не удержавшись, бросил Киршиан раздраженно. – Все понятно?
- Безусловно, господин. Приступаем к работе.
- Доложи мне о результатах через две минуты, независимо от того, будут они или нет, - рявкнул Киршиан напоследок и отключился.
Разговоры с Келтер почему-то сильно его выматывали, несмотря на то, что капитанша мостика обычно держалась в рамках профессиональной вежливости и никогда не отлынивала от своих обязанностей. Другое дело – Нел Дивир, этот угрюмый и неопрятный мужик был тихим, исполнительным и проявлял хоть какое-то уважение к руководству. Киршиан уже всерьез подумывал о том, что пора ему проявить себя как нормальный психически здоровый Повелитель Ночи и устроить над кем-нибудь показательную расправу. Например, над Тенвердом.
Тем временем в Стратегиуме Тара Келтер небрежно смахнула с голографического экрана автоматический отчет о завершении внутреннего вызова. Поскольку разговор велся посредством громкой связи, то офицер вокса и сам прекрасно слышал, что нужно делать, равно как и остальные присутствующие на мостике слуги. Келтер пристально посмотрела на него, и тот кивнул. Большинство ее подчиненных понимали Келтер без слов. Отвернувшись от офицера вокса, Келтер хмуро уставилась на экран, на котором возобновилась трансляция уменьшающейся станции Красных Корсаров. Корабль медленно отплывал к точке варп-перехода. Позади раздались неспешные шаги, и Фаорлин, остановившись у нее за спиной, тоже принялся рассматривать внешний вид станции.
- Тара, чисто теоретически – как быстро мы сможем в случае необходимости наладить видеонаблюдение внутри корабля? – спросил он.
Келтер передернула тонкими острыми плечами.
- Понятия не имею, господин, - ответила она. – Спросите об этом Нела Дивира.
- Спрошу, - согласился Фаорлин, нисколько не разозлившись на ее непочтительный тон. Келтер, конечно, имела скверный характер, но кое в чем она была очень даже полезна. – Признаться, мне и самому интересно, чем сейчас занимается Торчер, - добавил он с ехидной ухмылкой, которую не скрыли даже искажения от вокс-динамика шлема.

74

Ровно через две минуты Тара Келтер сама связалась с Киршианом и скороговорной оттарабанила, что разыскиваемый «член команды по имени Торчер» находится – как бы это было ни удивительно – там, где Киршиан видел его на своем корабле в последний раз. Услышав от Тары номер палубы и отсека, Киршиан едва удержался от того, чтобы высказать в крайне непечатном виде все, что он думает по этому поводу. Он ожидал, что Торчер забился в самый дальний и самый темный угол где-нибудь в отстойниках и дрожит там, как испуганная тварь, в ожидании неминуемой расправы. Но нет, этому ублюдку хватило наглости заявиться в свое логово, оборудованное под лабораторию, будто ничего и не произошло. Как бы Киршиан ни хотел найти Торчера, он искренне понадеялся, что Келтер ошиблась (тогда можно будет отыграться на ней) или Торчер просто оставил своей вокс там (тогда можно будет надеяться, что он все-таки дрожит от страха где-нибудь в темном углу). Если же Торчер спокойно дрыхнет в своей лаборатории, отключив вокс от навязчивых вызовов, это будет худшее, что случится с Киршианом за ночь. Ведь это будет означать, что на корабле его вообще никто не боится.
Ничего не сказав Келтер, Киршиан пулей выскочил из затхлого жилища колдуна и, наплевав на авторитетность, помчался в лабораторию Торчера, не разбирая дороги. По пути ему встретились праздно шатающиеся братья, но Киршиан их даже не заметил. Он перешел на шаг только вблизи лаборатории, стараясь успокоиться и придать себе как можно более грозный вид – на случай, если Торчер все же находится внутри. Он чуть помедлил перед грязной автоматической дверью, после чего, собрав в кулак всю свою решимость и гордость, от души врезал по настенной панели. Раздался электрический треск, посыпались искры, но дверь все-таки резво, со скрипом, отъехала в сторону.
От вырвавшегося в коридор яркого света он едва не ослеп и даже отступил на полшага назад, инстинктивно прикрыв линзы шлема рукой. Автоматические системы доспеха с запозданием в полсекунды все же уменьшили светопроницаемость линз, и глазам снова стало более-менее комфортно, не считая зеленых пятен на сетчатке. Проморгавшись, Киршиан протиснулся внутрь сквозь довольно-таки узкий проем и замер на пороге, оглядывая открывшееся ему пространство.
Внутри царил бардак даже больший, чем у Хартуса. Повсюду в хаотичном порядке валялись элементы брони, инструменты и еще варп ведает какой хлам. Баки вдоль стен были заляпаны то ли кровью, то ли еще какой-то жидкостью неизвестного происхождения. И в довершение картины, будто этого было мало, посреди лаборатории с потолка свисал обмотанный за ноги толстой цепью труп легионера. Присмотревшись, Киршиан заметил, что у трупа отсутствует верхняя часть черепа, поэтому он не смог с ходу опознать несчастного. По-видимому, убийство было совершено недавно, из черепа все еще капала кровь вперемешку с мозговой жидкостью, собираясь в липкую темную лужу на полу. И посреди всего этого беспорядка восседал Торчер, полураздетый и  обложенный со всех сторон запчастями брони.
Киршиан ожидал чего угодно, даже самого худшего – например, как если бы Торчер дрых сном младенца, демонстративно положив вокс-бусину на самое видное место, но к такому жизнь его не готовила. Ему все стало понятно с первого взгляда, и он не собирался давать Торчеру возможность хоть как-то оправдаться. Решительно распихав разбросанные по полу элементы доспехов и подняв этим невероятный шум, Киршиан в один точный прыжок приземлился рядом с раптором и почти без паузы ударом колена повалил того на спину. Не дожидаясь, пока Торчер очухается и сможет сопротивляться, Киршиан от души пнул его под ребра, отправив раптора в короткий полет до стены с баками. Проехавшись по полу и врезавшись в баки, Торчер почувствовал, как у него в боку что-то отчетливо хрустнуло. В еще один прыжок преодолев расстояние до своей жертвы, Киршиан навис над раптором и, воспользовавшись относительной незащищенностью Торчеровой тушки, принялся осыпать его ударами бронированных кулаков по морде и грудной клетке. Совсем как при их первой встрече, подумал он мимоходом, быстро входя в раж.
Краем сознания он понимал, что сейчас запросто может убить Торчера, но желание наконец-то поколотить нерадивую животинку за все хорошее оказалось сильнее здравого смысла. Киршиан вдруг почувствовал возможность отыграться за унижение перед рапторами по полной программе и показать хотя бы Торчеру, кто хозяин на корабле. Щедро дополняя серии ударов своими любимыми непечатными эпитетами (Торчер уловил в словесном потоке только что-то насчет «тупой твари» и еще парочку безобидных ругательств), Киршиан пустил в ход когти. Давно неточенные, но все еще довольно острые лезвия выдвинулись из пазов на тыльной стороне перчаток и вошли в плоть раптора под левое плечо и где-то между правыми ребрами. Почувствовав, как тело его  жертвы конвульсивно дернулось, Киршиан почти заурчал от удовольствия. Наконец-то он может нормально кого-то порезать, как в старые добрые времена, когда совсем не надо было думать. Нарочито медленно вытащив когти из плеча Торчера, Киршиан вонзил их чуть ниже, едва не задев одно из сердец раптора и даже не подозревая об этом. Торчер увидел, как шлем Повелителя Ночи  с горящими, как угольки, красными линзами склонился совсем низко над ним.
- Ну что, скотина? Теперь поговорим? – раздался из вокс-динамика  тихий шипящий голос. Похоже, на этот раз хозяин был настроен серьезно.
Тактика не сопротивляться в расчете на то, что озверевшему хозяину надоест безо всякого азарта пинать его по залу, не сработала. Не сработала как раз в тот момент, когда его бывший... когда его хозяин выпустил когти и Торчер, изначально убежденный, что убивать его никто не собирается, понял, что жестоко ошибся.
Кровь мешалась с дыханием и застывала на зубах, он уже был ранен очень серьезно, но просто так сдаться и позволить себя зарезать. Может быть, у него и не было сил заорать в полную силу, ударить так, что размололо бы и броню, и его незадачливого противника, но ярости хватало с избытком. И всю эту ярость Киршиан ощутил на себе, когда невидимая волна акустического взрыва ввинтилась в кости, отбросила его назад и стихла, оставив звон в голове и в ушах.
Ушлый нойзмарин, чувствуя, что больше у него шанса не будет, рванулся через весь зал к собственному оружию, к своему странному бластеру, безобидно лежащему на боку у стены. И почти дотянулся, почти достал, когда Киршиан прижал украшенный ствол ногой к полу.
В следующую секунду коронный удар носком ботинка поддых отправил Торчера в новый полет к бакам. На пол полетели новые брызги крови. Отпихнув другой ногой оружие куда подальше, Киршиан, на этот раз неторопливо, впервые за много-много ночей наслаждаясь моментом, подошел ближе и присел на корточки рядом с изрядно побитым и местами порезанным раптором. Из вокс-решетки шлема слышалось хриплое сопение. Торчер ощутил на незащищенном горле холодный металл бронированной перчатки, Киршиан сжал пальцы, не давая раптору возможности заговорить или хотя бы сделать глубокий вдох. Вторая рука со все еще выдвинутыми когтями-лезвиями поднялась на уровень глаз Торчера.
- Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен вырезать твои глаза и отнести их Менкхору в качестве утешительного приза? – прошипел Киршиан едва слышно, вновь склонившись над раптором. Хватку он при этом ничуть не ослабил.
Густая ярко-алая пена ползла из раскрывшейся зубастой пасти, Торчер судорожно дернул челюстью, словно вяло и неубедительно пытался то ли вырваться, то ли вдохнуть. И все же его взгляд был совершенно трезв и холоден. И он смотрел прямо в лицо своему мучителю.
- Ты ничего не сделаешь. Я тебе нужен, не правда ли?
Киршиан убрал руку от морды Торчера, и когти медленно погрузились на треть своей длины куда-то под нижнее левое ребро раптора. Другой рукой Повелитель Ночи по-прежнему сжимал его глотку и явно не собирался сменить гнев на милость. Линзы шлема тлели алым светом, как угольки.
- Времени у меня полно, - прошипел Киршиан сквозь вокс-решетку. – Хочешь узнать, что обычно делают Повелители Ночи с предателями? Обещаю, это будет полезный опыт.
Увлекшись столь интересным занятием, он даже не заметил, как во все еще открытую дверь незаметно впорхнул сервочереп и замер где-то под потолком.
На залитом кровью лице, этой пародии на человеческое лицо, не читалось ничего, только взгляд казался еще безумней чем прежде. Зрачки, ставшие тонкими линиями, шарили по красноглазому шлему, словно раптор что-то хотел увидеть… или высчитать, не прибегая к помощи дуреющего от нехватки кислорода мозга.
- Я знал ваш легион задолго до твоего рождения, мальчик. Но опущенец из Восьмого не будет решать, когда мне сдохнуть.
Не договорив последнее слово, Торчер неожиданно рванулся, но не с тем, чтобы освободиться, а для того, чтобы его аугметическая конечность, вывернувшись, достала когтями до головы противника. Керамит со скрежетом поддался, но в следующую же секунду он рванул, выламывая сочленение с броней – если бы ему удалось довести начатое до конца, это движение сломало бы Киршиану хребет.
Но он уже вряд ли был в состоянии с прежней точностью рассчитывать свои движения. Раптор даже встать не сумел, так и остался валяться рядом с противником, только повернулся набок, чтобы отхаркать кровь.
- Ты уже придумал, что расскажешь Укаши, когда я не вернусь? А своему колдуну? Только я могу дать то, чего он хочет… только я.
Кашель перешел в странный взвизгивающий хрип – он смеялся, ударная доза обезболивающих вызвала эйфорию. Торчер заткнулся, только когда отключился, ткнувшись лбом в пол.
Когти со скрежетом скользнули обратно в пазы внутрь латных перчаток. Киршиан, несколько опешив после неожиданного рывка Торчера, подался назад и озадаченно ощупал сочленение шлема с горжетом доспеха. Убедившись, что шлем (а заодно голова) на месте, он снова склонился над замеревшим раптором и легко потряс его за плечо. Затем, когда Торчер так и не подал признаков жизни, перевернул раптора на спину и внимательно ощупал его морду, приоткрыл пальцами веки, даже зачем-то постучал по выступам аугметики в нижней части черепа. Судя по данным интерфейса собственного доспеха Киршиана, раптор был жив и в какой-то мере здоров, однако то ли валялся без сознания, то ли очень умело прикидывался. Раны, нанесенные ему когтями Повелителя Ночи, довольно быстро перестали кровоточить и уже затягивались.
Выругавшись, Киршиан поднялся на ноги и, несильно пнув бесчувственную тушку Торчера, принялся осматривать помещение. Баки, кажется, были целы, а внутри, за мутным стеклом, по-прежнему плавали отвратительные человеческие зародыши. Пол был завален инструментами, запчастями для брони и еще каким-то хламом, включая ошметки не очень свежего мяса неизвестного происхождения. Три ярких прожектора под потолком раздражали его, несмотря на то, что линзы шлема уже давно перестроились на затемненный режим. Подобно всем воинам Восьмого легиона, Киршиан ощущал себя крайне неуютно в ярко освещенных помещениях и на открытой местности, даже если разумом понимал, что в данном случае ничто ему не угрожает. Он порыскал вокруг в поисках выключателя, но так и не обнаружил никакого устройства, отвечающего за освещение, а стрелять болтами по лампочкам было бы слишком даже для такого момента.
Тогда, не глядя вверх на прожекторы, Киршиан сосредоточился на трупе легионера, свисающем с цепи. Кровь уже перестала стекать из черепа и теперь блестела на полу лужей темной, почти черной жидкости. Не прикасаясь к телу своего бывшего брата, Киршиан обошел его по кругу и по некоторым элементам разбросанной брони опознал погибшего – это был Тейн Рейш, беженец из бывшей третьей роты легиона, успевший послужить такому количеству разных хозяев, что и сам не смог бы их сосчитать. Киршиану он никогда не нравился. Тейн был несдержанным, не в меру агрессивным и самовольным – эдакий более тихий вариант Тенверда. Покосившись на Торчера, Киршиан невесело подумал, что теперь одним буяном на корабле стало меньше. И тут же вспомнил, что именно из-за Торчера у него теперь на корабле целая орава рапторов, с которыми нужно что-то делать.
Оставив пока вопрос, что делать с трупом Тейна, Киршиан снова присел рядом с Торчером и задумчиво уставился на него красными линзами. Перед тем, как отключиться, раптор брякнул кое-что такое, отчего Киршиан разом растерял весь свой азарт и вспомнил, зачем он вообще пришел по Торчерову душу. Ну конечно, Хартус. Колдун, без которого корабль не сможет удрать в варп от возможного преследования Корсаров. План серьезного разговора полетел ко всем демонам, едва Киршиан увидел, чем занят Торчер, а потом уже настолько вошел в раж, что не смог вовремя остановиться. С каким-то давно позабытым чувством он осознал, что ему искренне нравилось избивать Торчера – как в те далекие времена, когда он был свободен от какой-либо ответственности за принятие решений. Ему и вправду хотелось не просто поколотить хамоватого раптора, ему хотелось впервые за много-много лет сделать что-нибудь в стиле Менкхора: например, вспороть раптору брюхо и поочередно вытащить все внутренности, затем содрать с него кожу, аккуратно вытащить глазные яблоки, вынуть из еще живого тела пару костей – и сделать из всего этого личный тотем. Возможно, он бы так и сделал, если бы Торчер внезапно не брякнулся без сознания. Но, подумав о таком развитии событий, Киршиан фыркнул и мысленно отбросил эту затею. Рукодельный кружок был больше по части извращенца Менкхора, Киршиан же всегда был менее изобретателен на методы устрашения врагов и  более прямолинеен. Скорее всего, именно поэтому он до сих пор не создал себе зловещую репутацию.
Киршиан еще раз активно потряс Торчера, но, не добившись от него никакой реакции, прекратил попытки возобновить прерванное общение. Теперь вместо одного бесполезного тела у него было целых два – причем, без участия Торчера ему вряд ли получится привести в чувство Хартуса. Он понятия не имел, сколько продлится отключка Торчера – то ли пару часов, то ли пару дней.  Тащить Торчера в апотекарион было, на его взгляд, не только неприятно, но и бесполезно. Что сделают смертные слуги, понятия не имеющие о том, как устроен организм Астартес? Ситуация складывалась критическая: корабль не мог улететь без навигатора, того и гляди нагрянут Корсары, еще неизвестно что выкинут рапторы, а тут еще он сам остался практически без чьей-нибудь поддержки. Конечно, он мог, как всегда, попросить вмешаться Фаорлина, но после их недавней стычки что-то ему подсказывало, что его закадычный приятель из принципа не станет помогать, даже если под угрозой окажется его собственная задница. Фаорлин был умен и при этом знал себе цену. Киршиан по собственному опыту знал, что Фаорлин еще как минимум сутки будет воротить от него нос. А значит, придется выкручиваться самостоятельно.
Отвернувшись от тушки Торчера, Киршиан посмотрел на труп Тейна и нехотя кликнул по воксу Гуорфа. Тот хотя бы не станет задавать лишних вопросов. По сути Гуорф был единственным легионером на корабле, кому Киршиан все еще мог доверять. И правда: явившись через несколько минут, Гуорф без вопросов помог Киршиану снять с цепи окровавленный труп собрата, и вместе они оттащили его в маленькое помещение, примыкающее к апотекариону и отведенное под морг. Здесь не было искусственного отопления, поэтому температура сама собой поддерживалась как во всех неотапливаемых помещениях корабля, и этого было достаточно, чтобы труп космодесантника не стал разлагаться в течение суток. За весь путь от лаборатории до морга оба не обменялись ни единым словом, и Киршиана это вполне устраивало.
Они оставили тело собрата на блестящей поверхности хирургического стола и вышли, сопровождаемые изумленным взглядом Эжена Райниса, человеческого раба, с недавних пор занимающего незавидную должность… нет, не главного апотекария, для человека такой статус звучал слишком претенциозно, особенно учитывая, что все знания Райниса о медицине были почерпнуты из опыта лечения животных на одном имперском фермерском мире. Поэтому Райнис официально не имел никакого должностного статуса, но негласно считался ответственным за все, что касалось работы апотекариона. Причем, кажется, он сам был этому не рад, но с Киршианом спорить не решился.
- Чего уставился, - бросил ему Киршиан, проходя мимо, - работы нет? И не вздумай трепать о том, что увидел.
- Как скажете, господин, - совершенно не испугавшись возможного гнева Киршиана, ответил Райнис, небрежно пожав плечами. – Уже бегу делать свою работу.
Среди смертного экипажа корабля Райнис был одним из тех немногочисленных, но вкрай обнаглевших слуг, которые, казалось, ничуть не боялись своих господ, то ли осознавая свою незаменимость, то ли просто от небольшого (или наоборот, большого) ума.
- И еще кое-что, Эш, - сказал Киршиан, останавливаясь и игнорируя небрежный ответ Райниса. – Через полчаса пришли мне текстовый отчет о количестве и техническом состоянии медицинских сервиторов.
- Я Эжен, мой повелитель, - ответил Райнис, но на всякий случай поклонился Киршиану. – И я вам и так могу сказать, что сервиторов у нас всего три, один не подлежит восстановлению, а два других…
- Отчет в текстовом виде! Через полчаса! – рявкнул Киршиан так громко, что Райнис подпрыгнул на месте. – Что непонятного в моем приказе, Эш?
- Все предельно понятно, мой повелитель, - пробормотал Райнис, опустив глаза. – Все будет сделано.
Райнис, хоть и был довольно бойким на язык, всегда чувствовал, когда следует остановиться и не злить хозяина. Он был, если не благоразумнее, то хотя бы явно трусливее, чем Тара Келтер. А Киршиан в очередной раз сделал себе мысленную пометку когда-нибудь научить Райниса и Келтер уважению к руководству, но сейчас у него были более срочные дела.
В коридоре он отпустил Гуорфа и поспешил назад в лабораторию, сообразив, что оставил дверь незапертой. Разбив контрольную панель входа, он по сути оставил вход свободным для всех, кто праздно шляется вокруг да около без дела (а значит, подавляющему большинству своих не очень умных братьев). И оставлять Торчера без присмотра надолго тоже было бы довольно опрометчиво.
К его мимолетной радости, лаборатория осталась нетронутой. Просунувшись в обесточенную дверь, Киршиан обнаружил раптора на том же самом месте, в той же самой позе, как он его оставил. Медленно переступая через разбросанные по полу куски Торчеровой брони, Повелитель Ночи осторожно приблизился и установился на неподвижную тушку раптора сверху вниз. Затем несильно пнул его в бок носком ботинка, не особо надеясь на какую-то реакцию. Поверхностный скан системы жизненных показателей подтвердил, что Торчер очень даже жив, хоть и не в лучшей форме. Киршиан не разбирался в медицинских терминах и аббревиатурах, но знал по опыту, что значок желтого цвета означает тяжелое, но стабильное состояние.
- Я не могу ждать, пока ты соизволишь поднять свою задницу, - процедил Киршиан едва слышно сквозь зубы и присел на корточки рядом с раптором.
- Не знаю, какой наркотой ты обдолбался, но у меня тоже кое-что есть, - сказал он уже громче, впрочем, не рассчитывая, что Торчер его услышит.
Тогда Киршиан осторожно подцепил едва выдвинутыми когтями внешнюю панель брони, скрывающую его левую руку от запястья до локтя. В свете потолочных прожекторов сверкнула мертвенно-бледная плоть. Осторожно положив снятую пластину рядом с ближайшим баком, Киршиан принялся исследовать содержимое собственного доспеха. Он приблизительно представлял, что где-то в этой части брони, в области локтевого сгиба, должны быть спрятаны маленькие ампулы со стимуляторами – те самые, что поддерживают организм Астартес в состоянии боевой готовности даже при сильных ранениях и физическом истощении. Отстегнув также перчатки, Киршиан осторожно выколупал тонкую прозрачную ампулу и поднес к правой линзе почти вплотную. Ампула была наполнена прозрачной жидкостью чуть больше чем наполовину. Оставшись доволен результатом своих поисков, Киршиан поднялся с пола и принялся поспешно рыскать среди Торчерового хлама в поисках автошприца или на худой конец обыкновенного шприца – в залежах наркомана должны быть такие вещи. Раскидав еще больше наваленное кое-как барахло, Киршиан наконец выудил из ниоткуда длинный тонкий шприц, явно использованный, но это его мало беспокоило. Быстро наполнив шприц содержимым ампулы, он присел рядом с валяющимся без сознания Торчером и с каким-то мрачным удовлетворением вонзил иглу в шею раптора чуть ниже стыка аугментической челюсти и живой плоти.
- Пока вставать, бездельник, - сказал он и почти торжественно надавил на поршень шприца, впрыскивая стимулятор в кровь раптора.
Затем, отбросив пустой шприц и ампулу куда подальше, Киршиан занялся возвращением на место детали своей брони, нетерпеливо поглядывая на Торчера. Он понятия не имел, хватит ли объема неполной ампулы для того, чтобы вернуть раптора в сознание. И какой вообще будет эффект от смешения двух типов психотропных веществ. Впрочем, как бы то ни было, рискнуть стоило. Ведь без Хартуса, а следовательно и без Торчера, корабль точно далеко не улетит.

75

В какой-то момент он снова начал соображать, что где-то находится, и стало только хуже. Голова тошно кружилась. Картинка – мешанина ярких точек перед приоткрытыми глазами нехотя собралась в изображение потолка и трех прожекторов на нем. Следует отметить, знакомых прожекторов. Обшаривая свою электронную память на предмет соответствия, Торчер неудачно выдохнул и подавился; по вкусу понял, чем – в горле стояла кровь. Пришлось поспешно перекатываться на бок и отхаркиваться, мимоходом заметив нависающую над ним фигуру… да, этого он точно знал. Киршиан. И они оба на его корабле… и как-то там корабль назывался.
Все еще пытаясь продышаться, раптор ткнулся аугметической челюстью в пол, медленно, боясь потревожить гудящую голову, он осторожно ощупал череп справа – кажется, целый, хотя волосы и склеились от застывшей крови. Ударился об собственный наплечник – интересно, как такое могло получиться.
После нескольких неудачных попыток Торчер сумел отжаться на руках и сесть. Теперь он мог рассмотреть и брызги крови на полу, и натекшую темную лужу, и валяющуюся в луже цепь. Закончив осмотр самим собой, он осторожно тронул пальцами схватившиеся коркой раны на левом боку.
- Ты что, пытался меня зарезать?
Глядя перед собой, Торчер с интересом рассматривал перекрывшую поле зрения телеметрию своего изрядно потрепанного тела. График по времени рисовал весьма интересную картинку, в которой, однако, не было ни капли логики, как не было никакого объяснения и тому, что все показатели медленно ползли вверх, несмотря на то, что отчет по расходу лекарств говорил об ударной седации буквально двадцать минут назад.
- Что… блядь, случилось?
Воздуха ему стало не хватать, и Торчер пожалел, что в план имплантаций не входит добавление четвертого запасного легкого. Сипло дыша открытым ртом, он уставился на… хозяина?
- Что за дрянь ты дал Хартусу? – бросил Киршиан небрежно, медленно прохаживаясь вдоль биобаков  и игнорируя вопросы Торчера.
- Тебе химическую формулу назвать? - тот проследил за ним взглядом. - Ему нужно еще, я так понял?
Киршиан остановился и обратил на Торчера взгляд едва тлеющих красным светом линз.
Внутренне он был несказанно рад столь быстро налаженному контакту, но виду, естественно, не подал.
- Мне нужно что-то, что вернет моего колдуна в состояние адекватного восприятия реальности, - ответил он. – И как можно быстрее. Полагаю, тебе известно, как это сделать.
Он подумал о том, что раз стимуляторы сработали на Торчере, то, возможно, вернули бы и Хартуса к работоспособности, однако рисковать колдуном (в отличие от раптора) он бы все равно не решился.
- Да? - со странным выражением поинтересовался Торчер. - Зачем? Дождись, чтобы он к тебе приполз.
Заметив, что сидит, он вспомнил, что до полной безчувственности обколот анальгетиком и попросту не замечает, как аугметика вдавливается в мясо. Осторожно смещая центр тяжести, раптор поднялся на ноги, подождал, пока перед глазами перестанет плыть и медленно двинулся следом за собеседником, куда-то за баки.
- Тебе понравится, каким он будет, - пространно пообещал Торчер, мрачно глядя себе под ноги.
Киршиан почувствовал довольно сильное желание ударить Торчера чем-нибудь тяжелым. Но он сдержался, вспомнив, к чему привело это желание в прошлый раз. Пока с Торчером наладился хоть какой-то конструктивный диалог, такой шанс не следовало упускать.
- Хартус нужен мне сейчас! – рявкнул Киршиан, резко поворачиваясь к раптору. – На моем корабле он единственный, кто может провести нас через варп, в противном случае нас всех ожидает разборка с Корсарами – из-за того, что твои друзья кое-что им задолжали. Или ты хочешь навсегда поселиться в зоопарке у Гурона? Это самая лучшая судьба, которая тебя ждет. В худшем случае ты попадешь в лабораторию к Владыке Трупов в качестве экспериментального образца. Хочешь, чтобы Владыка Трупов порезал тебя на куски, а, Торчер?
Последняя фраза прозвучала довольно убедительно, хотя Киршиан сильно сомневался, чтобы Торчер заинтересовал Гурона или Владыку Трупов. У главного апотекария Корсаров наверняка хватало дел помимо разрезания на куски чьих-то там тушек не первой свежести. Скорее уж Корсары порежут самого Киршиана – на потеху себе и в назидание всем остальным, кто осмелился вести нечестный бизнес с Гуроном. Но Торчеру о его домыслах знать необязательно.
Вскинувшись на хозяина, когда тот повысил голос, раптор попятился на шаг. Он представления не имел, чем для него может закончиться продолжение избиения.
- Нет, не хочу, - проговорил он, продолжая что-то искать взглядом.
Торчер принялся шариться на длинном столе, который он некогда использовал как разделочный, а потом завалил всяким хламом. Что-то он уронил, разбилось стекло, посыпались на пол звякнувшие инструменты.
- А, понятно. Они ограбили Корсаров.
Торчер надолго замолчал, сосредоточившись на своей находке, крупном металлическом шприце, который старательно протирал асептиком; перспектива задохнуться его пока еще беспокоила больше невнятной угрозы со стороны негостеприимных хозяев дока. Теперь он точно все вспомнил, как было. Ощупав ребра на боку, он нашел место, куда могла бы войти игла, попробовал попасть, ткнулся в кость, попробовал еще раз, и еще, методично нащупывая промежуток. Не было не то что боли, вообще никаких ощущений, как будто он колол чей-то бесчувственный труп. Наконец, игла провалилась.
- Где он сейчас? Я все сделаю, - Торчер покосился на хозяина и, не глядя, что-то делал со своим боком, вытащил иглу, слил содержимое шприца на пол под ноги, начал заново. – Ты напрасно тогда за мной пошел.
Киршиан с подозрением наблюдал за действиями Торчера. Он вовсе не был уверен, что правильно делает, доверяя жалкую плоть Хартуса на растерзание Торчеру. Мало ли что этот придурок выкинет. Однако альтернатив никаких не предвиделось.
- Не вздумай убить Хартуса, - предупредил он как можно более угрожающим тоном. – Ты за него отвечаешь головой. Учти, Торчер, если с Хартусом что-то случится, ты пожалеешь о том, что я не оторвал твою тупую башку прямо сейчас. Тебе все понятно?
- Вообще-то они и меня убьют, если мы попадемся. Я, знаешь ли, похож на раптора.
Торчер уставился на своего собеседника, казалось, с осуждением.
- Хорошо, - сказал Киршиан все также строго, стараясь держать образ недовольного хозяина. – Тогда поторопись, если не хочешь еще раз увидеть Корсаров.
Киршиан был удивлен неожиданным проявлением здравомыслия от существа, которое еще недавно валялось в отключке, как Хартус. Неужели обычные стимуляторы так подействовали? Киршиан задумался о том, нельзя ли вытащить Хартуса в нормальное состояние таким же способом, но все же решил позволить Торчеру довести дело до конца. В конце концов, если Торчер что-то напутает, и Хартус из-за этого откинет копыта, у него появится еще один повод устроить раптору весьма креативную экзекуцию. За несколько часов до того, как его корабль захватят Корсары.

76

«Мы Повелители Ночи, блеать. Мы страх, мы зло, нахуй. Нас, блеать, вся обитаемая галактика боится, это ж круто, мать вашу. Видели, как эти людишки бежали? Вот это я понимаю, командная работа, мва-ха-ха, хрю» (с) Рафал Тенверд, аудиозапись доклада об операции на Эшкалоне-1, примерно М36.

- Тенверд окончательно слетел с катушек. Он и раньше был не самым разумным собеседником, но последнее время он ведет себя, как отупевшее быдло (с) Киршиан.

- Ну, можешь убить его, например. Или, как говорит твой приятель Фар, сделай ему референс на комплаянс (с) Хартус.

Оставив Торчера разбираться со своим барахлом (и строго-настрого запретив отвлекаться на что-то другое), Киршиан все-таки нехотя завел разговор с Фаорлином. Его первый помощник, как ни в чем не бывало, ответил на вызов и вообще держался как обычно. Киршиан понял, что Фаорлин негласно готов пойти на перемирие. Такой поворот событий его вполне устраивал, ведь сейчас ему как никогда требовалась хоть чья-то помощь (Торчер не в счет). Чтобы чем-то занять время, пока раптор готовил очередную порцию наркоты для колдуна, Киршиан сказал Фаорлину, что хочет видеть Тенверда. Настало время для очередного «серьезного разговора» - на этот раз с первым хулиганом и матершинником всего корабля.

В главном (и единственном) апотекарионе «Бродяги» имелся отсек под изолятор – несколько маленьких каморок, отделенных друг от друга тонкими дюракритовыми перегородками. Никто толком не знал, для чего использовались эти помещения, а Фаорлин предположил однажды, что это ни что иное как клетки, в которых некогда держали подопытных рабов или малолетних кандидатов в легионеры. На вопрос Киршиана, из чего он сделал такие выводы, Фаорлин постучал костяшками тогда еще здоровой руки по перегородке и пояснил: «Удержать легионера можно в клетке разве что со стенами из силового поля». Он был прав – тонкая дюракритовая перегородка при достаточно приложенной силе легко сломается, а особо креативные пленники могли бы вырезать в ней отверстие собственной кислотной слюной.

Вспомнив об этом, Киршиан сказал:

- Не удивлюсь, если Тенверд уже сбежал и скрылся. Он же плюется, как те животные, как их там, которых Хартус рисовал на стенах…

- Верблюды, - подсказал Фаорлин. – Но не думаю, что в своем состоянии он до такого додумается. Не удивлюсь, если наш Рафал спит сном младенца и даже не помышляет о побеге. Да и куда он убежит с корабля?

Киршиан не видел его лица, но почему-то предположил, что Фаорлин довольно ухмыляется. Он не знал, из чего Фар сделал такие выводы, но расспрашивать не стал. Ему почему-то стало слегка не по себе от этой в общем-то безобидной фразы. Фаорлин вообще последнее время каким-то мистическим образом довольно часто заставлял Киршиана чувствовать себя неуютно.

Эжен Райнис встретил господ фразой-скороговоркой: «Полчаса-еще-не-прошло», однако Киршиан попросту отпихнул человечка в сторону, не обратив на его слова никакого внимания. Райнис, отделавшись всего лишь парой синяков и легким испугом, понял, что его мнение и отчет о сервиторах никого не интересует, поэтому благоразумно удалился. Его помощники, безмолвные санитары, чьи лица были скрыты одинаковыми белыми респираторами, тоже куда-то ретировались. Они все, как один, вдруг каким-то задним чувством ощутили, что господа не в духе и явились сюда по какому-то крайне важному вопросу.

Миновав широкое помещение, уставленное пустующими койками, Киршиан первым добрался до изолятора. Фаорлин молчаливой тенью следовал за ним. Вдоль узкого коридора, куда едва мог поместиться легионер в броне, располагалась пара десятков маленьких, площадью не более шести квадратных метров, помещений, больше всего напоминающих тюремные камеры. На каждой двери даже было решетчатое окошко, добавляющее еще больше сходства с тюрьмой.  Киршиан заглядывал в каждое окошко, высматривая в непроглядной тьме признаки жизни.

- Четвертая камера с конца, - пробурчал Фаорлин позади него, когда Киршиан прошел уже половину коридора.

Киршиан, фыркнув, ускорил шаг и, добравшись до четвертой с конца камеры, остановился напротив двери, за которой сквозь решетчатое окошко виднелось пустое серое помещение, освещенное тусклым зеленым светом единственного точечного светильника, вмонтированного в потолок.

Тенверд был здесь – с виду жив и здоров, он сидел, прислонившись спиной к стене напротив двери и обняв руками колени. Он был все в тех же серых штанах и растянутой майке, как несколько часов назад. Вокруг него на полу валялись какие-то бумажки и куски пластика, непонятно как здесь оказавшиеся – видимо, реликты тех времен, когда камеры использовались по назначению. Киршиан не чувствовал никаких запахов, поскольку фильтры шлема надежно ограждали его от внешнего мира, однако догадался, что внутри помещения наверняка пахнет сыростью и застоявшейся смесью искусственного воздуха, характерного для помещений, в которые уже лет сто никто не заходил. Даже несмотря на приток фильтрованного воздуха из обитаемых отсеков апотекариона, этого было явно недостаточно.

Услышав движение за дверью, Тенверд понял голову и установился на своего первого посетителя блеснувшими в зеленом свете линзами аугметики. Киршиан ожидал, что Тенверд демонстративно отвернется и будет игнорировать любые попытки завести с ним разговор. А может быть, еще и огрызнется в ответ. Однако реакция Тенверда немало его удивила: только увидев Киршиана, тот вскочил и, ударившись макушкой о слишком низкий для роста Астартес потолок, снова присел и с неприкрытым отчаянием воскликнул:

- Да не трогал я твоего навигатора! Опять, блин, пытаешься навешать на меня все это дерьмо, да? Иди ты нахуй со своими претензиями, капитан хренов!

Киршиан обернулся на Фаорлина. Тот стоял неподвижным черным силуэтом, лишь красные линзы едва заметно светились во тьме. Фар не спешил никак комментировать ситуацию, предоставляя Киршиану право самому принять решение.

Тогда Киршиан ощупал дверь на предмет хитроумных замков, но к своему удивлению обнаружил только довольно примитивную сенсорную панель. Это означало, что открыть дверь можно было только снаружи, причем, сделать это мог любой болван. Похоже, Фар был прав: камеры предназначались для обычных смертных. Странно, что Тенверд до сих пор не сбежал, подумал он.

Он уже хотел открыть дверь, как вдруг услышал серию щелчков вокса – кто-то настойчиво вызывал его на разговор. И, кажется, выбрал для этого самое неподходящее время. Опознавательный значок на ретинальном дисплее не сулил ничего хорошего. Кажется, это был тот, кого Киршиан хотел слышать последним – и уж точно не в настоящий момент.

«Чего тебе надо? – буркнул он, ответив на вызов по личному каналу. Затем, не дослушав до конца вопрос, резко перебил своего оппонента короткой фразой: - Я в апотекарионе и очень занят, отвали», - после чего прервал сеанс связи и покосился в сторону Фаорлина. Тот, конечно, прекрасно слышал щелчки вокса и догадался, что Киршиан с кем-то переговаривался, но и виду не подал, что ему это сколько-нибудь интересно. Киршиана такая позиция вполне устраивала.

Прикоснувшись к дверной панели, Киршиан услышал скрежет каких-то внутренних механизмов, после чего раздался небольшой щелчок, и дверь слегка приоткрылась наружу, повернувшись на старых петлях. Посторонившись, чтобы открыть дверь, Киршиан отгородил створкой стоящего неподалеку Фаорлина, а сам, пригнувшись, заглянул внутрь крошечной камеры.

- Ну что, Рафик, допрыгался? – холодно поинтересовался он.

- Бля, да говорю тебе, это не я зарезал старика! Когда я пришел, этот хрен уже давно сдох! – горячо затараторил Тенверд, подавшись вперед.

- Прям так уж давно? Рафик, тебя поймали с орудием убийства, и ты все еще пытаешься убедить меня, что якобы просто мимо проходил? – возвысил голос Киршиан. Он начал заметно злиться. Его бесил сам факт того, что Тенверд смеет нагло оправдываться в том, что было и так очевидно.

- Но я действительно мимо проходил! За мной гналась какая-то хрень… я эту хрень преследовал, а тут смотрю – дверь открыта, ну я, блять, вошел, а там старикан с перерезанным горлом! – принялся сбивчиво тараторить Тенверд, отчаянно размахивая руками. – Ну бля, хули ты мне опять не веришь?! Какой-то урод зарезал навигатора, а я виноват, да?!

Возмущение Тенверда было почти правдоподобным. И это разозлило Киршиана еще больше.

- Рафик, я тебя предупреждал, - безжалостно произнес он, отступая от порога. – В нашем последнем разговоре. У тебя был шанс уйти или подчиниться общим законам. Но ты подставил всю команду и еще смеешь лгать мне и Фаорлину. С меня довольно твоей показухи, Рафик. Ты заигрался, - даже сквозь искажения вокс-решетки в голосе Киршиана отчетливо послышалась холодная сталь.

Рафик дернулся и снова вскочил, пригнув голову.

- Да твой Фар козел тупорылый! – воскликнул Тенверд будто умоляюще. – Он меня нихера не слушал! Да блин, ну правда, не трогал я твоего долбанного навигатора, да я…

- Довольно, Рафик! – решительно прервал его Киршиан, повысив голос. – Я тебя предупреждал и не один раз. Все кончено, следующей ночью ты умрешь. У тебя будет время поразмыслить о том, что именно ты сделал не так.

С этими словами он с грохотом захлопнул дверь, и внутренние механизмы со скрипом встали на место.

- Чего? – завопил Тенверд, словно не веря в услышанное. Он бросился к двери и принялся колотить в нее руками и ногами. В металле остались небольшие вмятины. – Э, слышь, стой! Киршиан! Что это за хуйня?! – кричал он в маленькое окошко, но Киршиан уже двигался обратно по коридору вслед за молчаливым Фаорлином.

Вслед ему неслись вопли Тенверда:

- Подожди! Слышь, меня подставили! Не убивал я твоего навигатора, слышишь?! Твой Фар мудак недоделанный! И ты мудак! Вы оба тупые ублюдки!

Вскоре ругань Тенверда затихла, и Киршиан вышел в чистое и просторное помещение апотекариона. Фаорлин все также ничего не говорил. Зато Райнис был тут как тут и с наигранным подобострастием доложился:

- Я прислал вам отчет о состоянии сервиторов, господин, - после чего поклонился Киршиану.

Повелитель Ночи взглянул на него и несколько секунд молчал, словно вспоминая, кто этот жалкий человечек и про какой отчет он говорит. Райнис распрямился и выжидательно взглянул куда-то поверх выбеленного наличника похожего на череп шлема. Райнис определенно был одним из немногих рабов, кто не боялся поднимать глаза на господ.

- Хорошо, Эш, - сказал наконец Киршиан. – Можешь идти.

- Благодарю, господин, - ответил Райнис и удалился.

Ему даже хватило ума не острить и не злить Киршиана, будто пятой точкой почувствовал, что в изоляторе произошло какое-то важное событие.

В коридоре наконец Фаорлин первым нарушил затянувшееся молчание.

- Ты действительно решил, что Тенверд заслуживает смерти? – спросил он.

77

Белое – в прозелень. Черное – темно-серая муть. Но они привыкли видеть мир вокруг без оттенков цвета, им не нужно было видеть, чтобы знать, что темные полосы на белой коже на самом деле темно-красные, с жирным желтым дном и воняют металлически, маняще, зовуще. Кто-то без лица в молчании полосовал хлыстом извивающуюся жертву. В беззвучии она раскрывала рот, корчась на огромном экране, холодно пылающем посреди стены.
Укаши смотрел вперед, на экран и мелькающие отсветы выхватывали контуры его шлема, вытянутого в странное тупое рыло. Это видео он смотрел, наверное, полсотни раз и ни капли интереса к происходящему у него не появлялось. Его немного раздражал неровный свет экрана, который они сняли в каком-то из залов внизу; слишком большой. Но куда больше его раздражал ответ местного командира. И это промедление. И собственные опасения. Последнее, пожалуй, было гаже всего.
Нет. Раньше сомнения виделись нормальным и естественным явлением. Лишь дурак не допускает мысли о том, что может ошибиться, но теперь судьба словно ухмылялась своей слюнявой пастью, грозя удушить за каждый проступок, за все подряд.
- Хале.
Белый шум, помехи. Далекий слабый звук, словно кто-то зевнул на запредельно высокой частоте.
Раптор тяжело поднялся и пошел, подгибая пальцы с когтями; вдоль стены и дальше, остановился перед фигурой, высящейся над ним в неподвижном молчании. Темно-синюю броню на груди увешивали уродливые талисманы из отрезанных пальцев, над головой на прутах, веером расходящихся от блока питания брони, торчали белоснежные черепа, уставившиеся в разные стороны пустыми орбитами глаз. Белые кости инкрустировали керамит шлема и перчатки, вместо разбитой аквилы на нагруднике была выложена зловещая морда. Казалось, воин спал стоя, потому что не шевельнулся ни разу за те несколько минут, которые Укаши глядел на него.
- Азго.
Шлем-череп чуть шевельнулся, показывая, что его обладатель услышал слово вожака. И через несколько секунд они двинулись куда-то вглубь негостеприимного корабля, ставшего их новым домом.

Он знал, где обычно на таких кораблях находится апотекарион; мог промахнуться отсеком, но не секцией и шел на запах, а вскоре – и на звуки чужого присутствия. Тяжелые звуки.
В конце коридора Азго остановился, прищелкнув языком, словно в огорчении. Раньше, чем мозг успел сообразить, что делает тело, Укаши по этому сигналу приник к полу и уже готов был услышать рычание полуочереди над головой, но ничего не было. Был только массивный силуэт чужака в конце коридора и болтер в вытянутой руке и ствол чуть покачивался, пока воин выбирал себе цель.
Они подходили ближе. Укаши ждал.
- Мы поговорим, - раздельно произнес он, когда Азго убрал болтер и лязгнул магнитным замком.

Киршиан не успел ответить на вопрос Фаорлина о судьбе Тенверда. Потому что за внешними дверями апотекариона их уже ждали. Впрочем, он не особо удивился, поскольку сам дал Укаши наводку на свое местоположение, прекрасно понимая, что предводитель рапторов рано или поздно все равно разыщет его. И пусть лучше это произойдет здесь и почти без свидетелей, чем в другом месте и совершенно неожиданно.
- Ну что? – буркнул Киршиан по внутренней связи, стараясь звучать как можно более недовольно. – Ты по делу или просто поболтать? У меня, знаешь ли, есть чем заняться.
- Все наши дела теперь общие, - буркнул Укаши, задрав морду вверх. - прошли, отойдем.
Киршиан вдруг почувствовал сильное желание отослать Укаши далеко и надолго с такими заявлениями, но разум подсказал ему, что от раптора так просто не отделаться. Если не сейчас, то в другой раз он обязательно придет снова. Не ожидая никакой особой поддержки от Фаорлина, Киршиан все же нехотя ответил:
- Так и быть, я уделю тебе пару минут, но не больше. Постарайся говорить конкретно и по делу.
- Ты, Киршиан… - Укаши взял на себя труд вспомнить, как звали этого заносчивого капитана. – Не зли меня. Мы взяли кое-что у Корсаров, когда уходили. И они могут явиться искать свое барахло и своих братьев. Почему мы не улетаем?
Киршиан воззрился на Укаши сквозь тускло светящиеся линзы шлема. Они остановились за углом, неподалеку от входа в апотекарион, оставив Фаорлина в компании приятеля Укаши. Киршиан особо не переживал по этому поводу. Если Фаорлин повздорит с тем типом, то это будет обоим даже на пользу. По правде говоря, Киршиан был бы рад, если бы Фаорлин однажды получил по морде.
- И почему я об этом узнаю только сейчас? – спросил он, стараясь наиболее внятно выразить свое недовольство. – Полагаю, отсутствие стражи в доке – твоих лап дело?
- Да, это я приказал, это мы их выпотрошили, - Укаши не стал скрывать, напротив, воспоминание о содеянном ему доставило удовольствие. – Так чего мы ждем, Киршиан? Хочешь объясниться перед Корсарами вместе со мной?
Киршиан недовольно засопел. Ублюдок-раптор мало того что стравил их с Корсарами, так еще и требует немедленно замести следы, чтобы не получить по наглой морде от возможных преследователей.
- Я думаю, это ты мне должен кое-что объяснить! – рыкнул он как можно более грозно. – У меня заключен торговый договор с Корасарами, а из-за твоей глупой выходки этому договору придет конец. Особенно если Корсары пронюхают, что я дал тебе и твоим тунеядцам убежище. И тогда мы все окажемся в полной заднице, и в этом ты можешь винить только себя.
Укаши почувствовал нечто определенное в этом странном положении. Он медленно начинал раздражаться. Никто с ним так не разговаривал.
- Насрать на тебя и твои договоры, - медленно, с расстановкой проговорил он. - Если ты не забыл, ты стоишь здесь только потому, что я не приказал оторвать тебе башку и не сделал это лично.
Неожиданный щелчок вокса прервал этот самый длинный монолог раптора за последний месяц. Кем-то, кто хотел его внимания, оказался Азго, что было довольно странно.
- И кого вы там заперли? – уже другим тоном поинтересовался Укаши через несколько секунд.
Киршиан снова недовольно засопел. С ним уже давно никто не разговаривал в таком тоне. И тон Укаши ему ну очень не понравился.
- Не твое дело, - огрызнулся он, чувствуя, что в воздухе, поступающем через носовые фильтры, отчетливо запахло дракой. – И ты все еще на моем корабле, поэтому следи за языком. Ты хочешь знать, когда мы отправляемся. Так вот – нескоро! И если у тебя есть какие-то идеи, как вести корабль через варп без навигатора, я их с удовольствием выслушаю. А если тебе что-то не нравится – можешь отправляться пешком назад к Корсарам, - выпалил он, давая волю гневу. – Персонально для тебя я распоряжусь открыть ангарные ворота.
Укаши медленно втянул отфильтрованный воздух. Выдохнул с шипением. Снова глубоко вдохнул. Он чувствовал себя так, будто его оскорбил сервитор-уборщик, будто он оставил пятна на вымытом полу и его вытянули поперек спины метелкой, тряпкой или чем они там убираются. Будто он развернул протеиновый батончик, а тот не просто заговорил, а вздумал учить его тактике. И самое отвратительное в этой ситуации, в его дурацком положении – то, что он не может восстановить нормальный ход вещей прямо сейчас. И командиришку этого он не тронет. Раптор с усилием перенес вес на пальцы, осторожно поджал когти.
- Что случилось с твоим навигатором? – терпеливо, медленно спросил он. – Какого хрена ты не сказал об этом мне? Ты хоть знаешь, кого привел на корабль? Вместо того барахла мы могли притащить тебе навигатора вместе с долбанным навигационным оборудованием.
И он ни в чем не преувеличивал. Мог. Мог, пока сам же не устроил небольшой погром на складе и так себе резню у шлюзов. Решил на прощание оттянуться и прибрать к рукам все, что плохо лежало. Кто ж мог подозревать, что этот Киршиан настолько гордый, что не обратится к нему за помощью или настолько тупой, что не сообразит это сделать?
Подобно Укаши, Киршиан тоже едва сдерживался, чтобы не отвесить оппоненту парочку увесистых ударов по темечку. Его останавливало, пожалуй, свежее воспоминание о том, как из него самого чуть не сделали отбивную на станции Корсаров, а еще алчные планы на неожиданно обретенную команду рапторов. Разумеется, он собирался убить их вожака, но сейчас был не самый подходящий момент. Неизвестно, пришел ли Укаши в сопровождении только одного телохранителя. Весьма вероятно, что неподалеку в тенях прячутся остальные. И, тем более, Киршиан вовсе не был уверен, как отнесутся рапторы к неожиданной смене начальства. Для того, чтобы это выяснить, требовалось время. Как говорил Фаорлин, только идиоты принимают решения, не подумав семь раз.
- Если бы ты не спер барахло Корсаров, - ответил Киршиан, стараясь звучать в тон Укаши, - и не убил их стражу у шлюза, то нам не пришлось бы срочно сваливать. Я бы решил проблему с навигатором без спешки. А сейчас, из-за тебя, мы все в заднице, - выдохнул он, повысив голос. После чего продолжил уже спокойнее: - Так вот, пока ты зря тратил мое время там, на «Зрачке бездны», мой навигатор, и без того дряхлый старик, откинул копыта. Все. Теперь мой корабль без навигатора, но у меня есть колдун, который возьмет варп-навигацию на себя. Думаешь, я не в состоянии решить эту пустяковую проблему? Так вот, если хочешь поскорее улететь от Корсаров, то не отвлекай меня своими вопросами. Все ясно?
Киршиан решил не рассказывать Укаши всех подробностей смерти навигатора. Да и с чего бы? Рассказать о выходке Тенверда означало бы признать творящуюся на корабле анархию и, соответственно, свое не самое устойчивое положение. Хорош командир, который не может держать в узде своих подчиненных! И, разумеется, в случае Укаши прекрасно работала любимая поговорка Фаорлина: «Чем меньше ты этого увидишь, тем спокойнее будешь спать».
– Так решай эту незначительную проблему быстрее, – злобно буркнул Укаши, отодвинувшись. Он собрался уходить и, прищелкнув в вокс, отвернулся, но, словно вспомнил о чем-то и обернулся, по рапторовской манере задрав голову не только назад, но и вверх, словно какое-то животное, птица или еще какая тварь.
– И все же, кто у тебя там заперт?
- Никто, - совсем недружелюбно огрызнулся Киршиан. – Не понимаю, о чем ты говоришь. Еще вопросы есть?
– Ладно, распорядись насчет своего колдуна и не медли, – высокомерно скомандовал Укаши, сгорбился и убрался за угол, раздраженно щелкнул в коридор – Азго вывалился из-за поворота и двинулся следом за командиром.

Тем временем Азго, посторонившись, пропустил мимо себя Киршиана и загородил проход, пристально глядя на Фаорлина.
- Не нужно хвататься за оружие. Сегодня не твой и не мой день умирать. – Негромко произнес он, когда командиры отошли подальше.
У Азго была дурная репутация среди своих. Дурная настолько, что Укаши забрал его в свою тройку – никто не желал идти в бой бок о бок с проклятым колдуном.
То, что зовется колдовством, всегда непредсказуемо и опасно, но по прошествии лет любой риск сглаживается, становится привычным. Взгляд привыкает к явлениям варпа, они делаются ежедневным, обыденным злом, едва ли не прирученным. И все же они ненавидели своего колдуна за его дар. Можно было бы сказать, что он был провидцем, но предсказывал он не каждому и всегда смерть, и всегда безошибочно. В этом было что-то сродни осквернению, что-то, что посягало на самое последнее, самое сокровенное таинство – знать, в какой день и какой час прервется жизнь, что могла бы быть почти бесконечной. И они ничего не могли с собой поделать. Они уже давно заткнули бы его навсегда, если бы не странный запрет Укаши.
Как он сам относился к этому, никто не знал точно. Знали только, что его до слез смешит и забавляет обещать гибель другим астартес. Он говорил, что у них чрезвычайно глупые лица в эти моменты. Говорил и точно так же смеялся, вырезая себе обереги из их костей.
Но сейчас он оказался среди тех, кто не догадывался о подобном, кому только предстояло причаститься к россказням, вечно гуляющим среди скучающих воинов.
- Мое имя – Азго Десять Черепов. Давно ты служишь ему?
Фаорлин едва удостоил колдуна поворотом головы. Он так и остался стоять молчаливым темным силуэтом спиной к дверям апотекариона, терпеливо дожидаясь своего командира. И вряд ли он был рад подобной компании. Пальцы правой руки, облаченные в полуночно-синюю перчатку, монотонно барабанили по корпусу примагниченного к бедру болтера.
- Я знал одного коллекционера черепов из Двенадцатого легиона, - бросил он снисходительно, словно делая Азго одолжение своим ответом. – Он плохо кончил.
Фаорлин даже не удосужился представиться и явно не горел желанием вести светскую беседу.
- Все мы рано или поздно начинаем собирать черепа, - фыркнул Азго, рассматривая коридор за спиной собеседника; тона он как будто и не заметил. – Кто это у вас там заперт?
- Никто, - быстро ответил Фаорлин, демонстративно глядя куда-то мимо колдуна. – И я, знаешь ли, не в настроении вести светские беседы.
Не успел Азго ответить, как двери позади Фаорлина с шипением гидравлики открылись, и в коридор хлынул поток неяркого света из апотекариона. На пороге замерли два человечка, державших за обе стороны огромную коробку. Обернувшись, Фаорлин обнаружил Эжена Райниса и другого молодого человека, имени которого он не знал. Увидев аж двух Астартес, рабы чуть не уронили свою крупногабаритную ношу.
- Ой, варп, тут Фаорлин! – вырвалось у Райниса. – Извините, господин, я имел в виду, что не могли бы вы посторониться? – протараторил он скороговоркой.
Фаорлин молча отошел в сторону и отвернулся, пропуская рабов. Выходки Райниса он, подобно Киршиану, пропускал мимо ушей.
Пока рабы, кряхтя, протискивали коробку в проход, из глубины апотекариона раздались приглушенные удары, будто кто-то со всей дури колотил чем-то тяжелым по рокритовой стене. Удары сопровождались отборной бранью, половина слов которой состояла из незнакомых двум легионерам словечек.
- Не надо шутить с Корсарами. Здесь другие ребята. Это не Эшкалон, это не сраный имперский мир-улей. Киршиан, твоих уебков здесь порвут на части! – слышалось в перерывах между ударами и матершиной. - Двести пятьдесят тысяч отборных легионеров Гурона! Они все разнесут. Они весь Мальстрем облетят за один час! Они взорвут все твои «Громовые ястребы», всех твоих слуг, сервиторов. Киршиан, ты уебок. Ты остановись, блять, ты кончай, ты свой сраный болтер спрячь подальше на склад и забудь про своего Фаорлина. Этот ушлепок тебе не поможет!
Двери с шипением закрылись, отрезав коридор от нескладных воплей. Смертные, будто ничего не замечая, потащили свою коробку дальше по коридору, лишь Райнис косо зыркнул в сторону Азго, но ему хватило ума не задавать Фаорлину вопросов.
- Насрать на твое настроение, - фыркнул Азго, как будто копируя чью-то манеру выражаться, и, судя по всему, хотел добавить еще что-то, но перед ним развернулось целое представление.
- Так, значит? – колдун усмехнулся, потом неожиданно рявкнул, в точности повторив то, что услышал дважды: - Фаорлин!.. А ведь это не твое имя. Они чего-то не знают, не так ли?
Фаорлин промолчал, терпеливо дождавшись, пока рабы, ворча что-то нечленораздельное, скроются во тьме, а потом вдруг без предупреждения сделал шаг и толкнул Азго обеими руками в нагрудник, приперев того к стене.
- Слушай, умник, - вкрадчиво произнес он, вперившись в своего собеседника багровыми линзами шлема. – Тебе следует отвалить от меня со своими глупыми домыслами. Если тебе непонятно, что с тобой не намерены вести диалог, то могу объяснить доступно. Но тебе это не понравится.
Колдун звучно впечатался спиной в стену и слушал речь Фаорлина в полной тишине, только чуть подрагивал шлем с выложенной из костей ухмыляющейся маской черепа. Прежде, чем рассмеяться, он предусмотрительно сменил канал и не заметил, что его мерзкий пронзительный хохот разлетается по общей сети. Впрочем, соратники должны были привыкнуть к его странностям, а вообще Азго мало беспокоило их мнение. В тот момент он был в восторге от себя самого и своего невинного подначивания.
- Ох, Трон трупа-императора… а-а… сиськи Святой Сесилии, ты что, мне морду собрался бить, Фаорлин?
Отсмеявшись, он все же резким тычком отпихнул чужака от себя и сам отодвинулся дальше по коридору.
- Ну давай, попробуем, давно я не танцевал с мальчиками вроде тебя. Как любишь, с болтером? Без? Или… на кулачках?
Азго все же снял с крепления свой странный изрядно обгорелый меч, но снова от души рассмеялся над собственной шуткой, в этот раз уже просто чтобы позлить противника.
- А ты у своего командира попросил разрешения начистить морду чужому колдуну? А?
Фаорлин, не особо упорствуя, отпустил Азго и снова шагнул на свое прежнее место, встав спиной к дверям апотекариона. Оружие в руках возможного противника не произвело на него впечатления.
- Отвали от меня, - повторил он, отворачиваясь и демонстративно не глядя в сторону Азго, но продолжая следить за ним на внутреннем дисплее шлема. – Поболтай со своей маменькой, если больше не с кем.
Азго, не включая, крутанул меч и с явным разочарованием вернул его на место. Сказать начистоту, он так давно ни с кем всерьез не дрался, что рад был бы освежить свои воспоминания о такой отличной штуке, как азарт. Он хотел все же достать этого Фаорлина или хотя бы заставить защищаться, но Укаши позвал обратно, единственным невнятным цокающим звуком, этой полузвериной незамысловатой речью, к которой колдун привык как к нормальной, стал считать нормальной за неимением лучшего. У него по-прежнему ни хрена не менялось.

78

Фаорлин ожидал, что назойливый колдун из команды Укаши будет провоцировать его на обмен любезностями, а может, даже на драку, и готовился стоически игнорировать такие попытки, но вдруг из-за угла показался Укаши, а за ним – Киршиан. Фаорлин не видел лица Киршиана, но каким-то задним чутьем прочувствовал, что его командир явно недоволен состоявшимся разговором. Укаши прошествовал мимо Азго, и колдун двинулся за ним. Вскоре эти двое скрылись из виду, а Киршиан остановился около Фаорлина.

- Что хотел твой новый приятель? – спросил Фаорлин, не удержавшись от колкости.

- Ничего, - буркнул Киршиан в ответ. – Спрашивал, когда отправляемся, и все такое. И он мне никакой не приятель, ясно?

- Ну и когда же мы отправляемся? – как ни в чем не бывало поинтересовался Фаорлин, проигнорировав грубость.

- Когда надо, - огрызнулся Киршиан. – Сначала мне нужно кое-что сделать. Ступай в Стратегиум и проследи, чтобы все было готово к варп-переходу.

- Как скажешь, - миролюбиво согласился Фаорлин. – Так ты и вправду собираешься устроить Тенверду показательную казнь? – спросил он будничным тоном, возобновляя прерванный разговор.

Киршиан едва заметно вздохнул, но тут же исправился решительным ответом:

- Разумеется. От него одни проблемы. Не удивлюсь, если большая часть убитых рабов лежит на его совести. Пора с этим заканчивать.

«Повелитель Ночи я или нет, в конце концов?» - мысленно добавил он.

- Как пожелаешь, - ответил Фаорлин и больше не задавал вопросов. Невозможно было понять, как он отнесся к решению Киршиана.

Отпустив Фаорлина, Киршиан отправился проверить Торчера и, обнаружив, что тот все еще копается в своем барахле, бросил ему несколько фраз, выражающих крайнюю степень недовольства, после чего удалился в свою одинокую келью. Там его ждал дурацкий инфопланшет, навязанный Фаорлином как «мастхэв», с дурацким отчетом о сервиторах. Он сам не знал, зачем велел Райнису прислать ему эту информацию. Возникшее было стремление навести порядок на корабле снова куда-то исчезло, когда на плечи навалился такой привычный груз ответственности за принятые решения. Он вдруг поймал себя на мысли, что будет не против, если у Тенверда хватит сил и мозгов на то, чтобы сбежать из нехитрой камеры.

– Уебок, – выговорил раптор, не успели они отойти; Укаши был возмущен, и это вовсе не означало драку или отрезание голов, или что-то в этом духе. Старый варповый коготь, разумеется, как никто, ценил возможность с душераздирающими воплями рухнуть противнику на голову и ему эту голову оторвать, но только в одном случае – когда был полностью уверен в своей победе. Когда заранее просчитывал потери и знал, что они минимальны. Когда цена за трофей становится донельзя ничтожной. И пока что цена башки местного командира на его броне – это управление огромным неслаженным муравейником, который в последнюю очередь хочет видеть раптора новым хозяином. Неприемлемо.

Подчинить живого командира себе и своим целям – идея куда реальнее. Разойтись с ним, как только появится возможность и другой корабль – идея куда лучше.

Размышляя, Укаши незаметно делал круг, цокал себе внешними сторонами когтей по полу, пока не доцокал до дверей апотекариона, где они уже один раз были.

Азго шел следом, не подавая вида и не собираясь задавать вопросов, не снисходя до того, чтобы уточнить собственную задачу. Если поразмыслить, это было даже оскорбительно, словно все планы и мысли были ему открыты, известны и взвешены. Наверное, это было особенностью каждого из этих самодовольных мразей. Укаши задумался о том, что колдуна неплохо было бы оставить здесь, в этом варповом кубле, где ему самое место с его черепами, его придурью и его предсказаниями. Самый бесполезный провидец в галактике, уебок Азго.

У дверей тень шевельнулась и посторонилась – Хале, не повернув головы, пялился куда-то в коридор за их спинами, принюхивался, вчуивался в что-то, понятное ему одному. Укаши прошел мимо, поднял руку, рванул дверь и выворотил ее целиком – сородичу пришлось отстраниться на шаг, чтобы падающая панель не задела его. Этому тоже не нужны никакие команды, но вместо смутных догадок у Хале был чудовищный, несоизмеримый опыт столетий, проведенных в боях. Укаши не знал, почему он занял свое место без боя, почему флегматичный сородич с равнодушием и готовностью оказал ему знаки своего почтения, даже не попытавшись сразиться и выяснить подлинную иерархию. Возможно, это можно было считать особым родом пренебрежения, или же охотнику подлинно интересна была лишь его охота и позади остались не только человеческие чувства, но и амбиции астартес.

Мир полон загадок. Укаши двинулся в полутемное помещение, на звук отыскивая место, где этот Киршиан держал нечто интересное. Кое-кого…

– Там, – Азго включил только левый динамик, раптор обернулся в том направлении раньше, чем замолкло эхо – скрывать свои разговоры от смертных им было незачем. Он все равно сделает то, что задумал.

Тонкая стена с треском разошлась под ударом когтей – он не стал возиться с дверью, хотя и не стал разламывать стену до конца, так и остался сидеть снаружи, глядя внутрь тесного изолятора ярко-красными огоньками визора.

– Почему ты здесь? – подал голос Азго, подошел ближе, убирая болтер на бедро.

В дальнем углу на корточках сидел человек – судя по габаритам, Астартес, - прижавшийся спиной к стене, и взирал снизу вверх на непрошенных гостей блестящими в тусклом свете потолочного софита глазными линзами. Не считая аугментических глаз, в пленнике, запертом в ненадежной камере, не было ничего примечательного. Босой, взъерошенный, одетый в какое-то серое тряпье не по размеру – он выглядел более чем жалко. На костяшках пальцев виднелись свернувшиеся кровоподтеки, вокруг правой глазной линзы отчетливо наливался фиолетовый синяк. Однако, несмотря на откровенно несчастный вид, держался этот Астартес на удивление самоуверенно и нагло.

- А ты что еще за пидорас? – поприветствовал он Азго, едва тот сунулся внутрь.

– Я – Азго Десять Черепов, а пидорас здесь только ты, – представился колдун, втискиваясь в камеру одним наплечников вперед, чтобы пролезть в дверь. Однако, прикинув габариты помещения, он расправил плечи посвободней и с размаху заехал незнакомцу в скулу.

В воксе раздалась непродолжительная трель из свиста и цоканья – Укаши поделился соображениями, что их находка очутилась в изоляторе из-за своего несдержанного языка.

– Да нет, – отозвался Азго, рассматривая встающего с пола астартес. – Что-то он вытворил похуже, чем назвал этого Киршиана идиотом. От него воняет смертью.

Раптор слегка приблизился к пролому в стене, присмотрелся и, кажется, сам принюхался – к неведомым запахам, к ароматам и смраду варпа, что бурлил в этом месте, глядел на них на всех. В конце концов, просто пытался решить загадку, он их любил.

– Убил кого-то, – чтобы сказать это с нужной утвердительной интонацией, Укаши выговорил это словами, посидел, размышляя над сказанным и вдруг добавил: – Я его заберу. Нужно же хоть что-то у него забрать.

У местного командира действительно нечего было взять, кроме его братьев. Азго хмыкнул, идея тоже показалась ему забавной. Качнув украшенным шлемом, он вывернул руки попытавшемуся напасть на него воину и с размаху ударил его лбом в лицо, благо даже в броне был ниже противника на добрую ладонь.

– У тебя имя есть, ты, кусок? – поинтересовался вслух и снова ударил – вполсилы, как бьют непослушного раба.

- Идите в жопу вы, уроды, - огрызнулся Тенверд, сплевывая кровь и затравленно озираясь. Послышалось тихое шипение – плевок начал разъедать покрытие пола.

Тенверд раньше не блистал интеллектом, но сейчас у него хватило ума не пытаться лезть в драку с двумя бронированными космодесантниками. Сбежать из тесного помещения, из которого был только один выход (загороженный одним из вторженцев), не представлялось возможным. На скуле у Тенверда уже расползался фиолетовый синяк с кровоподтеками, на лбу красовалась свежая ссадина. Если так пойдут дела, очень скоро от мятежного Астартес останется в прямом смысле мокрое место.

- Ну хули вам обоим надо? – бессильно выдохнул Тенверд, сжимая кулаки и отступая к задней стенке камеры. – Это Киршиан вас подослал, да? Этому уроду не хватило смелости прийти и лично меня грохнуть, да? Я всегда знал, что он трус и мудак.

Укаши так и сидел, пригнувшись к полу – несуразная непропорциональная махина, - и внимательно слушал, упрямо выставив вперед вытянутый шлем. Ему было почти не видно из-за уцелевших кусков стены, но едва ли раптору так и нужно было смотреть. Он думал.

Наконец, чуть наклонил голову и издал невнятный звук, какое-то пощелкивание, едва не потерявшееся за возгласом пленника.

Азго, что терпеливо ждал, пока его командир хоть что-то пояснит насчет своих планов, слегка обернулся – видно было, как качнул шлемом, показывая удивление.

– Да? – на всякий случай уточнил он вслух и Укаши промолчал в ответ.

Азго неопределенно хмыкнул, рассмотрел пленника, как будто выбирал, с чего начать, а потом достал нож и уже не останавливался.

Первый удар был под ключицу, клинок ушел на всю глубину и вырвался, широко рассекая грудь вместе со смехотворной защитой ткани. Из этой первой раны выплеснулось немного крови, но она стала сворачиваться еще на лету, и скоро весь пол хрустел от застывших капель крови астартес. Азго резал сильно, но аккуратно. Он примерно представлял себе, о чем мог думать Укаши и чего он мог хотеть. Просто на всякий случай они пытались создать видимость убийства, чтобы иметь лишний козырь, еще одну тайну. И старый раптор хотел знать, кого берет. Он хотел увидеть, что будет.

Тенверд бессильно дергался, брыкался, плевался собственной кровью, верещал какую-то нецензурщину, но в замкнутом пространстве у него не было шансов против бронированного космодесантника. Сам Тенверд как сбежал из апотекариона в одних штанах, так в них и остался. У него не было никакого оружия, кроме собственной мышечной массы, но ее было явно недостаточно, чтобы вырваться из хватки второго астартес, поэтому Тенверд только бессильно бился и пинался конечностями, совсем как морское чудище, выброшенное на берег.

Азго резал, Укаши смотрел. Он вообще казался лишним, безучастным, уродливой горгульей, которую неизвестный создатель изваял посреди прохода с тем, чтобы еще одна пара глаз наблюдала за злоключениями и зверствами созданий, населяющих корабль. Кто-то говорит, что глаза – обереги. Кто-то верит, что глаза, даже нарисованные, принуждают повиноваться правилам. Сехес любил разглагольствовать о чем-то таком, о своих идиотских догадках относительно явлений, событий и древней геральдики. Укаши со своей стороны молчал и слушал, хотя и отлично знал, что все это хрень. Уродливые химеры, украшающие корабли его Легиона, никого не оберегали и ни к чему не принуждали, они были зрителями. Все, что они делают – всегда немного напоказ, всегда слегка чрезмерно. И колдун остановился в тот самый момент, когда вожак отвернулся, уставился в коридор, никак не шевельнувшись более. Убрав нож, он выпрямился над скорчившимся под ногами астартес; тот не только все еще дышал, чему он не особо удивился, но и был в сознании, что Азго несколько расстроило. А еще он молчал, и за это Азго наступил ему на руку, перенес вес, ломая кисть.

Укаши видел боковым зрением, но ничего не сказал, только скрежетнул горлом: «Бери его» и, когда колдун коснулся ладонью своего наплечника, кивнул головой, тот отвернулся еще сильнее, нехотя выговорил:

– Давай сам.

Лязгнули крепления, скрипнул металл – задние замки Азго пришлось выбить, чтобы снять наплечник. Закинув безвольно болтающееся тело на себя, он подобрал его и двинулся следом за раптором, сначала вниз, избегая встречи с кем-то, кого они услышали и даже учуяли, и потом вверх, над реакторным залом на самую корму, в зал, который им еще никогда не доводилось занимать.

Колдун без особой осторожности швырнул свою ношу на пол, огляделся по сторонам, почувствовав на себе несколько внимательных взглядов, и убрался из поля зрения. Израненный и оглушенный, Тенверд не понимал ничего из происходящего, пока голый валялся на полу и смотрел, как горящие пары глаз перемещаются над ним, перебираются ближе… зрение перенастроилось, глаза погасли, из черноты выступили зеленоватые блики, рисующие непропорциональные силуэты рапторов. То, чему этот странный выродок Торчер был только подражанием, попыткой воссоздать при помощи аугметики, теперь явилось ему во плоти, во всей своей изуродованной варпом красе. Он видел таких когда-то. Несколько раз, и всякий раз это казалось болезнью, некой проказой, что поражала тело и разум. Рассматривая их снизу, он безо всякого интереса размышлял, его сейчас сожрут или изуродуют и оставят подыхать. И то, и другое стало неинтересными абстракциями, одинаково нежелательными, но, похоже, неизбежными – он ничего не понимал из странных свистов и цоканья, которым обменивались эти твари. Их боевой язык, как же. Тенверд ждал и, устав ждать, шевельнулся, устраиваясь удобнее, подложил здоровую руку под голову и мрачно резюмировал:

– Пидорасы.

79

Укаши, в свою очередь, не собирался ни истязать похищенного астартес, ни, тем более, жрать его. Он собирался его переделать; времени в пути будет достаточно, чтобы сделать чужака частью своей стаи. Быть может, он и не доживет до освященных хаосом мутаций, но может быть полезен и в таком, несовершенном виде.
Вернувшись на свое место, нишу над самым входом, вожак рапторов долго посмотрел на Нигона, который там ошивался в его отсутствие, проследил взглядом, как сородич пропал из виду, верно поняв предупреждение, и подозвал болтливого Соля.
– Вон там – наш новый… соратник, – он на всякий случай показал когтем, старательно выговорив последнее слово.
– Охренеть, и где… – Соль втиснулся в паузу, навис над парапетом и рассмотрел новоявленного боевого брата, мгновенно меняя настройки линз, Укаши предусмотрительно перебил:
– Научи его говорить или, на первое время, слушать, он дурак совсем и ничего не знает. Пусть его посмотрит Дан, но тихо, чтобы он не решил, что мы слишком о нем заботимся.
– Он что, голый? – наконец, выдал Соль, понял, что сказал глупость и поправился: – Где его броня?
– Какая разница? У нас есть четыре… блядь, Соль, заткнись и убирайся.

…Тот, что подошел первым, был редкостным уродом. На пестрой броне, собранной из целой кучи трофейных деталей, не было никакой геральдики, будто ее хозяин в буквальном и дурном смысле поклонялся хаосу.
Тенверд подумал, что этой туше он ничего не сделает, может быть, только сломает последнюю руку о мерзкую морду.
Подыхать не хотелось.
Тварь присела на пол прямо перед его лицом, прощелкала что-то и зашипела.
Тенверд напрягся – небось, они там решают в воксе, что ему оттяпать первым.
Тварь защелкала медленнее и прошипела еще раз.
Тенверд отвел глаза в пол. Пусть делают, что хотят.
Тварь повозилась на полу и, приблизив морду, начала повторять. На третий раз Тенверд понял, что щелчки и посвистывания заканчиваются вполне ясно произносимым словом.
– Тебя зовут Соль? Мне похрену.
Тварь отвернулась и четко выговорила:
– Дебил.

…Торчер поторопился настолько, что выбрался из своей лаборатории только через два часа, и большую часть этого времени он пытался привести себя в относительный порядок. Если бы он успел сойтись поближе хоть с кем-то из стаи Укаши, вряд ли сунулся бы к колдуну один, но выбирать не приходилось. Все обернулось исключительно дерьмово и вот он стоял над мычащим в полубессознательном состоянии Хартусом. Думал, в основном, о том, что правильно не стал тратить время на собирание своей брони. Она ему не поможет.
Торчер обошел зал, отметив, что здесь почти все поменялось после его последнего визита, зачем-то развалил стопку пыльных фолиантов, сунул нос в пару коробок, встал. Да, они здесь. Шорохи и бормотание за стеной, дальше в коридоре. Он вышел, мрачно уставился на серых существ, которые пахли точно так же, как этот зал; они здесь бывали, это они ему служили. Раптор сделал первый широкий шаг – существа попятились, рассыпались, намереваясь убраться подальше.
- Стоять. Где все его барахло? Где лекарства? Найдите и принесите сюда… ты, подойди ближе.
Список он вывел огрызком карандаша, а в качестве бумаги позаимствовал страницу из книги; возможно, там и были какие-то заклинания или еще какая варповая дрянь, однако немедленной кары на голову раптора не обрушилось и с запиской мелкий раб был отправлен в местный апотекарий.
Через сколько-то времени после их возвращения Хартус уже лежал с парой трубок, торчащих из синюшных вен и начинал трезветь. Раптор сидел так близко, что тот мог бы дотянуться до его колена.
- Только тронь, - буркнул Торчер, поняв, что колдун смотрит прямо на него. – Ни капли больше не получишь. Подыхать будешь, а никто, кроме меня, тебе не поможет.
Трогая ладонью гудящую голову, он нехотя щелкнул воксом.
- Иди к нему.
Хартус с трудом проморгался слезящимися глазами и уставился куда-то мимо Торчера расфокусированным взглядом.
- Фатима? – хрипло вопросил он, слабо дернувшись. – Ик… а где… э-э… бля, - сбивчиво пробормотал он и снова затих, так и не высказав несформировавшийся вопрос.
Торчер же услышал короткий ответ: «Скоро буду», означающий, что хозяин через несколько минут появится на пороге.
И действительно, не прошло и пяти минут, как дверь с шипением и скрипом открылась, и в зал медитаций вошел Киршиан собственной персоной. Грохочущими шагами он пересек свободное от хлама пространство и навис над слабо подергивающимся колдуном, оценивая работу Торчера.
- Он пришел в сознание? – уточнил Киршиан, переводя взгляд красных линз на раптора.
– Почти пришел, – буркнул Торчер, протянув руку, неласково взял колдуна за горло и слегка встряхнул, бросил. – Я могу уйти?
- Конечно же нет, - огрызнулся Киршиан, присаживаясь рядом с Хартусом на корточки. Скрипнули плохо смазанные механизмы брони. – Он не выглядит… э… сознательно.
В этот момент Хартус открыл глаза, проморгался и уставился на Киршиана сквозь черные прорези глазниц. И хоть по черным-на-черном глазам Повелителей Ночи сложно было определить сознательность взгляда, все же Киршиану показалось, что Хартус его хотя бы видит.
- О… - буркнул Хартус негромко. – Привет, Киршиан.
- Просыпайся, кусок дерьма, - поприветствовал его Киршиан. – Пора поработать.
- А… ик… чего? – переспросил Хартус несколько удивленно.
- Поработать, ленивая скотина. Ра-бо-тать, - раздельно произнес Киршиан. – Работа. От слова «впахивать, как сервитор-погрузчик». То, что ты должен делать уже как пару столетий, но внаглую отлыниваешь. То, что ты теперь будешь делать каждую ночь. То, из-за чего ты не будешь спать еще пару месяцев. И то, из-за чего у тебя не останется времени на пожирание твоей гребаной наркоты, - последнюю фразу Киршиан почти прорычал.
Одно время казалось, что он вот-вот набросился на Хартуса с когтями наперевес, как недавно на Торчера, однако этого не произошло. Хартус часто-часто заморгал. Похоже, он мало что понял из тирады своего командира. Хотя основной смысл до него все же дошел.
- Ик… что ты хочешь, чтобы я… ик… да бля… сделал? – невнятно спросил он.
- Для начала, встань… И, э-э, приведи себя в порядок, - сказал Киршиан, пытаясь передать через вокс хотя бы частицу своего отвращения. – А потом ты мне нужен в комнате навигатора. Поведешь корабль через варп.
Повисла недолгая, но драматичная пауза. Хартус приподнялся на локтях.
- А почему я, а не Асесу? – уже куда более осознанно спросил он.
«Значит, проспался, - решил Киршиан. – Хотя бы помнит, кто такой Асесу».
- У нас больше нет навигатора. Тенверд его прирезал, - коротко ответил он. – Итак, собирайся и бегом в покои навигатора. Отныне ты будешь большую часть своей жизни проводить там.
Киршиан поднялся, Хартус продолжал смотреть на него с пола, опираясь на локти.
- Зачем? – спросил он.
- Что зачем? – раздраженно переспросил Киршиан. – Потому что я так сказал. А ты сделаешь. Что тебе не понятно?
- Нет. Зачем Тенверд зарезал Асесу? – тупо повторил Хартус.
- Наверное, потому что он кретин. А теперь делай, что я говорю, или разделишь незавидную судьбу Тенверда. Тебе все понятно, или повторить? – рыкнул Киршиан, уже откровенно злясь.
- Я все понял, - протянул Хартус. отводя взгляд и косясь на Торчера. У него хватило ума не спрашивать, что же там за незавидная судьба у Тенверда. – А этому обязательно здесь присутствовать?
Киршиан взглянул на Торчера. Он успел позабыть о том, что раптор все еще здесь.
- Хартус, иди ты в жопу со своими вопросами. Делай что говорят! – огрызнулся он и ощутимо пнул колдуна носком ботинка куда-то под правое ребро.
Колдун ойкнул и схватился за бок.
- Да встаю я, встаю, - проворчал Хартус и действительно стал подниматься, кряхтя и постанывая. – Эх, где мои сто шестнадцать лет. Старость – не радость.
- Я тебе щас устрою старость, - снова пригрозил ему Киршиан. – Шевели задницей. У тебя десять минут. И не вздумай сделать что-то, что мне не понравится.
Отвернувшись от колдуна, он шумно затопал к дверям, не удостоив Торчера взглядом.
Проводив хозяина поворотом головы, раптор медленно повернулся к колдуну, неприятно прямо уставился ему в лицо своими зрачками-щелями. В этом взгляде было больше, чем просто пристальное внимание, это была неприкрытая наглость.
– Как неудачно все сложилось, посмотри-ка, – протянул Торчер, оперся костяшками пальцев на пол. – Ты слышал, что он сказал? Он не шутил про спешку. Тебе и впрямь лучше поторопиться, иначе вас всех здесь перестреляют Корсары.
- Отвали, ошибка природы, - буркнул Хартус, медленно поднимаясь на ноги. – Проваливай откуда пришел.
Подняться ему удалось не с первой попытки. Покачиваясь, будто пьяный, Хартус осторожно прошелся туда-сюда, затем удостоверился, что может более-менее держать равновесие, и неуклюже затопал к своему любимому ковру, расстеленному в отдалении. Там, опустившись на колени, он принялся водить ладонями по ворсистой ткани. Ковер все еще был влажным, и от него здорово несло сыростью. Хартус поежился от прикосновения к холодной влажной материи. Он подумал, что мог бы положить ковер на просушку около теплового генератора, но это же означало оставить свое сокровище без присмотра в таком месте, где постоянно шляются рабы. Хартус скорее выполнит все приказы Киршиана, чем спустит глаз со своего ковра. 
Торчер наблюдал, как колдун проверяет свое сокровище, поднялся и пошел следом, чтобы издевательски наступить на оберегаемый ковер.
– Знаешь, а мне здесь нравится. Раз уж ты собираешься поработать навигатором, я, наверное, останусь, – раптор откровенно издевался. – Или, может, хочешь поменяться? Хочешь что-нибудь в обмен на свою конуру?
Он прекрасно знал, что выбор у Хартуса невелик, все равно будет просить. Просить добавки, просить об облегчении, просить и унижаться – перед ним или перед хозяином, рано или поздно.
Хартус попытался выдернуть кусок ковра из-под лапы Торчера, но раптор был явно сильнее и тяжелее. Тогда он отпустил ковер, делая вид, что его не особо-то интересует эта мокрая тряпка, и принялся собирать разбросанные тут и там курительницы с давно погасшими благовониями.
- Даже и не мечтай, - буркнул Хартус, не глядя на Торчера. – Я собираюсь вернуться через пару суток. И тебе не повезет, если я увижу, что ты рылся в моих вещах или еще что-нибудь… Так что убирайся и не беси меня.
- Иначе что?
Не сходя с ковра, Торчер поднял одну из курительниц, потряс, поднес к воздухозаборнику и понюхал.
- Что, как этот Фаорлин, будешь болтать глупости, пока не наденешься ртом вот на это?
Протянув керамическую безделушку в левой лапе, раптор показал. Призрачные языки обвивали силовую перчатку, видимые только наполовину. И они сочились и капали тускло мерцающей жижей, стекшей по когтям.
Колдун насупился и уставился на раптора исподлобья, злобно засопев. Его взгляд был прикован к курительнице, которую раптор так неосторожно вертел в лапе. Но Хартус был явно не в настроении и не в состоянии творить варп-магию, иначе Торчер уже полминуты назад вылетел бы из комнаты для медитаций головой вперед. Зато послушать сплетни Хартус всегда был в настроении.
- Так я и поверил, - фыркнул он, старательно изображая скуку. – Фаорлин скорее выставит свой инфопланшет на аукцион за бесценок, чем опустится до разговоров с кем-нибудь, кроме Киршиана. Так что не заливай мне тут всякую чушь.
– Так он не особо разговаривал, у него был слишком занят рот, – фыркнул Торчер, покрутив безделушку из стороны в сторону, – Будешь мне хамить, получишь и ты. Я весь ваш сгнивший корабль перетрахаю, если вы забыли, за что хаос одаривает нас. И это требует уважения…
Он замолчал несколько озадаченно, выполняя свою же собственную заметку в памяти рассказать о произошедшем любому, кто пожелает слушать, а вот цель, с которой раптор оставил это для себя, представлялась ему смутной. Наверное, наказать высокомерного выродка. Перебрав про себя все, что ему было известно про помощника хозяина, Торчер предположил, что тот снова повел себя крайне неосмотрительно, за что и должен расплатиться. Непременно должен.
– Ну или иначе спроси у него, куда делись его зубы.
Хартус замер, сидя на коленях и сжимая в обеих руках глиняные курительницы, покрытые витиеватыми узорами. Он мигом встряхнулся, приободрился и наконец-то поднял взгляд на Торчера. Сейчас он более всего напоминал ищейку, почуявшую дичь. У Хартуса была одна слабость: сидя практически безвылазно в своих просторных апартаментах, он в свободное от медитаций время с удовольствием собирал все местные сплетни, которые приносили рабы. И он бы точно не отказался послушать свежие слухи про Фаорлина, в чем бы они ни заключались. И, судя по фразе, брошенной Торчером, эти слухи должны быть особенно смачными. Хартус аж непроизвольно облизнулся, но тут же исправился, напустив на себя демонстративно-равнодушный вид. Поставив курительницы около ковра, он принялся собирать остальные, слишком тщательно изображая незаинтересованность.
- Верится с трудом, - проворчал он как можно снисходительнее, словно делая Торчеру одолжение в поддержании разговора, который ему абсолютно неинтересен и вообще отвлекает от важных дел. – Этот старый хрен не вылезает из Стратегиума. Так что придумай что-нибудь более правдоподобное.
– В том, чего не видел лично, легко сомневаться, – признал Торчер, аккуратно скатив курительницу с лапы на пол.
Желание поиздеваться над колдуном нехотя уступало желанию посильнее унизить Фаорлина, потому как кто из них двоих гаже, он давно для себя решил. Колдунов и прочих любителей поиграться с варпом он не переносил в целом, как явление, но к заносчивым мальчишкам, не умеющим вовремя заткнуться, имел вполне определенные личные претензии. И самой большой проблемой было то, что этот мальчишка, как и прочие на корабле, еще не понимали, что же это такое, каста рапторов. Сейчас, с Укаши, это будет проще, но их насмешки в самом начале Торчер отлично запомнил.
– Хочешь узнать, как это было, да? – он опустился, присел на сложенные лапы, перестав нависать над Хартусом, и посмотрел ему в лицо почти прямо. – Об этом могу рассказать я, а могут рассказать и они.
Он приподнял левую руку, что-то показывая – тени, движение, едва заметные контуры чего-то странного, что обвивало его перчатку, ласкалось к ней, как к живой.
Хартус подобрал упавшую курительницу и придирчиво ее осмотрел на предмет сколов и трещин. Убедившись, что все в порядке, он бросил подозрительный взгляд на лапу Торчера и на всякий случай отодвинулся подальше.
- Я бы хотел услышать эту историю от тебя, - буркнул он. – Хотя не могу сказать, что мне это интересно, - добавил он, вдруг вспомнив, что собирался всеми силами демонстрировать незаинтересованность.
– Не лги мне, да еще настолько неискусно… я всегда знаю, когда мне так лгут, – раптор слегка скривился, помолчал, а после продолжил совершенно о другом и безо всякого перехода: – Ты помнишь, он меня ударил. Ты-то должен помнить, да. Там был хозяин, и я ничего ему не сделал, хозяин испытывает дурацкую привязанность к этому глупцу. Я ушел и подождал, недалеко, на дороге в их стратегиум, на восьмой палубе есть коридор… я выгнал оттуда рабов и выключил свет, чтобы они не вернулись обратно. Фаорлин пошел обратно тем же путем. Предсказуемость – это так хреново, да, колдун?
Торчер вдруг замолчал и уставился Хартусу в лицо, будто ему нужен был ответ. Протянув на несколько секунд это молчание, раптор поднялся на ноги и прошелся вбок, в сторону, чуть ускорил шаги и резко отмахнул левой рукой, явно показывая, что на кого-то напал. Опустив голову, он продолжил, пересказывая свой диалог:
– Ты ударил меня. Ты понимаешь, что тебя здесь не найдут, Фаорлин? Ты знаешь, что с тобой будет? – он снова замолчал, перенастроив синтезатор речи, и продолжил голосом, почти неотличимым от голоса Фаорлина:
– А ты знаешь, что с тобой будет, стоит мне только сообщить по вокс-каналу в Стратегиум? Думаю, это будет твоя последняя ночь.
Торчер прервал игру и выразительно посмотрел на Хартуса, после чего обошел собеседника и встал перед ним с другой стороны, постоял, будто прикидывая, а потом просто взял колдуна за горло силовой перчаткой, без труда завалил на спину, сомкнув два когтя на его шее. Так же, как и тогда, он передвинул пальцы и когтем раскрыл рот колдуну, до предела, до хруста, приблизил морду почти вплотную и покосился:
– Любопытный, да? Любишь собирать эту грязь?
Неестественно длинный влажный язык широко прошелся по лицу, оставив след через всю щеку почти до глаза. Слегка отодвинувшись, Торчер присмотрелся, вслушался – сможет ли колдун наказать его за это, но, похоже, нет. Похоже, опозоренный Хартус будет терпеть и дальше. И ничего-то он не сможет, когда его хрупкий череп сомнет даже судорога, пробежавшая по левой руке раптора.
Колдун что-то пытался сказать, извивался в захвате. Торчер наблюдал за этим, как будто забыв, что хотел рассказать или показать, потом высунул язык и медленно, с усилием провел им по собственным зубам. Кровь окрасила капающую слюну, потекла на грудь и на лицо колдуна, оказалась во рту, когда раптор наклонился над ним и ждал, не давая отхаркаться. Ждал, потому что дурмана в его крови было более чем достаточно, чтобы напомнить, кто из них двоих здесь теперь главный. Почему Хартус теперь ему принадлежит со всеми его дурацкими чашками для благовоний, коврами и бездарными книгами. Вместе с глупостями, которые он несет.
– Нравятся истории – заведи себе скальда. Понял?
Кашляя и отплевываясь, Хартус отполз подальше, как только хватка раптора разжалась. Он принялся тереть лицо и трясти головой, словно пытаясь сбросить с себя что-то лишнее, видимое лишь ему. Сложно было сказать, что сейчас происходит в голвое у колдуна. Наконец, отдышавшись и проморгавшись, Хартус отнял руки от лица и уставился на Торчера мутным взглядом, будто только очнувшись от кошмарного сна.
- Никогда. Больше. Так не делай, - тихо, но довольно внятно буркнул он. – И вообще, свали с моих покоев, несчастное создание. Если ты не забыл, я теперь за навигатора на этом корыте, поэтому тебе следовало бы проябля… тьфу… проявлять уважение, - на последней фразе у колдуна явно начал заплетаться язык.
Торчер некоторое время молча стоял, наблюдая, потом действительно двинулся прочь – ему наскучил голый колдун. Только у самых дверей он остановился, будто что-то вспомнил.
– Захочешь еще – ползи к хозяину. Только не перепутай, кто теперь твой хозяин.
Хартус проводил его взглядом из-под полуприкрытых век, а затем фыркнул и принялся собирать с пола свое барахло и заворачивать его в мокрый холодный ковер. И несмотря на то, что с ним обошлись не очень-то учтиво, на тонких губах колдуна заиграла едва заметная гаденькая ухмылочка. Ничто так не грело пакостливую душонку Хартуса, как вести о том, что кто-то из его братьев наконец-то получил заслуженный пинок.

80

Заранее предполагая, что Хартус будет собираться не менее получаса, Киршиан решил воспользоваться моментом и хорошенько покопаться в лаборатории Торчера, пока тот отсутствовал. Однако его планы разлетелись вдребезги, когда на крутом повороте он едва не врезался в Фаорлина.

Как обычно, Фаорлин оставался невозмутим и даже не шелохнулся, когда Киршиан изрек в пространство ожидаемый набор цветистых междометий. Коридор был широк, сводчатый потолок терялся во тьме, а источниками освещения были лишь какие-то датчики на стенах, закрепленные на поддерживающих своды полуколоннах. Фаорлин застыл около стенной ниши, в которой не было ничего, кроме свалявшихся комьев пыли, и вертел в руках старенький сервочереп. Он лишь покосился на Киршиана тускло светящимися линзами шлема и терпеливо дождался окончания матерной тирады.

- Блять, Фар, какого хрена ты здесь делаешь? – наконец задал Киршиан более-менее связный вопрос.

- Разбираю старый хлам, - ответил Фар как ни в чем не бывало.

- Старый хлам? – рыкнул Киршиан, поставленный в тупик настолько откровенным ответом. Только у Фаорлина хватало смелости напрямую признаться начальству в постыдном тунеядстве. – У тебя, кажется, работы нет? – вопросил он как можно более угрожающе.

Киршиан был в настолько паршивом настроении, что был готов сорвать злость на ком угодно, хоть на Фаорлине. Тем более на Фаорлине. Этот ублюдок всегда держался с прямо-таки королевским достоинством, заставляя всех окружающих чувствовать себя полнейшими дураками. При этом никаких видимых действий для этого он не предпринимал, но Киршиан после разговора с Фаорлином неизменно чувствовал себя именно так.

- Работа есть всегда, - будничным тоном ответил Фаорлин. – Это бесконечный цикл, который древние называли колесом Сансары, и лишь постигшие суть бытия получали шанс выбраться из этого круговорота повторяющихся событий.

- Да? – тупо переспросил Киршиан, подозревая, что Фар опять пытается оставить его в дураках.

- Именно так. А еще древние говорили, что весь наш жизненный путь  – это всего лишь субъективная иллюзия. Личная виртуальная реальность, если угодно, - снисходительно пояснил он, прекрасно осознавая, что Киршиан не понимает ни слова. – Но, поскольку, кроме этой иллюзии, у нас ничего нет, то возникает лишь один вопрос... – Фаорлин театральным жестом поднял сервочереп на уровень глазных линз и добавил после четко выверенной паузы: - Быть или не быть?...

Повисла еще одна пауза, после которой окончательно сбитый с толку Киршиан все же решился спросить:

- Ну и какое отношение это имеет к нашей главной проблеме?

Фаорлин шумно вздохнул сквозь вокс-решетку.

- Не бери в голову, - сказал он с легкой тенью сочувствия, небрежно складывая сервочереп на сгибе локтя. – Я как раз этим и занимаюсь. Полагаю, вопрос с навигатором решен?

- Хартус скоро будет готов вести корабль, - ответил Киршиан, запоздало понимая, что вообще-то это Фаорлин должен отвечать на его вопросы. – Подготовь корабль к варп-переходу и распорядись, чтобы орудийные установки были наготове – на случай преследования со стороны Корсаров.

- Ты серьезно считаешь, что нам следует вступить в бой с Корсарами? – даже не пытаясь скрыть насмешку, спросил Фаорлин. – Не говоря уже о том, что вряд ли мы выйдем из сражения победителями. Не проще ли отдать им то, что они ищут?

- Чтобы они обнесли половину корабля в поисках своих рапторов? – раздраженно ответил Киршиан, снова начиная злиться. – У нас нет на это времени. И я не собираюсь так унижаться перед этими напыщенными козлами.

- В таком случае на услуги господина Гурона нам больше рассчитывать не придется, - усмехнулся Фаорлин.

- Мы и так сюда больше не вернемся, - убежденно заверил его Киршиан, стараясь выглядеть как можно увереннее. – Они убили их стражу. Эти рапторы.

- Вот именно, а ты даешь им прибежище и укрываешь от мести Корсаров.

- Так получилось. Но я не позволю Корсарам обыскивать мой корабль, даже если бы рапторы обнесли всю их станцию и поубивали половину легионеров Гурона.

Последняя фраза повисла в воздухе. Несколько секунд оба смотрели друг на друга – красные линзы шлема против обычных человеческих глаз – после чего Фаорлин снова принялся разглядывать сервочереп. Киршиан с удовольствием отметил, что на этот раз маленькая победа осталась за ним.

- А что насчет неуплаченного долга? – поинтересовался Фаорлин как ни в чем не бывало. – Корсары хорошо ведут свою бухгалтерию.

- Если не ошибаюсь, Фар, ты больше всех хотел, чтобы мы разорвали отношения с Корсарами, - бросил Кршиан недовольно.

- Да. Но я вовсе не имел в виду военный конфликт. Мы могли расплатиться по долгам и уйти с миром, а теперь я не уверен, к чему все это приведет.

Киршиан задумался. В словах Фаорлина, как обычно, было рациональное зерно.

- Подумаем над этим позже, - нехотя ответил он. – Сейчас нам главное выбраться отсюда живыми.

- Как скажешь, - легко согласился Фаорлин, то ли и вправду соглашаясь, то ли просто не желая спорить дальше. – Как поступим?

- Иди в Стратегиум и подготовь корабль к прыжку, - повторил Киршиан. – И не забудь про орудия. Я приду, когда буду уверен, что Хартус готов.

- Как скажешь, - снова произнес Фаорлин, однако оба понимали, что с таким же успехом он мог сказать что-то вроде «мы все в полной заднице по твоей вине».

Оба разошлись в разные стороны, и Киршиан, выбитый из колеи этой неожиданной словесной стычкой, напрочь позабыл о своем намерении накопать компромат на Торчера. Вместо этого он направился в навигаторские покои, запоздало размышляя, зачем Фаорлину понадобился сервочереп, да еще в столь необычном месте.

*     *     *

Двери в обитель Асесу так никто и не закрыл, но в этом не было необходимости – воровать в навигаторской берлоге было абсолютно нечего. Да и соваться в вонючую обитель навигатора никто без причины не хотел. Шагнув через порог, Киршиан, как обычно, почувствовал, как стены сжались вокруг него. И хоть пространство было немаленьким по человеческим меркам, около двадцати квадратных метров площади, но для легионера все же было тесновато, особенно учитывая, что комната была до отказа захламлена кучами грязного тряпья неизвестного происхождения, какими-то коробками, ящиками и, кажется, вовсе бесполезными металлическими балками. Киршиан втайне понадеялся, что Хартус однажды соизволит разобрать многолетний хлам Асесу и повыкидывать все к такой-то матери.

Киршиан надел шлем, чтобы не дышать затхлым воздухом давно немытого помещения. Несмотря на открытую дверь, воздух внутри все равно был спертым и пованивал отходами человеческой жизнедеятельности. От купели в углу, заполненной протухшей амниотической жидкостью, исходил явственный запах сероводорода. У дальней стены, перед группой обзорных экранов, по которым бежали полосы черно-белой ряби, пустовало навигаторское кресло. Заглянув через спинку, Киршиан заметил, что на сиденье небрежно брошена грязная тряпка, а труп Асесу уже куда-то унесли. Кое-как протиснувшись между креслом и обзорными экранами, Киршиан внимательно осмотрел место преступления, но не обнаружил ничего необычного, кроме нескольких пятен крови на оставленной кем-то тряпке. Он не стал проверять, действительно ли кровь принадлежала Асесу.

Далее он обратил взгляд на стоящие у стены, слева от мониторов, две анабиозные капсулы, в которых по-прежнему спали астропаты. Кажется, в свете последних событий на них никто не обратил внимания. Оба по-прежнему мирно спали в своих капсулах, равнодушные ко всему окружающему миру. Киршиан краем сознания даже позавидовал им – у них-то нет проблем с Корсарами и рапторами! Подойдя к крайней капсуле, Киршиан вгляделся в безмятежное невыразительное лицо астропата. Кажется, это был человек мужского пола, хотя сложно было сказать наверняка. Оба выглядели примерно одинаково: лысые, бледные, худые, с однотипными лицами, неопределенного возраста. Кажется, Фаорлин сказал, что они родственники – вроде даже брат и сестра. Киршиан не помнил, как эти двое оказались на корабле. Возможно, были здесь всегда еще до его появления на «Бродяге». С тех пор эти двое находились в покоях Асесу и под его покровительством, навигатор сам заботился о жизнях астропатов. Возможно, это была его единственная компания, не считая рабов. Киршиан как-то предложил избавиться от них ввиду неиспользования – «Бродяге» было попросту некуда отправлять сообщения. Но тут уже зачем-то вмешался Фаорлин, который сказал, что астропатами не разбрасываются. Мол, пригодятся в будущем. Таким образом, вопрос был задвинут в долгий ящик, и астропаты остались под протекцией Асесу. Теперь же, когда Асесу по воле Тенверда покинул мир живых, астропаты остались на произвол судьбы – вернее, на совести Хартуса, который поселится здесь на ближайшие пару месяцев. Киршиан мысленно посочувствовал двоим беднягам, но предпринимать ничего не стал. У него хватало забот помимо судьбы астропатов.

Он услышал возникшее в коридоре движение, переходящее в недовольное ворчание, а затем в дверном проеме появился Хартус собственной персоной. Выглядел колдун неважно: бледный, растрепанный, изрядно помятый, с черными кругами вокруг глаз – наверное, так выглядят смертные после наркотического угара. За собой Хартус тащил свернутый в рулон мокрый ковер. Киршиан поборол желание треснуть колдуну по башке.

Бросив ковер на относительно свободном пространстве, не заваленном всяким хламом, Хартус брезгливо оглядел свою новую обитель.

- Мне нужны мои рабы, - сказал он.

- Так приведи их сюда, - бросил Киршиан, испытывая крайнюю степень отвращения при виде нетвердо стоящего на ногах колдуна.

- Их… ик… нет, - развел руками Хартус, все еще пошатываясь. – Кажется, эти сволочи разбежались, решив, что я умер.

- Это уже не моя забота, - отрезал Киршиан, направляясь к дверям. – Разберись, как эта штука работает, - распорядился он, повернувшись и указав рукой на навигаторское кресло. – Ты поведешь корабль через варп и как можно скорее.

- Но я еще не перенес мои вещи, - слабо возмутился Хартус, осторожно осматривая навигаторское кресло. Он поднял окровавленную тряпку двумя пальцами и брезгливо швырнул куда-то в угол. – И я не могу работать в этой помойке. Приведи сюда рабов, чтобы они здесь… ик… все вымыли и убрали.

На этом терпению Киршиана пришел конец. Он уже собрался выйти, но Хартус, как обычно, перегнул палку. Киршиан и два шага пересек захламленную комнатку и схватил колдуна за горло, приподняв того над полом. Хартус протестующе замычал, однако Киршиан в броне был вдвое сильнее ослабевшего полуголого колдуна.

- Хватит выделываться, придурок, - прорычал Киршиан, буравя Хартуса багровым взором красных линз. – Ты поведешь корабль, понял? А свои требования можешь засунуть себе в задницу. Я ясно выражаюсь или повторить?

- Я… все… понял… - прохрипел Хартус, бессильно царапая ногтями бронированную перчатку, сжавшуюся на его горле.

Киршиан разжал пальцы, и колдун рухнул на грязный пол, откашливаясь и отплевываясь.

- Ты бы меня не убил, - сипло произнес Хартус, потирая горло и глядя снизу вверх на Киршиана. – Я тебе нужен. Я единственный, кто может вести корабль.

Киршиан в очередной раз подивился способности Хартуса торговаться даже в самых критических ситуациях. Но годы общения и с Хартусом, и с прочими ублюдками из Повелителей Ночи кое-чему научили Киршиана – например, тому, что честность – не всегда лучшая политика.

- А вот здесь ты ошибаешься, - ответил он, пнув колдуна ботинком. – Пока ты валялся в отключке, я привел на корабль кое-каких друзей. И среди них есть колдун – возможно, даже талантливее тебя. Но я дам тебе последний шанс реабилитироваться и оказаться полезным. Поэтому поднимайся, приводи себя в порядок и за работу, - рявкнул он так, что Хартус поморщился и потер уши.

Киршиан выпалил первую пришедшую в голову ложь инстинктивно, даже не подозревая, насколько оказался близок к истине. Однако это сработало – Хартус насторожился. Колдун молчал, потирая горло, и обдумывал то, что услышал от Киршиана. Пауза затянулась.

- Чтоб через десять минут был готов, - бросил ему Киршиан напоследок и стремительно покинул комнату, оставив Хартуса в глубоком раздумье.

Колдун еще некоторое время посидел на полу, потом вздохнул и пригладил взъерошенные жесткие волосы.

- Врешь ты все, - наконец пробормотал он, тяжело поднимаясь с пола и держась при этом за спинку навигаторского кресла. – Нет у тебя никаких друзей.

*     *     *

В Стратегиуме царила обычная атмосфера имитации трудовой деятельности, заранее организованная Тарой Келтер, предупрежденной Фаорлином о скором приходе начальства. Киршиан по своему обыкновению ворвался внутрь, демонстративно протопал через пустое пространство и тяжело опустился на командный трон. Фаорлин остановился на нижней ступени пьедестала, не отрывая при этом взгляда от инфопланшета. Он даже не соизволил сымитировать интерес, когда Киршиан появился на мостике. И шлем он по-прежнему не снял.

- Все готово? – спросил Киршиан, не зная, что еще может спросить командир в такой ситуации.

- Мы достигли точки перехода. Остальное зависит от Хартуса, - ответил Фаорлин так буднично, словно его все это не касалось.

- Прекрасно. Офицер связи! – возвысил Киршиан голос, да так, что смертные слуги разом подпрыгнули и вытянулись по струнке. – Открыть канал связи с навигаторскими покоями. И побыстрее.

- Да, сэр, - невнятно промямлил длинный тощий офицер, служивший на «Бродяге» так долго, что, казалось, был старше самого корабля.

Через пару секунд из невидимых динамиков по всему мостику разнесся треск радиопомех, а затем четкий голос произнес:

- Да епт, как эта херня включается?...

Смертные слуги опустили головы, пряча улыбки. Киршиан сделал вид, что ничего не заметил.

- Хартус, - строго произнес он в пространство. – Как слышно?

Повисла пауза.

- А? Что? – произнес голос невидимого собеседника. – Кто здесь?

Киршиан едва удержался, чтобы не ляпнуть что-то вроде «имперский инквизитор в пальто», но вовремя сообразил, что подобные шуточки не к лицу грозному повелителю не менее грозного корабля.

- Хартус, есть такая штука – называется вокс, - пояснил он снисходительно, проигнорировав вопрос. – У тебя все готово?

Снова пауза.

- Киршиан, это ты там, что ли, блин? – наконец спросил Хартус.

Теперь уже некоторым офицерам пришлось отворачиваться, имитируя срочные дела, чтобы Киршиан не дай Император не увидел их широкие ухмылки. Давненько никто во всеуслышание не общался с самим господином так фамильярно.

Киршиан едва удержался, чтобы не перебрать всю родословную Хартуса непечатными выражениями. Вместо этого он продолжил:

- Хартус, немедленно соберись. У тебя три минуты. Запустить варп-двигатели. Включить поле Геллера.

- Есть, запустить варп-двигатели, - подтвердил другой офицер. – Включить поле Геллера.

- Эээ, подождите, не так быстро! – воскликнул Хартус с нотками паники в голосе. – Я еще не разобрался, как включается эта х…

- Хартус, твою мать, прекращай ломать комедию, - грубо прервал его Киршиан. - Ты уже делал это однажды. Включай мозги. Варп-двигатели уже запущены. Если хочешь жить – выкладывайся на пределе своих возможностей, ты меня понял?

- Да понял я, понял… - нехотя признал Хартус, и его горестный вздох был отчетливо слышан даже через вокс-сеть. – Ни минуты покоя.

Киршиан не обратил внимания на сетования колдуна. Он понимал, что с его стороны, возможно, было рискованно отдавать приказ о прыжке, не будучи в полной уверенности о готовности Хартуса, но с другой стороны – если продолжить нянчиться с капризным колдуном, то он не будет готов никогда. Тем более что…

- Сэр, у нас входящий вызов – по всей видимости, с корабля Корсаров, который преследует нас, - спокойно сообщила Тара Келтер.

Киршиан ожидал этой новости.

- Не отвечать! – скомандовал он. – Продолжать подготовку к прыжку. Хартус, что там у тебя?...

- Да готов я, готов, - развязно ответил колдун. – Можно прыгать. Но за последствия я не…

Тусклый свет на мостике замигал, палуба затряслась. Двое офицеров не устояли на ногах.

- Всем занять свои места! – рявкнул Киршиан. – Запустить обратный отсчет.

Офицер, отвечающий за двигатели, торопливо стянул с головы наушники и склонился над панелью управления.

- Да, сэр. Прыжок через десять… девять…

Несмотря на то, что вокруг царила какофония звуков и эмоций вперемешку с обычным для смертных страхом перед варпом, Киршиан развалился на своем командном троне и позволил себе прикрыть глаза рукой. Фаорлин, никак не реагируя на происходящее, лишь покосился на него, но ничего не сказал. В этот момент оба без слов понимали, что близится не просто прыжок в варп, это будет прыжок в их новую – и гораздо более непредсказуемую – жизнь.

- Три… два…

Киршиан раздвинул пальцы и посмотрел сквозь щель на суетящихся перед ним смертных. Они еще понятия не имеют, что на корабле, возможно, скоро сменится начальство.

- Один…

Киршиан убрал руку от лица и выпрямился. Ему вдруг на миг захотелось, чтобы Хартус совершил непоправимую ошибку. Чтобы отказало поле Геллера. Чтобы Корсары открыли огонь. Чтобы они все пропали без вести… Мир раздвоился и поплыл, одна реальность накладывалась на другую. Некоторые смертные, схватившись за животы, боролись с приступами «морской болезни». Кто-то переносил переход в Имматериум более стойко. Но Киршиану не было до всех них дела. Корабль задрожал еще больше, очертания окружающих объектов смазались, а затем «Полуночный бродяга» исчез в фиолетовом разрыве пространства.


Вы здесь » Black Crusade » ГЛАВА II » Идиоты


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно