Этот мир, равно как и многие другие, некогда населенные колонистами с далекой светлой Терры, казался еще одним осколком блистательного имперского прошлого. Теперь его небо закоптили многочисленные предприятия по переработке промышленных отходов, металлолома и еще Император ведает чего, подобные беспорядочному нагромождению строительного мусора города росли вверх, четко деля социальные слои общества по уровням проживания, а организация населения была лишь жалкой имитацией порядка. Да, именно имитацией, иллюзией, картонной декорацией, не особо отличаясь в этом от остальных полузаброшенных имперских миров. И от всего Империума в целом. Этот город выглядел эдаким гротеском, миниатюрным собирательным образом, олицетворяющим умирающий разлагающийся Империум. Во всем облике города чувствовался некий призрачный смысл, какая-то злая насмешка неведомых высших сил.

Подумав об этом, глядя на укутанный вечерними сумерками город со своей позиции, воин в темно-синей броне усмехнулся. Смешок вырвался из решетки его шлема с негромким треском. Здесь, в тени недостроенной бетонно-блочной башни с покосившимися стенами, он ждал, пока на город опустится ночь. Два молчаливых воина, стоящие чуть позади него по обе стороны, проявляли образцовое терпение, хотя их предводитель знал, какой ценой им это дается. Но оба они понимали, что совсем скоро у них будет возможность поразмять конечности. Они и так уже много месяцев изнывали от тоски в недрах темного и холодного корабля. Их командир совсем не любил спускаться на поверхность имперских миров, считая это неоправданным риском.

«Нам уготована великая судьба, братья мои, - говорил он иногда, в редкие минуты разговорчивости. – Наши жизни стоят слишком дорого, чтобы разменивать их на утоление ваших глупых потребностей. Учитесь терпению – оно пригодится вам, когда придет час».

Эти двое, да и многие другие сторонники их командира, знали, что означают эти слова. И что значит «когда придет час». Все они верили в их общую цель и не сомневались в том, что должны беречь свои жизни для той ночи, когда небеса Пресвятой Терры разверзнутся и обрушат на величественный дворец мертвого бога человечества пламя справедливости. Но время еще не пришло. Они еще не были готовы к этому.

Трое прячущихся в тени были облачены в практически одинаковую броню, по которой вряд ли хоть один житель этой планеты опознал бы их принадлежность к давно забытому легиону отступников-Астартес. Это мир уже более тысячелетия не посещали подданные Империума, не говоря уж об обратившихся к Хаосу предателях, не видевших в этом мире ничего полезного. Здесь, на забытой всеми богами земле, осколок человечества оказался предоставлен самому себе – и построил мир, являющийся отражением первобытной человеческой сущности. Жесткое социальное расслоение поделило этот мир на верхние и нижние уровни, причем, как это обычно водится, внизу царила разруха, нищета и преступность. Годы и века растворяются в небытие, а люди всегда остаются людьми.

Возможно, он оказался первым гостем (пусть даже и незваным), кто пришел из внешнего мира в этот бездушный загнивающий край. Будь оно так на самом деле, воин не особо удивился бы. Оглядывая сквозь красные линзы шлема раскинувшиеся перед ним джунгли из металлических балок, Киршиан размышлял о той причине, что привела его в этот забытый всеми богами мир. Уже не в первый раз он с отвращением думал о себе как о мусорщике. В нелегальной космической торговле не ценилась имперская валюта, поэтому расплачиваться за товары и услуги приходилось существенными материальными ценностями. Красные Корсары с удовольствием принимали в качестве оплаты металлолом, строительные материалы и, конечно, рабов. Этот занюханный город мог предоставить все это больших количествах. Киршиан не был в восторге от мысли, что в скором времени ему придется возвращаться в Мальстрем на поклон к Гурону Черное Сердце, но горькая правда была такова, что он был до сих пор жив по большей части благодаря Корсарам, чьи услуги стоили недешево. И что самое унизительное, Гурон это прекрасно понимал.

Киршиан вглядывался в горизонт, заваленный тлеющими кучами мусора. В его сознании все еще эхом звучали слова дряхлого слепого предсказателя, убитого им около часа назад. Брызги крови жалкого смертного, оставшиеся на наплечнике воина, облаченного в броню цвета полуночи, уже успели засохнуть и потемнеть.

«Я знаю, кто ты такой, Повелитель Ночи, - прокряхтел старик, подняв дрожащую жилистую руку и обвинительным жестом указывая вверх, на темную фигуру, закрывшую последние лучи закатного солнца, видневшиеся сквозь дверной проем его ветхого жилища. – Я вижу твое будущее. Тебе никогда не достичь того, к чему ты так отчаянно стремишься. Ты не избранный. Ты всего лишь марионетка темных сил, о которых не имеешь понятия».

Это было первое поселение людей недалеко от промышленного города, на который наткнулся Киршиан и два десятка его верных сообщников. Покинув два «Громовых ястреба», доставивших группу на поверхность планеты, они вломились в первое попавшееся село и буквально сровняли его с землей. Не то чтобы они надеялись найти там что-то полезное, скорее просто по привычке налетели, разрушили покосившиеся от времени дома, поубивали визжащих и убегающих в панике людишек, обрушили радиовышку – и просто ушли. Они даже не стали сдирать кожу со своих жертв, демонстративно заливать улицы кровью и забирать черепа на память. Ничего особенного в этом поселении не было, и этот рутинный налет не принес никому радости. Они удалились с надеждой, что в городе будет интереснее.

Только тот старик-предсказатель, в чей дом вломился Киршиан, добавлял хоть какие-то краски их серой рутине. Дом стоял на отшибе относительно остального скопления лачуг и изнутри выглядел как типичное жилище шамана: в земляном полу устроено кострище, повсюду развешаны пучки дурно пахнущих трав, на деревянных стеллажах расставлены склянки с разноцветными жидкостями, а перед уродливым каменным идолом на коленях стоит седой старик. Когда он поднял голову, Киршиан увидел, что его глаза заплыли белой пеленой. Старик изрек свое пророчество, однако Киршиан лишь усмехнулся и, наотмашь полоснув по дряхлому телу когтями, вышел из дома, даже не оглянувшись. Он и так знал, что старик умер мгновенно. Тогда он практически не обратил внимания на эти слова, но сейчас, стоя на площадке недостроенного здания на уровне третьего этажа, он задумался, что, возможно, поспешил и совершил глупость. Старик назвал его по имени легиона, хотя в этом мире вряд ли хоть одна живая душа могла помнить времени Великого крестового похода. Скорее всего, здесь, на краю цивилизации, все истории о Терре, Императоре и его славных сыновьях давным-давно превратились в недостоверные и весьма различающиеся между собой мифы. Ну да варп с ним, с названием легиона, но откуда старик мог знать об истинных стремлениях Киршиана? «Ты не избранный»… - что бы это значило? Возможно, всего лишь совпадение, последняя попытка спасти свою шкуру перед неминуемой смертью. И все же неожиданное пророчество поселило в душе Киршиана мрачные тревоги. Всеми силами он старался сосредоточиться на предстоящей работе и не принимать в расчет жалкий лепет какого-то старого смертного. Этот местный пророк наверняка уже выжил из ума. И все-таки, как говорится, осадок остался.

- Брат, - вдруг раздался в его шлеме вкрадчивый голос первого помощника, который открыл личный канал связи с командиром. – Солнце село. Думаю, нам пора выдвигаться.

- Еще несколько минут, - ответил Киршиан, пристально следя за тем, как загораются один за другим огоньки внизу.

Повелитель Ночи сделал маленький шаг вперед и оказался практически вплотную к Киршиану.

- Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - раздался в воксе его свистящий шепот со зловещими интонациями. – То, что ты предлагаешь…

- Хватит, Фар, - решительно оборвал его реплику Киршиан, даже не повернув головы. – Мы сделаем все быстро и уберемся с этой планеты. У нас достаточно грузовых челноков, чтобы управиться за пару часов.

- Ты знаешь, о чем я, - прошипел в ответ первый помощник. – Можешь сколько угодно уходить от темы, но мы оба знаем, что я прав.

Деронтар Фаорлин отошел на полшага, давая понять, что на этот раз отступил от неприятного разговора, но непременно к нему вернется. Киршиан почувствовал, как по его спине вдоль позвоночника прополз неприятный холодок. Фаорлин выбрал весьма неподходящее время, чтобы напомнить о том, что…

В воксе раздалось презрительное фырканье по общему каналу. Стоящий по правую руку от Киршиана воин уже не скрывал своего нетерпения и переминался с ноги на ногу, издавая неприятный скрежет о металлическое покрытие площадки. Он явно взбесился из-за того, что Киршиан и Фаорлин переговаривались о чем-то по закрытому каналу.

- Успокойся, Гуорф, - ледяным тоном одернул его Киршиан. – Уже скоро.

Гуорф Иншаса всегда отличался своей излишней кровожадностью и отсутствием какой-либо способности к терпению, поэтому Фаорлин удивлялся, как Киршиану удается держать его в узде. Гуорф прорычал что-то, но все-таки притих. А Киршиан тем временем все еще чего-то выжидал. Раздался еще один скрежещущий звук, и с четвертого этажа недостроенного здания прямо по стене головой вниз ловко спустился еще один Повелитель Ночи, чья броня была обильно увешана костями и черепами, громко клацающими при любом его движении. Со звериной грацией перевернувшись в воздухе и приземлившись на брошенную поперек этажа бетонную балку, новоприбывший присел на корточки и уставился во тьму горящими линзами шлема.

- Парни наверху заждались, - прохрипел он в общий канал связи. – Так и будем сидеть здесь до рассвета? Или, может, полетели обратно? Все равно ничего интересного не происходит, - бросил он явно издевательскую реплику.

Киршиан резко развернулся к нему и непререкаемым тоном заявил:

- Если конкретно тебе нечем заняться – можешь вернуться в катер и дожидаться, пока мы вернемся с добычей, Рафал. Но я все еще верю в то, что у тебя есть некое подобие мыслительного аппарата в черепной коробке.

Сидящий на бетонной балке Повелитель Ночи, Рафал Тенверд, в ответ только хмыкнул, но спорить не стал. Киршиан некоторое время сверлил его взглядом красных линз, после чего снова повернулся к темнеющему городу. Рафал попытался пожать плечами, но в броне это получилось не слишком хорошо, и, подпрыгнув, принялся карабкаться обратно, наверх, ловко цепляясь за неровно торчащие из стены остатки погнутой арматуры. Когда он скрылся из виду, Киршиан пробурчал по личному каналу, обращаясь к Фаорлину:

- Однажды мое терпение закончится, и я сделаю себе личную плевательницу из его черепа.

Фаорлин усмехнулся.

- У Тенверда хватает мозгов, чтобы до этого не дошло. Но ты прав – за ним следует присматривать, - сказал он.

Неожиданно Киршиан заметил кое-что в отдалении – трубы заводского здания перестали коптить. Это означало только одно: через некоторое время на улицу, примыкающую к заводу, хлынет поток рабочих, возвращающихся в спальный район. На этот счет у него были свои личные планы. Он и произнес – на этот раз для всех:

- Братья, пора. Держим курс на здание из красного кирпича, с квадратной пристройкой на крыше и четырьмя трубами. Встречаемся там через двадцать стандартных минут. Не задерживайтесь.

Команду услышали все двадцать Повелителей Ночи, рассредоточившиеся по этажам недостроенной высотки. Испустив дикие клич в несколько глоток, они черными тенями упали на тихий район. У них было двадцать минут на то, чтобы посеять внизу панику и размяться перед предстоящим заданием. Гуорф последовал за ними, однако Фаорлин задержался на пару секунд, сказав Киршиану:

- Однажды сделка с Корсарами перестанет иметь силу, - после чего бесшумно спрыгнул вниз, растворившись в тенях.

Киршиан нахмурился под шлемом и мгновение спустя повторил прыжок своего помощника. Еще несколько секунд ничего не происходило, а потом ночь взорвалась первыми криками.

Майра Ванс всегда знала, что умрет раньше срока, а вовсе не так, как умерли ее родители: в преклонном возрасте, в собственных постелях и окруженные целым выводком опечаленных детей и внуков. Майре было всего десять стандартных лет, когда редкое врожденное заболевание костей дало о себе знать: она росла болезненным хилым ребенком, невероятно худощавой бледной девочкой с редкими бесцветными волосами, плохими зубами и непропорционально большой головой. С возрастом ее тело приобрело более гармоничные формы, сохранив, однако, неприятную худобу и общий жалкий вид. Что уж тут скрывать, Майра была некрасива, однако имела доброе сердце и посвятила свою жизнь заботе о детях. Пока ее многочисленная родня дружно вкалывала на заводах, Майра собирала в жалкой отцовской хижине соседских детишек и развлекала их, пока их родители добывали средства к существованию. На двадцать пятом году жизни Майра считалась местной детской воспитательницей, пусть безграмотной, зато дарящей свои скудные знания чумазым угрюмым отпрыскам нищих семей. Она не помышляла ни о семье, ни о мужской ласке, ни о каком-то светлом будущем, однако она была счастлива своим небольшим, но благородным делом, и больше ей от жизни ничего не хотелось.
Этим вечером она уже собиралась отпустить детей по домам, рассказав им до конца наивную сказку, как вдруг совершенно неожиданно снаружи послышался оглушительный грохот – кажется, рухнула крыша соседней лачуги. Майра встрепенулась и подняла глаза от старого альбома с пожелтевшими страницами и довольно-таки безобразными картинками. Сидящие вокруг нее на полу дети зашушукались и встревожено переглянулись, однако страха в их глазах было гораздо меньше, чем радостного интереса. Преодолевая боль в пояснице, Майра медленно встала с продавленного кресла и, покачиваясь, подошла к окну. За ней, подпрыгивая от нетерпения, последовала вереница соседской малышни. Однако в окне было темно¸ и Майра уже собиралась выглянуть за дверь, как вдруг единственная электрическая лампочка, покачивающаяся на провисшем проводе, несколько раз мигнула и погасла. Снаружи целый квартал погрузился в темноту. С улицы отчетливо послышались панические крики. Майра нахмурилась, недоумевая, с чего бы простое отключение электричества могло так встревожить соседей, как вдруг раздавшийся в маленькой прихожей грохот возвестил о том, что нечто с силой сорвало с петель входную дверь.
Тогда-то дети наконец завизжали и принялись прятаться кто за свою воспитательницу, кто за немногочисленную мебель. Майра застыла соляным столбом, чувствуя, как внезапный непостижимый ужас парализовал ее тело. Она хотела спрятаться куда-нибудь, убежать или хотя бы закричать, но не могла даже пошевелиться. Из ее горла вместо крика вырвался только судорожный сиплый звук. Она просто стояла и смотрела, как из прихожей, снеся напрочь тонкую картонную перегородку вместе с внутренней дверью, появляется громоздкая темная фигура. Не то человек, не то человекоподобное существо из страшных снов, облаченное в древнюю броню, обильно увешанную устрашающими военными трофеями, появилось на пороге скромного жилища и остановилось, оглядывая помещение сияющими алым огнем глазами – вернее, линзами шлема, лицевой частью напоминающего человеческий череп. Дети прекратили визжать, и внезапно на несколько секунд стало так тихо, что Майре показалось, будто кто-то намеренно выключил звук. Широко распахнутыми от ужаса глазами она смотрела на пришельца, отчаянно надеясь, что это всего лишь сон или чья-то дурная шутка. В наступившей тишине мелодично звякали друг о друга цепи, свисающие с набедренников бронированного существа.
А потом внезапно, как по команде, дети снова дружно заорали и неуклюже бросились в соседнюю комнату, пиная друг друга и отчаянно прорываясь вперед. Существо проводило их взглядом красных линз и снова повернулось к девушке. А к Майре наконец-то вернулись силы – и тут же окончательно покинули ее.
- Боже-Император всемогущий! – воскликнула она, театрально падая на колени и протягивая руки к закопченному потолку. – Боже-Император милостивый!
Тяжело ступая, воин в броне цвета полуночи медленно приблизился к несчастной девушке, резко наклонился и схватил ее за блеклые волосы, собранные в неопрятную косу. Он швырнул Майру через всю комнату, и девушка, охнув, почувствовала, как от удара о стену у нее хрустнуло несколько костей. Поясницу снова пронзила боль, какая случалась всякий раз, когда она садилась, вставала или наклонялась, только гораздо сильнее. Приподнявшись на дрожащих руках, она мокрыми от слез глазами воззрилась на приближающееся к ней чудовище.
- Мама… - всхлипнула она. – Папа…
- Ну и где же твой всемогущий Император? – раздался сквозь решетку шлема холодный шипящий голос, какой мог бы быть, пожалуй, у призрака или злого духа. – Почему же он не защищает тебя, жалкое человеческое существо? Наверное, тебе следовало молиться ему более усердно, ничтожество.
Девушка попыталась инстинктивно отползти назад, но уперлась спиной в стену. Она отчаянно зажмурилась и прошептала:
- Император защищает. Аве Император! Защити меня!
Она услышала неприятный звук, похожий на механические смешки. Чудовище еще ближе наклонилось к ней и прошипело:
- Твой лживый Император никого не защитит. И никогда не защищал. Теперь этот мир принадлежит нам!
Майра наконец-то смогла отчаянно закричать, однако ее крик сменился противным булькающим звуком, когда металлический коготь Повелителя Ночи рассек ее горло. Девушка начала заваливаться набок, и тогда мир перед ее глазами постепенно померк. Последнее, что она помнила, была вспышка резкой боли – она была еще жива, когда Тарроил Ресу-Менкхор принялся снимать кожу с ее черепа.
Затем, отделив окровавленный череп от позвоночника и вытряхнув из него глазные яблоки, он повертел бесполезную игрушку в руках и швырнул его в жалобно звякнувшее окно. В комнату брызнули осколки стекла, но Повелитель Ночи даже не посмотрел в ту сторону.
- Ну вот, как в мои любимые времена, - довольно просипел он и направился к соседнее помещение, прекрасно зная, что он там найдет.

Однажды его хороший приятель пошутил, что жить до такого возраста просто неприлично. Ябаш Мит и без него знал, что до такого возраста просто не живут: ему было уже пятьдесят два стандартных года, тридцать шесть из которых он исправно отпахал на автокрановом заводе на конвейере. Не сказать, что работа была слишком уж тяжелой, но из-за вредных условий труда работники редко дотягивали до пятидесяти лет. В своем возрасте Ябаш уже казался стариком: лицо испещрили многочисленные морщины, руки были покрыты ожогами и шрамами, волосы стали абсолютно седыми и редкими. Хотя, впрочем, тело все еще оставалось довольно крепким, что позволяло ему сохранять за собой рабочее место. Лишившись супруги полгода назад (та погибла при аварии на строительной площадке), Ябаш отказался от попечительства старшего сына, решив не отягощать молодого и подающего надежды парня заботой о старике-отце. Он проживал в гордом одиночестве на окраине промзоны и был в общем-то почти доволен жизнью. Его заботы редко шли дальше покупки пищи и бытовых предметов. Даже общение ему не очень-то требовалось – он получал его достаточно по время своей ежедневной 10-часовой рабочей смены.
В этот день он не вышел на работу, сославшись на вчерашнюю травму: его большой палец попал в стык пластин конвейерной ленты, а без большого пальца сборщик деталей из него откровенно плохой. Ябашу дали два дня на выздоровление, поэтому целый день он занимался своим любимым делом – бездельничал. Редко ему выпадала такая прекрасная возможность сутки напролет ничего не делать. С заходом солнца он уже решил готовиться ко сну, как вдруг услышал, что в соседней комнате что-то зазвенело, будто разбилось стекло. Проклиная на чем свет стоит уличных хулиганов, Ябаш отправился осматривать потери, как вдруг пол ушел у него из-под ног. Старик Ябаш упал, а на него обильно посыпалась мебель, мелкие предметы его скромного интерьера и еще какая-то рухлядь. Когда он пришел в себя и, кряхтя, выбрался из-под завала, то обнаружил, что трейлер, в котором он жил, перевернулся набок.
Отчаянно ругаясь и постанывая, Ябаш стал пробираться к двери, отпихивая в сторону обломки старой мебели, и наконец на четвереньках выбрался из своего фургончика. Картина, представшая его глазам, была поистине ужасающей: вокруг было светло, как днем, свет давали полыхающие за забором из профилированного листа топливные цистерны. Послышался негромкий взрыв где-то вдалеке, и небо осветило вырвавшееся к небесам облако пламени. Горел топливный завод.
- Дерьмо Данахра! – выругался ошеломленный Ябаш, очень кстати помянув местного божка. – Что за дрянь тут происходит?...
Ответом ему был отчетливый металлический лязг позади его опрокинутого трейлера. Не вставая, Ябаш развернулся на четвереньках и изумленно охнул. Стоя по другую сторону лежащего на боку трейлера, на него внимательно смотрела гигантская фигура непостижимого существа, словно являющегося воплощением всех представлений о древних монстрах и демонах. Темно-синий, почти черный доспех, на котором играли блики огня от пылающего завода. Шлем, похожий на выбеленный череп, обрамляют острые костистые крылья, как у летучей мыши. Руки заканчиваются длиннющими, почти в полметра, сверкающими когтями. Легко подпрыгнув¸ существо оттолкнулось от земли и приземлилось на боковую стенку фургона, оставив в ней глубокую вмятину. Металл отчаянно заскрипел под его весом. Ябаш инстинктивно стал медленно пятиться назад, даже не задумываясь о том, чтобы подняться на ноги и побежать.
Подпрыгнув еще раз, существо оказалось прямо перед ним, из решетки шлема вырвался звероподобный рык, в котором Ябаш с трудом смог различить слова на низком готике:
- Всего лишь беспомощный старик. В этом вонючем городе совсем не осталось ничего интересного?!
Ябаш жалобно пролепетал в ответ что-то неразборчивое, но Гуорф уже не слушал. Он протянул руку и вонзил в спину старика все пять острых когтей. А следующим движением он вырвал человеку позвоночник, заставив тело тяжело рухнуть на пыльную щебенку. После этого он снял с головы шлем и, опустившись на корточки рядом со своей жертвой, принялся пожирать куски теплого человеческого мяса, подцепляя их когтями из рваной раны на спине человека, как из тарелки.

Он ненавидел, когда эта шлюха – его вторая жена – покидает дом так поздно. У женщины должно быть время на себя, говорила она, и некоторое время он потакал ее привычкам. Но сейчас, когда все лавки давно закрылись, он начал испытывать смутное беспокойство. Уж не захотела ли эта сучка наставить ему рога? Этого бы Хевард Акинс точно не потерпел. Недаром он во всей округе слыл человеком прямолинейным, волевым и даже жестоким. Он, разумеется, все отрицал, но соседи шептались о том, что его первая жена умерла вовсе не от болезни легких, а от побоев, которые ей нанес любимый супруг.
Вот и сейчас, расхаживая по комнате, он бросал нервные взгляды на дверь и представлял, какую взбучку устроит этой несносной ведьме, когда та наконец соизволит явиться. На этот случай у него даже был заготовлен отличного качества широкий кожаный ремень с тяжелой пряжкой. Здесь, на втором этаже типичной многоэтажки, каждый уровень которой занимала какая-нибудь семья, Акинс был вечно недоволен жизнью. Учитывая, что условия жизни у него были все-таки получше, чем у обитателей промзоны или Трущоб – так назывался район, примыкающий к заводам, - ему всегда было чего-то мало. Жестокий отец, мать-шлюха, несносные соседские хулиганы – все это оказало на Акинса свое влияние. Огромный перечень комплексов неполноценности сделал из него человека, который, ужасно боясь всего мира вокруг, предпочитает нападать первым, чтобы не напали на него. Он практически всегда бывал чем-то раздражен, обозлен и вообще крайне агрессивен. Соседи поговаривали, что стареющая проститутка Лила связалась с ним только потому, что осталась без крыши над головой. Эта бестолковая дура всерьез полагала, что сможет командовать своим муженьком направо и налево.
Когда Акинс услышал внизу первые крики, он подумал, что идиоты-соседи снизу продолжают вчерашнюю гулянку. Но когда крики переросли в истеричные вопли, он с интересом выглянул в окно и нахмурился. Внизу явно происходило какие-то чересчур активное движение, однако в мешанине силуэтов трудно было разобрать, вечеринка там или побоище. Впрочем, и то, и другое Акинса крайне не устраивало. Разозлившись еще больше, он достал из-под матраса старенький автоматический пистолет со сбитым прицелом, который он хранил на случай устрашения соседей. Акинс решительно вырвался на лестничную площадку и помчался вниз, определенно решив показать «этим идиотам», что разборки и гулянки следует устраивать в другом месте. Развелось тут, понимаешь ли, бомжей и наркоманов. Проверив магазин, Акинс уже собирался выскочить на улицу, как вдруг слабое лестничное освещение погасло, оставив его в полной темноте.
Отчаянно моргая и ощупывая старые металлические перила с облезшей краской, Акинс слепо шарил свободной рукой в поисках внешней двери. Наконец нашел и принялся искать панель автоматического замка. Его раздражение нарастало. Какому недоумку пришло в голову отключать электричество в столь поздний час? Они там что, на ближайшей подстанции, опять зарплату просиживают и бездельничают?... Пронзительный писк сработавшего магнитного замка возвестил о снятии блокировки с двери, и взъерошенный Акинс вырвался на улицу. И так и застыл в изумлении, сжимая одной рукой пистолет, а другой – придерживая тугую массивную дверь. Улица перед ним была завалена трупами. Фонари не горели, однако в слабом естественном свете стремительно темнеющего неба можно было понять, что человеческие тела были выпотрошены, изуродованы и разбросаны в отвратительном беспорядке. С некоторых явно была снята кожа, отрубленные конечности валялись вперемешку тут и там. Но самым отвратительным был запах – плотный мерзкий запах свежей крови и испражнений, разом наполнивший узкую улицу, заставленную грязными транспортными средствами…
Слева кто-то отчаянно завопил, и Акинс, побледнев от ужаса, увидел, как разом сбылись все его подсознательные страхи. Гигант в массивной броне, ощетинившийся полуметровыми когтями на руках и ногах, с грохотом приземлился на чью-то машину, промяв собой мягкий металл. Присев на корточки и по-звериному изогнувшись, существо издало нечеловеческий вой, разнесшийся по улице и достигший, пожалуй, соседних кварталов. Акинс почувствовал, как от этого воя у него на затылке волосы встали дыбом, а по спине поползла змейка ледяного ужаса. Впрочем, несмотря на ледяную змейку, в штанах отчего-то стало подозрительно тепло. Он попятился обратно в подъезд, но зловещее существо, обвешанное звенящими цепями с покачивающимися на них костями и черепами, даже не смотрело в его сторону.
Снова раздался чей-то отчаянный вопль, и Акинс увидел, как от машины, на которую приземлился бронированный монстр, беспорядочно пятится перепуганный парень, путаясь в своих же ногах и постоянно спотыкаясь о чей-нибудь труп. Это заставляло парня паниковать еще больше, а соображать – еще меньше. Существо взирало на него сверху, казалось бы, с выжидательным интересом. С легким щелчком когти монстра втянулись в доспех, и оно, мягко подпрыгнув, оказалось прямо перед упавшим парнем. Человечек пронзительно заверещал и принялся звать на помощь.
Акинс, подумав, что помогать ему дураков нет, поспешно скрылся в подъезде и что есть силы помчался наверх. Мысли путались в него в голове. Последнее, что он видел сквозь еще не закрывшуюся дверь подъезда, как чудовище, склонившись над неразборчиво вопящим что-то человечком, принялось опутывать того оборванным проводом электропередачи. В ушах его все еще стояли крики несчастного парня, но они мигом перестали иметь значение, когда Акинс мчался по темному лестничному маршу, не разбирая дороги. Неожиданно он с силой врезался во что-то, да так, что из глаз посыпались искры. Не удержав равновесие, Акинс покатился по лестнице вниз и еще раз ударился головой о радиатор отопления. Пистолет он все-таки не выпустил. Кряхтя и бормоча какие-то ругательства, он приподнялся на локтях и посмотрел вверх, пытаясь в полутьме разглядеть, что помешало ему забежать в свою квартиру. На лестнице, занимая всю ширину марша, возвышался огромный темный силуэт. Акинс не мог разглядеть деталей, но инстинкты подсказали ему, что дело плохо. Похолодев от ужаса, он стал медленно отползать, но понял, что резкая боль в правой ноге не дает ему встать и побежать вниз.
- Странно, что ты не сломал себе шею, - прозвучал из тьмы бесцветный голос, искаженный механическим скрежетом, будто передавался через некий репродуктор. – Люди – существа весьма хрупкие и слабые.
- Кто… что… я ничего не сделал! – отчаянно пискнул Акинс, дрожащей рукой наставляя на гиганта пистолет. – Не подходи ко мне!
- Конечно не сделал, - с легким смешком согласилось существо, делая шаг вниз. – И не сделаешь.
Акинс не стал более испытывать судьбу и выстрелил наобум. Что-то отчетливо лязгнуло во тьме.
- А это ты зря, - сообщил ему механический голос, и Акинс увидел, что силуэт надвигается на него темной массой.
Тогда он выстрелил еще раз. Потом еще. И еще. Он отчаянно стрелял до тех пор, пока тьма не заполнила весь его мир, пока не опустела обойма, пока он не понял, что уже несколько раз вхолостую жмет на курок, пока холодные гигантские пальцы на сомкнулись на его горле. Какая-то сила подняла Акинса в воздух, а потом что-то холодное и острое вонзилось ему в живот.
- Будет больно, - сообщил ему голос почти с сочувствием. – Но я разрешаю тебе помолиться твоему Императору.

Рафал Тенверд закончил развешивать освежеванные трупы на столбах электропередач только когда Фаорлин по воксу напомнил ему о том, что надо пошевеливаться. Тенверд абсолютно не воспринимал течение времени, поэтому назначать встречу через двадцать минут было равносильно попытке объяснить ему древнюю, как мир, теорию струн. Не то чтобы Тенверд был туп, как мебель в аристократических палатах, просто он абсолютно не дружил со временем. Занимаясь своим любимым делом, он мог незаметно пропустить и час, и два, и день, и всю свою однотипную жизнь. Зная об этом, Фаорлин присматривал за ним, отслеживая перемещения Тенверда на своем ретинальном дисплее. Впрочем, была и другая причина этого надзора: Тенверд был импульсивен, непредсказуем и мог запросто навредить всему делу. Киршиан строго-настрого запретил подпускать «этого недоумка» к металлургическому заводу, пока он не даст соответствующую команду. Не хватало еще невзначай спалить несколько тонн ценного материала.
Этой ночью на нижние кварталы грязного промышленного города обрушилась тень смерти. Всего два десятка Повелителей Ночи, однако меньше чем за двадцать минут им удалось навести в Трущобах, промзоне и примыкающих к ним более приличных районах невиданный беспорядок. Они носились по улицам завывающими черными тенями, убивая отчаянно визжащих людей, несмотря на их мольбы и стоны. Они разрушали дома, обрывали кабели электропередач, взрывали машины, используя стащенную с топливного завода зажигательную смесь – в общем, занимались тем, чем обычно: сеяли хаос и разрушение, наслаждаясь этой короткой разминкой перед важным делом, ради которого командир привел их сюда.
Только вот командира с ними как раз-таки не было.
Киршиан незаметным призраком пронесся над городом, цепляясь за стены домов, крыши и радиовышки. Он прекрасно видел сверху, что устроили его последователи: ничего нового. Снова взрывы, крики, боль и смерть. Как бы ни хотелось Киршиану тоже принять участие в этом веселом побоище, его гнало вперед осознание важного дела. Его цель лежала в трех кварталах от места, где Фаорлин и остальные устроили очередную резню, а именно – на территории старого металлургического завода, где как раз закончилась 10-часовая рабочая смена. По расчету Киршиана, именно сейчас поток рабочих хлынет в узкий проулок, соединяющий выход с территории завода и жилую зону, уставленную строительными фургончиками. Он прекрасно видел с крыш, что происходит внизу: промзона была вся как на ладони.
Его посетило чувство несправедливости, вызванное тщательно скрываемой подсознательной обидой. Были времена, когда Киршиан, подобно Тенверду, Гуорфу и компании мог позволить себе творить беспорядки, пугать несчастных людишек и упиваться их страхом. Однако бремя ответственности лишило его этой милой привилегии, подчинив его жизненный распорядок простому правилу «Делу время – потехе час». Если он не будет тщательно планировать будущее тех, кто надеется на него, все они кончат примерно так же, как большинство сгинувших в неизвестности хаоситских варбанд. Отсутствие дисциплины (и что немаловажно – самодисциплины) – первый шаг на тупиковую дорогу.
Он уже готов был прыгнуть вниз, как вдруг неподалеку раздался взрыв, и небо осветило облако ревущего огня. Это вспыхнули топливные цистерны на соседнем заводе. Киршиан, сверившись с отметками ретинального дисплея, определил, что это проделки Гуорфа – тому явно недоставало грохота, взрывов и массовой паники. Тихо выругавшись, Киршиан подумал, что Гуорфу надо устроить учебно-воспитательный разговор на тему того, что инициатива бывает наказуема. Сейчас взрыв заметят возвращающиеся со смены рабочие с металлургического завода, побегут в панике, начнется давка и…
Собственно, все так и получилось: увидев взрыв, поток рабочих, вливающийся в узкое горлышко проулка, заметно оживился и принялся двигаться еще быстрее. Внизу кто-то завопил, что ему больно наступили на ногу. Киршиан только усмехнулся. Эта боль скоро покажется крикливому человечишке незначительной ерундой. Убедившись, что толпа рабочих покинула территорию завода, он точно выбрал момент для начала действий. Внизу что-то кричали и возбужденно обсуждали взрыв топливных цистерн, все больше и больше слышалось беспокойство: на заводе могли пострадать родственники этих рабочих, задержавшиеся на смене. Но Киршиану уже не было до них дела. Взрыв на заводе внес корректировки в его план, но ситуация не была критичной.
Взревел прыжковый ранец, и Повелитель Ночи стремительной тенью обрушился на бушующий внизу человеческий поток, выставив вперед сверкающие в отблесках пламени когти. Смертоносной стрелой он пронесся над головами ничтожных людишек, без разбору срезав у кого-то половину черепа, у кого-то голову. Теперь-то начались настоящие крики ужаса. Хлынула первая кровь, заляпав мостовую. Самые активные бросились бежать, расталкивая друг друга локтями и железным упорством прокладывая себе путь. Повелитель Ночи, опередив самых быстрых людей, приземлился на стоящий дальше по улице высокий металлический контейнер. Ранец чихнул и отключился. Бегущие впереди, увидев обращенную к ним колоссальную фигуру вестника смерти, резко затормозили, отчего бегущие сзади врезались им в спины и повалили на землю. Началась давка. Киршиан равнодушно смотрел на мешанину человеческих тел внизу, ожидая, когда первая волна паники сойдет на нет, и его жертвы будут способны воспринимать звуковую информацию. Визуальной информации они уже получили достаточно. По приблизительным подсчетам Киршиана, его прыжок лишил жизни около трех десятков рабочих, однако в его целях не было массового убийства. Ему нужно было всего лишь напугать это безвольное стадо и продемонстрировать наглядным примером, кто в эту ночь их господин. Ему нужны были эти люди – желательно живыми и работоспособными.
Крича, толкаясь и наступая друг на друга, люди отчаянно пятились назад, к заводу, стремясь выбраться из узкого проулка, ставшего смертельной западней. Киршиан терпеливо наблюдал за их жалкими попытками. И вот когда отступление практически перестало быть панической кучей тел и обрело видимость осмысленного бегства, он наконец заговорил. Его голос, троекратно усиленный внешними динамиками, разнесся по проулку и, пожалуй, достиг близлежащих территорий.
- Вам некуда бежать, - сказал он. – Любой, кто сдвинется с места, будет убит.
Толпа замерла и прекратила толкотню. Страх, вызванный этой прямолинейной угрозой, оказался сильнее всех прочих человеческих инстинктов. Киршиан отметил, незаметно усмехнувшись, что это было слишком просто. Одной короткой демонстрации было достаточно, чтобы подчинить души этих ничтожеств. Он прекрасно представлял себе, какое воздействие оказывает на жмущихся внизу людишек его образ. Должно быть, Повелитель Ночи ассоциировался у них с какими-нибудь местными легендами о демонах и порождениях тьмы. Киршиан даже не взял сегодня свой любимых плащ, который сшили для него рабы из кожи какого-то аристократического семейства. Достаточно было нескольких черепов на броне глубокого синего цвета, пары связок мелких костей и меч убитого Ворона, сейчас покоящийся в ножнах. Киршиан подозревал, что сегодня меч ему не понадобится.
- Вы – жалкие человеческие отродья, роящиеся в нечистотах и копошащиеся в кучах мусора на протяжении всех ваших ничтожных жизней, - продолжал он четко поставленным голосом, который разносился по округе благодаря усилителям звука. – Вы никто и ничто, глупая биомасса, порождения гнилого имперского строя. Вы молитесь своим вымышленным богам, молитесь Императору, который понятия не имеет о вашем существовании, вы убиваете друг друга за еду и гнете спины перед теми, кто плюет на вас сверху. Вы ничем не лучше крыс, шныряющих по подземельям в поисках отбросов. Ваши жизни ничего не значат ни для меня, ни для вашего пресвятого Императора. Вы умрете так же, как жили – в грязи и нищете, всеми забытые и покинутые.
Он буквально ощутил, как там, внизу, повысился градус панического ужаса. Эти люди были на грани потери рассудка, и Киршиан решил, что пора заканчивать с угрозами. Следовало переходить к делу.
- Ваши дома разрушены моими братьями, что пришли со мной в ваш презренный мир, - сказал он. – Наверняка ваши семьи уже мертвы или скоро лишатся своих никчемных жизней. Вас тоже ожидает такая судьба, однако я сегодня великодушен и предлагаю вам выбор. Вы можете умереть прямо сейчас… или заслужить право продолжать свое жалкое существование. Я думаю, вы все сделаете правильный выбор, который меня не разочарует. Кто готов заработать свое право на жизнь? Я жду! - он возвысил голос, практически рявкнув последний свой призыв к действию.
Несколько человек рухнули на колени, как подкошенные. На это Киршиан и рассчитывал: сработал стадный инстинкт толпы, и остальные последовали их примеру, упав на колени и практически опустив головы к грязной мостовой.
- Мудрый выбор, - довольно прошептал Киршиан, и его шепот зловещим эхом пронесся над коленопреклоненной толпой. – А теперь поднимайтесь и отправляйтесь на ваш проклятый варпом завод – и тащите оттуда все, что сможете. Металлические листы, балки, запчасти, крепежи, станки, машины – все через три часа должно быть на погрузочной площадке. После чего вы получите свободу. Кто попытается сбежать или будет отлынивать от работы – умрет. Дважды я не повторяю. За работу! – снова рявкнул он.
Подстегнутые этой воодушевляющей речью, люди развернулись и резво побежали назад на завод – побежали уже не беспорядочной, а довольно осмысленной толпой, почти не толкаясь и не пытаясь друг друга обогнать. Киршиан был собой доволен. Он действительно не собирался убивать этих людей и даже отпустит их на рассвете… Правда, за Гуорфа и остальных он не ручается.
- Фар, - сказал он, переключаясь на внутреннюю вокс-связь. – Собирай всех. Пусть подтягиваются к металлургическому заводу слева от горящих цистерн. И нам понадобятся «Громовые ястребы».
- Ты хоть представляешь, сколько раз придется «Ястребам» слетать до корабля и обратно, пока они перетащат все, что есть на этом долбанном заводе?! – огрызнулся в ответ Фаорлин.
- Альтернатив все равно нет, - угрюмо отозвался Киршиан. – И все было бы менее затратно, если бы идиот Гуорф не поджег топливное хранилище. Таких кретинов я встречал всего лишь дважды – это Ацербус и Тенверд.

Геррон Элрибар и Рафал Тенверд, сидя на корточках на зеленой черепичной крыше практически не пострадавшего здания, с каким-то маниакальным интересом наблюдали за тем, как Тарроил Ресу-Менкхор аккуратно, почти любовно, полоску за полоской снимает кожу с отвратительно вопящего человека. С такого расстояния было сложно определить, был ли жертвой мужчина или женщина (да и по состоянию жертвы тоже уже сложно было это понять), но зрелище было и впрямь впечатляющее. Обычно эти двое не особо ладили между собой, но у них находились общие интересы и темы для разговора, когда дело касалось Менкхора или Хартуса. Последний, кстати, предпочел сегодня остаться на корабле по каким-то только ему ведомым причинам. Никто и не возражал – колдуна терпеть не могли даже больше, чем сумасшедшего Менкхора. И теперь эти двое, сняв шлемы, переключили свое безраздельное внимание на объект своих давних насмешек.
- Смотри-ка, Тар нашел себе новую погремушку, - фыркнул Тенверд.
И действительно: на цепи, приклепанной к левому наплечнику Тарроила, болтались, постукивая друг о друга, маленькие, явно детские черепа. На них даже сохранились следы свежей крови. Черепов было около дюжины, и они были нанизаны на цепь сквозь глазницы с какой-то странной артистичной аккуратностью.
Элрибар злорадно усмехнулся.
- Тар всегда такой, - сказал он. – Больной уебок.
Тарроил тем временем, не замечая глазеющих на него братьев, принялся бережно скручивать полоски свежей кожи в мотки. Для этой работы он даже снял перчатки.
- Вот придурок, - подтвердил Тенверд. – Щас еще примется ребра выбирать, чтобы делать из них зубочистки.
Он оказался почти прав: не прошло и двух минут как Тарроил стал поочередно выламывать у все еще живого человека одно ребро за другим, тщательно разглядывать их, сверять друг с другом и распределять на две кучки по каким-то только ему заметным признакам.
- Интересно, а зубы он тоже собирает? – хмыкнул Элрибар. – А что, делал бы из них украшения, как дикие племена человеков.
- Только зубы ксеносов, - ответил Тенверд. – И все разные. Наш Тар очень привередлив и разборчив. Настоящий этот, сука, как его там… э-э…
- Эстет, - подсказал слово неожиданно подошедший сзади Фаорлин, кладя руки на наплечники обоих насмешников. – Есть такое слово. Кажется, я сказал тебе, Тенверд, чтобы ты выдвигался в сторону завода. Или тебе нужно личное приглашение?
- Э… что? – Тенверд удивленно повернул голову, прикидывая, как это Фаорлину удалось так быстро появиться сзади.
Может, он подслушивал? Тогда это плохо, поскольку над Тарроилом весело подшучивать исключительно на расстоянии. Если Фаорлин их обоих сдаст – грызни не избежать. А учитывая дурную репутацию Тарроила, все может закончиться крайне плохо. Этот Повелитель Ночи даже по меркам своих братьев, которые тоже не отличались душевной добротой, считался опасным и непредсказуемым типом. Точнее говоря – и психическим больным, с которым никто не хотел связываться. Проблема Тарроила заключалась в том, что у него отсутствовало хоть какое-то подобие эмпатии. Для типичного Повелителя Ночи, чуткого и осторожного охотника, это было по меньшей мере странно. Элрибар так вообще был еще относительно молод, поэтому вовсе не хотел заводить себе такого врага как Тарроил.
- Встали оба, я сказал! – прикрикнул Фаорлин сквозь решетку шлема. – И привели себя в порядок!
Грозные Повелители Ночи, еще недавно наводящие ужас на мирное население Трущоб, резко вскочили на ноги и как по команде надели шлемы.
- Хорошо, - прокомментировал Фаорлин. – А теперь – на завод. Не задерживаться!
И он скрылся за пристройкой здания, растворившись в ночи.
- Не понимаю, как ему удается всегда так бесшумно подкрадываться, - покачал головой Элрибар.
Тем временем внизу Тарроил закончил свое странное занятие и, разложив на крыше ближайшей помятой машины несколько мотков из кожи и тщательно отобранные острые ребра, вскарабкался по фонарному столбу на крышу ближайшего дома. Он еще успеет вернуться за своими трофеями. На освежеванный труп внизу он так и не взглянул.

Не успели эти двое последовать за Фаорлином, как их ушей сквозь фильтры шлема достиг какой-то посторонний и явно лишний звук. Тенверд грязно выругался. Пронзительный вой, граничащий с визгом, разнесся по округе, заставив уцелевших и дрожащих от страха людей замереть в ужасе, а Повелителей Ночи, шныряющих по опустевших окрестностям, насторожиться. Отчетливо послышались звуки бьющегося стекла, трескающегося бетона и осыпающихся с крыш асбестоцементных листов.
- Что за… - пробормотал Тенверд, беспорядочно вертя головой в поисках источника звука. – Настоящий звуковой удар. Киршиан развлекается?
- Не думаю, - задумчиво отозвался Элрибар. – Никогда такого от него не слышал.
Общий канал вокс-связи тут же заполнили голоса. Каким-то образом все до единого дети тьмы почувствовали, что этот вой таит в себе определенную угрозу и не был произведен кем-то из своих. Даже Киршиан был на такое не способен. Жалкие человечишки тоже вряд ли были к тому причастны – если у них не было, конечно, мощного ретранслятора.
- Что это было? Кто кричал? – спрашивал они друг друга. – Да нет же, это не Ринк, он здесь, рядом со мной. И не Фаорлин, я его только что видел!
- Говорит Киршиан, - вдруг раздался голос, перекрывший всю бессмысленную болтовню. – Заткнитесь все немедленно! Ничего не происходит, все под контролем. План остается прежним – через две минуты встреча на разгрузочной площадке металлургического завода. Это ко всем относится!
- Но как же это дерьмо варпа, капитан? – рискнул переспросить кто-то. – Это может быть…
- Я сказал – заткнуться и идти к заводу! – оборвал реплику Киршиан. – Кому еще требуется персональное объяснение?
Желающих не нашлось. Очень скоро Повелителям Ночи пришлось бросить свои увлекательные занятия и присоединиться к общему сбору. Отведенные на веселье двадцать минут истекли крайне быстро. Киршиан же вообще не принимал участие в общей резне, печально наблюдая с крыши промышленного здания за тем, как людишки покорно тащат во двор всякий хлам с завода. Тяжела участь командира.
Наведя порядок в общей сети, он переключился на личный канал с Фаорлином.
- Фар, - сказал он. – Разберись, пожалуйста. Если будут проблемы – зови меня.
- Я разберусь, - пообещал Фаорлин. – Не думаю, что здесь что-то может представлять для нас угрозу, но проверить следует.
- Да, так и есть, - подтвердил Киршиан. – И возвращайся побыстрее, времени в обрез. Я хочу успеть со всем до рассвета.
Не понимая, к чему такая спешка, Фаорлин все же спорить не стал, а вместо этого попытался сориентироваться на местности и понять, где расположен источник потрясшего всех воя. Кажется, стекла побились больше всего на соседней улице. Но тут его внимание вновь привлек Киршиан:
- Фар, Рахек с тобой? Его жизненные показатели резко обнулились. Возможно, сбой программы, но я бы приготовился к худшему.
- Да, я вижу, - насторожился Фаорлин, изучая показатели дисплея, на котором мерцали руны, обозначающие физическое здоровье членов команды. – Странно. Я не видел его с тех пор как мы вошли в город. Похоже, его датчик сбился в трех улицах от меня.
- Тогда быстрее, - поторопил его Киршиан. – Встретимся там.
- Лучше оставайся на месте, брат, - отозвался Фаорлин, уже будучи в полете до крыши ближайшего дома. – Собирай остальных. Не думаю, что есть существенная проблема. У нас уже случались сбои программы. Тем более что Рахек умеет за себя постоять.
- Я на это надеюсь. Если опасность все же существует - не вступай в бой без согласования, - мрачно проворчал Киршиан и отключился.
Его раздирали противоречивые желания. С одной стороны хотелось присоединиться к Фаорлину и разобраться, что за неприятную неожиданность подкинул им этот мир, но с другой – здесь и сейчас требовалось распределить работу среди прибывших на место встречи Повелителей Ночи. А работы предстояло много. И в итоге Киршиан, как вечный реалист, выбрал самый практичный вариант.
- Элрибар, вызывай пилотов, - сказал он. – Нам понадобится очень много погрузочной техники. А тебе Гуорф, с твоей неуемной энергией, предстоит самое важное и ответственное дело.

Фаорлин тяжело приземлился на битумное покрытие кровли с глухим звуком и понял, что справился с поисковой миссией на удивление быстро. Он бросил короткий взгляд на труп растерзанного космодесантника, чтобы понять: датчик не был сломан, и сбоя программы не случилось. Рахек действительно был мертв, а его доспех теперь гордился разве что на единичные запчасти. Существо, убившее Повелителя Ночи, все еще нависало над трупом и даже со спины казалось большим и сильным – несмотря на то, что Фаорлин взирал на него сверху вниз.
Его рука скользнула к болтеру, до этого момента всю ночь мирно покоящемуся на правом набедреннике. У Повелителей Ночи было не в чести расстреливать болтами слабые человеческие тела. Это было равносильно, как говорили в глубокой древности, стрельбе по воробьям из пушки. Гораздо приятнее было разорвать теплые тела перепуганных людишек собственными когтями, ну или для разнообразия – покромсать цепным мечом. Но вот сейчас, чувствовал Фаорлин, болтер ему пригодится. Бросаться в рукопашную драку с тем, кто только что буквально разорвал керамитовый нагрудник далеко не самого слабого воина, было бы безумием, достойным Гуорфа, у которого кулаки чесались врезать кому-нибудь сутки напролет.
- Встань и медленно повернись, - тихо, но с отмеренной долей угрозы прорычал Фаорлин. – Одно резкое движение – и я снесу твою тупую башку.
Со своей позиции он мог запросто убить существо одним выстрелом в спину, но любопытство в который раз победило осторожность. Фаорлин хотел знать, какого противника может предоставить этот мир Повелителям Ночи, которые были уверены в своем абсолютном превосходстве.
А где-то на другом конце Трущоб, где хижины бедняков плавно переходили в трейлеры промзоны, Киршиан начал испытывать беспокойство. Он сам не знал, что заставило его отправить на разведку Фаорлина, ведь если в этом мире присутствует банда их сородичей-космодесантников или чего похуже, то было бы логично начать поиски всем вместе или на крайний случай – отправить разбираться свирепого Гуорфа или, например, Тенверда – его все равно не жалко. Фаорлин был ценным союзником, и Киршиан очень не хотел потерять его из-за собственной глупости. Однако краем сознания он понимал, что заставило его буквально отослать Фаорлина с завода.
В памяти все еще были свежи разногласия касательно нелегальной космической торговли и шаткого договора с Красными Корсарами, что фактически ставило всю команду в починенное положение перед Гуроном Черное Сердце. У Фаорлина были свои предложения и соображения на этот счет, с которыми Киршиан был решительно не согласен. Поэтому он испытал временное удовлетворение от того, что Фар не будет вовлечен в дело по сбору и погрузке цветного и черного металла – который потом обильным грузом отправится в Мальстрем. Киршиан считал это чем-то вроде проявления солидарности - не впутывать Фаорлина в это дело. И все же, когда прошло целых три минуты с момента их последнего разговора, Киршиан стал заметно нервничать и терять терпение. Он вызвал Фаорлина по личному каналу связи, и его подозрения переросли в серьезные опасения, когда первый помощник не ответил.

Уж чем-чем, а терпением Киршиан не отличался. Более того, он, при всех его организаторских способностях, по-прежнему оставался Повелителем Ночи, солдатом, воином, выращенным специально для сражений. Сидеть и ждать было для него также невыносимо, как для Гуорфа – решить математическую задачу. Поэтому, как только Фаорлин не ответил на четко поставленный вопрос о том, что ему удалось обнаружить, Киршиан начал заметно нервничать. Он даже не успел толком объяснить прибывшим из города Повелителям Ночи, что конкретно от них требуется. Ему не терпелось сорваться с места и рвануть туда, где, если верить показателям ретинального дисплея, замерла руна, помеченная как «Фар».

- Человеки будут складывать металл на погрузочную площадку, - быстро объявил он по общей вокс-сети. – Следите за ними и не давайте никому сбежать с завода. Держитесь так, чтобы они знали о вашем присутствии. Самых дерзких можете убить, чтобы остальные поторапливались, но массовую резню НЕ УСТРАИВАТЬ! Иначе сами станете грузчиками.

Послышалось недовольное ворчание, однако командир пропустил его мимо ушей.

- Большие объекты вроде станков или крупных профилированных листов разберите или разрежьте так, чтобы они влезли в «Громовой ястреб». Нужно справиться до рассвета. Я скоро вернусь, так что Менкхор пока за старшего. Вопросы?

Вопросов на удивление оказалось много, особенно у языкастого Тенверда, но Киршиан прервал их резким призывом к действию. Он более не мог оставаться здесь. Вполне возможно, что Фаорлина с минуты на минуту постигнет судьба Рахека. Не то чтобы Киршиан сильно беспокоился за своего помощника – скорее за всю свою команду в целом. Если в этом мире есть некая сила, способная противостоять Повелителям Ночи, то нужно немедленно разобраться с этим.

Активизировав ранец, он перелетел на крышу складского здания и попытался сориентироваться, прикидывая, как лучше срезать путь. В воксе все еще слышалась какая-то недовольная возня – до его братьев по оружию с трудом доходило, что конкретно от них требуется и зачем. Киршиан так и не успел объяснить им все подробнее, и теперь весь его красивый план был на грани срыва – особенно если кому-то придет в голову продолжить резню в городе. За таким идиотом обязательно последуют остальные, и тогда завод останется без присмотра.

Решение назначить Тарроила главным было, откровенно говоря, не самым лучшим, продиктованным скорее эмоциями, нежели холодным расчетом. Тарроил хоть и имел специфическую репутацию среди товарищей, все же был плохим организатором без малейшего чувства ответственности. Идея плюнуть на все и продолжить резать людишек на ленточки вполне могла бы принадлежать ему. Он действовал скорее инстинктом, нежели рассудком. Но Киршиан подумал об этом, уже находясь за два квартала от места событий, поэтому менять что-то было бы еще глупее. В конце концов, если Тарроил и остальные что-нибудь выкинут – он узнает об этом по переговорам через вокс-сеть. Одна надежда на то, что все просто побоятся связываться с Тарроилом, а у того хватит ума не противоречить приказу Киршиана.

Некогда Деронтар Фаорлин, как и все его братья, был человеком. И звали его, кажется, как-то по-другому. Но та прошлая жизнь уже давно стерлась из его памяти, оставив воспоминания лишь в виде человеческих инстинктов, которые никогда не исчезают, несмотря на военную подготовку Астартес и практически бесконечную жизнь. Он давно забыл очень многие чисто человеческие чувства, неведомы ему были и человеческие заботы, равно как и весь социальный опыт, получаемый в течение жизни обычным жителем имперского мира. Однако подсознательные первобытные инстинкты все же остались неизменными. Инстинкт выживания, страх перед физической болью (который, кстати, просто так не стирается из памяти, что бы там ни говорили о своей великолепной выдержке имперские ассасины!), желание поесть и поспать, стремление к комфорту в своем личном понимании… Все это руководило мотивами его поведения из глубин подсознания, связывая его с инстинктивной памятью далеких человеческих предков. Поэтому сейчас, когда, после короткой схватки, ему в физиономию уставилось дуло болтера (или что там держал в лапах этот разъяренный зверь? – сквозь поврежденные линзы шлема рассмотреть что-либо было крайне сложно), Фаорлин замер, успев только сесть на холодном влажном асфальте.

Унизительное положение. Более унизительно было бы только если он стоял на коленях перед этим существом. Фаорлин как никогда раньше ощутил омерзительную беспомощность, понимая, что еще секунда – и его просто не станет. Он не чувствовал страха или отчаяния, зато в нем проснулось еще одно доселе дремлющее древнее чувство – ярость. Он ощущал всю глупость своего положения: умереть вот так, посреди грязного рабочего района, проиграв схватку с каким-то одичавшим и извращенным варпом существом. Ему и в голову не могло прийти, что этот мир станет его последней остановкой! Он понятия не имел, что там испытывают люди или Астартес, зная, что им осталось жить секунду или две, и ему стало еще обиднее от того, что в голову решительно не лезли никакие более-менее умные мысли. Он вообще не мог думать о чем-либо конкретном, с каким-то странным отупением наблюдая сквозь помехи дисплея покореженного шлема, как внутри ствола оружия тускло разгорается световой пучок.

Секунды тянулись медленно, как ползущая по стенам нижних палуб «Полуночного бродяги» живая слизь, вызванная неведомыми силами из Имматериума. Фаорлин вспомнил, как лично выжигал всю эту мерзость огнеметом, но она появлялась снова, забивалась в щели воздухоочистителей и охлаждающих машин, разъедала решетки вентиляции и просачивалась в отсеки, где жили рабочие… И почему ему перед смертью лезет в голову всякая чушь? Фаорлин представлял себе свою смерть совершенно не так. Он был практически уверен в том, что погибнет в битве при Императорском дворце на далекой Терре, сражаясь бок о бок с Киршианом и прорубая себе дорогу к тронному залу, где восседает на золотом троне безмолвный мертвец, которому поклоняются миллиарды слепых почитателей… А вместо этого он умрет здесь, на этой вонючей планете, получив промеж глаз болт или плазменный шар. Такая перспектива казалась ему прямо-таки издевательской.

Однако незнакомец отчего-то медлил. Эти несколько секунд дали Фаорлину время прийти в себя от потрясения и заметить среди помех ретинального дисплея мелькнувшую поблизости руну одного из братьев. Неужели Киршиан? Прежде чем он смог обрадоваться или разозлиться, раздался глухой удар и немелодичный звон цепей: Киршиан, совсем не скрываясь, спрыгнул с ближайшей крыши на асфальт, приземлившись позади незваного гостя на расстоянии не более пяти человеческих шагов (что равносильно одному прыжку для Астартес).

Существо, стоящее перед Фаорлином, чуть дернулось, но оружия не опустило, даже не обернулось, зато раздался его голос и этот ровный и ничего не выражающий шепот странно расходился со словами, в которые была вложена откровенная издевка:
- Сначала убью его, потом тебя.

Киршиан не стал немедленно пускать в ход меч или болтер, правильно оценив ситуацию: одно неверное движение может лишить его соратника головы. Потерять второго воина ему совсем не хотелось. Он даже не стал выпускать когти, решив, что всегда успеет это сделать. Требовалось сперва отвлечь внимание противника от его жертвы.

- Надо же, всего один, - сказал он без угроз, однако в его голосе, несмотря на помехи вокализатора, все равно отчетливо слышалось презрение. – Неужели остальные крысы не захотели выползти из грязных углов и поприветствовать своих кузенов?

Он тщательно оглядывал броню десантника, напавшего на Фаорлина, ища любые опознавательные символы. Под слоем грязи, обильно покрывающей доспех, было сложно что-либо разглядеть, да и вообще Киршиану показалось, что эта броня запросто могла быть собрана из разных частей. Понять принадлежность врага к какому-либо ордену или группировке на первый взгляд не представлялось возможным. Впрочем, Киршиану это было не столь важно. В любом случае этот наглец умрет, тем более что Повелитель Ночи заметил некоторые малоприятные детали, выявляющие в этом существе порчу варпа. Проблема лишь в том, что он держит ствол у головы Фаорлина, и нужно приложить все усилия, чтобы не дать ему выстрелить немедленно.

В повисшей над безмолвным городом тишине раздался отчетливый щелчок – Киршиан сказал что-то по внутреннему каналу связи, не надеясь, однако, что Фаорлин его услышит. Эта тварь здорово повредила его шлем – возможно, помимо косметического ремонта, понадобится чинить внутренние контакты, а то и вообще обзавестись новым. И все же Киршиан попытался передать свою новую мысль: не шевелиться, не делать резких движений и оставаться на месте. Этот изувеченный порчей варпа десантник был словно дикий зверь, словно искра, пляшущая на щепке в куче сухой соломы. Только подуть – и вспыхнет пламя. Киршиан видел лишь однажды, как горит солома, в одном примитивном мире. Это непримечательное зрелище отчего-то врезалось в его память – наверное, все дело было в контрасте с антуражем мрачных техногенных миров, составляющих визуальный ряд его воспоминаний.

Так или иначе, зверя можно успокоить. Погасить бушевавшую в нем животную ярость. Однако если Фаорлин сейчас нападет, сделает неосторожный рывок – и переговоры можно считать оконченными. Киршиан вовсе не хотел погибнуть сам или потерять еще одного воина. То существо, на чью территорию они вторглись без спросу, явно не намерено спускать конфликт на тормозах. Да и Киршиан вовсе не спешил кланяться с извинениями. Зато он готов был покинуть этот мир с рассветом, забрав добычу. Осталось объяснить этому дикому созданию, что никто здесь не претендует на статус нового правителя этой помойки. По крайней мере, низкий готик оно понимает и даже довольно связно говорит. И если оно действительно здесь в единственном числе, без дюжины таких же одичавших и пораженных варпом бывших слуг Империума, тогда проблемы вроде как и не существовало.

Продолжение разговора грозило в любую секунду превратиться в резню или перестрелку.  Оба Повелителя Ночи отчетливо ощущали, как в несвежем воздухе явно повисло напряжение – как говорят на Терре, «запахло жареным». И тут Киршиан подумал, что кое-чему он все же научился у Хартуса, этого сумасшедшего колдуна, несущего абсолютную чушь с завидным постоянством. А именно – использовать в разговоре эффект неожиданности, отвлекая оппонента от его намерений. Будь на его месте Хартус, он бы спросил будничным тоном: «Как считаешь, что вынуждает людей строить дома в виде башен, достающих до облаков?». Киршиан порой едва сдерживался, чтобы не запустить колдуну болт промеж глаз, разом положив конец всем проблемам, связанным с его пребыванием на корабле. Однако в данной ситуации манера Хартуса вести разговор оказалась бы весьма кстати. Только Хартус мог так озадачить своего собеседника, что тот в течение последующих суток был бы напрочь сбит с толку.

Киршиан решил попробовать эту тактику. Втянуть противника в диалог. Заставить его думать, отвечая на вопросы. И вот когда он потеряет бдительность…

- И что ж такого дохрена важного ты забыл в этом засранном селе?  – неожиданно сам для себя вопросил он, осторожно косясь на Фаорлина, который заметно дернулся, но остался на месте.

Кажется, он все же услышал короткое сообщение с требованием оставаться на месте. Скорее всего, он решительно не понимал, что за игру затеял Киршиан, но уже лучше хотя бы то, что их двое, а противник один. И, похоже, он не лгал насчет отсутствия в городе своих собратьев: никто не спешил к нему на помощь.

Киршиан отметил, что очень некстати в общей вокс-сети возникло оживление. Следовало ожидать, что «Тенверд и компания» не смогут долго сидеть на одном месте и попробуют выкинуть что-нибудь крайне неуместное. Если они оба выживут, подумал Киршиан, кое-кому здорово влетит.

Однако путь двух Повелителей Ночи лежал вовсе не на завод. Сначала следовало сделать одну важную вещь. Ранее Фаорлин отбросил свой поврежденный шлем, не глядя куда, поэтому ему приходилось полностью полагаться на органы слуха, чтобы определить, куда так резво мчится его командир. Он все еще решительно не понимал, почему Киршиан оставил жизнь этому уродливому созданию, обитающему в насквозь прогнившем городе.

Киршиан же мягко приземлился на плотное покрытие битумной крыши и замер, дожидаясь, пока Фаорлин соизволит к нему присоединиться. Он разглядывал лежащий неподалеку изувеченный труп десантника в темно-синем доспехе и мрачно размышлял о том, что это слишком большая цена за одну короткую вылазку. Все должно было пойти по плану! Они все должны были вернуться с хорошей добычей. Но теперь Рахек мертв, и эта потеря станет еще одной пометкой в воображаемой «записной книжке» Киршиана, которая уже давно не давала ему спокойно спать. Поэтому последнее время он предпочитал не спать вообще, доводя себя до такого состояния, когда его мозг просто отключался от перегрузки информацией. Это казалось ему лучше, чем соблюдать режим и страдать от бессонницы или утомительных сновидений.

Что уж тут скрывать, должность командира давалась Киршиану нелегко. У него практически не было проблем с претендентами на командование, но зато фактически он стал «мозговым центром» его маленького странствующего мира. Для того, чтобы выжить, ему по сути пришлось взять на себя бремя решения проблем с функционированием всех систем того общества, которое зародилось на «Полуночном бродяге» с момента бегства из-под крыла Ацербуса. С тех пор над Киршианом не было никакого руководства, и в этом, несомненно, были свои плюсы… Однако множество задач, требующих как минимум аналитического склада ума, не добавляли к этому факту радости. Киршиан для себя усвоил одну важную истину: выбрал свободу – умей ею пользоваться, иначе снова попадешь в рабство. Проведя всю жизнь в качестве подчиненного, абсолютно не умея планировать жизнь целого социума, Киршиан однажды столкнулся с неизмеримо сложной задачей. Нужно было не просто выжить, но еще и стать лидером, идеологом «нового мира», чтобы заручиться поддержкой сильнейших. По его мнению, пока что он неплохо справлялся, хотя никто даже не догадывался, чего ему все это стоило.

Киршиан никогда ранее не был управленцем. Командиром боевого отряда – да, но все его управление не заходило дальше простейшей военной тактики и выполнения команд высшего руководства. Он понятия не имел, чем там занимались Ацербус и его приближенные советники. Жратва на корабле, питьевая вода, персонал – все это словно самозарождалось, и Киршиан, подобно многим другим, не имел ни малейшего понятия, кто отвечает за снабжение. Сейчас же ему приходилось ломать голову над планированием дальнейших действий, решать вопросы экономического характера, по сути быть главным управляющим эдакого «мира в себе». Возможно, для какого-нибудь особо продвинутого маркетолога или менеджера из верхних ульев Терры это было бы пустяковой задачкой, но для Повелителя Ночи, чье сознание было обращено в сторону бесконечных сражений и кровопролитий, вся эта жилищно-коммунальная рутина оказалась практически невыносимой. И все-таки он как-то держался. Возможно, Фаорлин оказался толковым помощником, ну или смертные в кои-то веки оказались на что-то способны… Но так или иначе, его кондоминиум продолжал существовать и нестись в пространстве и времени навстречу неведомой судьбе.

Позади раздался шорох керамита по битуму. Фаорлин наконец-то догнал его и недовольно пробурчал что-то невразумительное. Киршиан не обратил на это внимания и медленно приблизился к мертвому десантнику, затем осторожно присел рядом, не притрагиваясь к залитому кровью доспеху.

- Он мертв, - бросил Фаорлин, останавливаясь в тени высокой вентиляционной шахты. – Не хочется это признавать, но та тварь оказалась чертовски сильной.

- Как зверь, загнанный в угол, - задумчиво протянул Киршиан, снимая шлем. Общаться через динамик ему надоело,  да и возня в общей вокс-сети порядком его нервировала.

- Это он едва не загнал нас обоих в угол, - недовольно фыркнул Фаорлин, выпуская когти и проводя ими по облицовке шахты. Посыпалась штукатурная крошка. – Скорее, это просто бешеная скотина, защищающая свою территорию.

- Ты не понимаешь, Фар, - ответил Киршиан, по-прежнему созерцая труп бывшего Повелителя Ночи – а ныне просто уродливый кусок мяса. – Этот зверь именно что загнан в угол. Очень большой угол, размером с весь этот город. Он здесь как в клетке. Ты и я тоже живем в клетке, только чуть побольше. И Ацербус. И имперцы. Вообще все.

- Не вижу причин для сочувствий, - ледяным тоном отрезал Фаорлин. – Поверь, этот уродец разорвал бы твое горло когтями безо всякого сожаления. А потом сожрал бы твои сердца, одно за другим. А потом…

- Я в этом и не сомневаюсь, - горько усмехнулся Киршиан. – Именно поэтому я оставил ему жизнь.

- Ты же не всерьез предлагал ему…

- Вообще-то всерьез. Но он не придет. Уверен, он уже забыл о том, что случилось. Считай это попыткой разнообразить рутину, - Киршиан резко встал. – Рахек был хорошим воином. Не самым лучшим, но хорошим. Я его ценил за исполнительность и здравый смысл, однако теперь его доспех годится разве что на запчасти.

- Я могу попытаться вырезать его геносемя, - предложил Фаорлин.

- Мы уже пробовали, - Киршиан нервно вертел в руках собственный шлем. – Ничего не получается. В апотекарионе на пятой палубе стоит канистра с фреоном, в нем – четыре вакуумных пакета с геносеменем. А мы даже не знаем, сумел ли Менкхор вырезать их правильно.

- С жидким азотом, - поправил его Фаорлин. – Органика хранится в жидком азоте.

- Да без разницы. Мы потеряли еще двоих в прошлом месяце. Мы теряем наших братьев, Фар. Это не та цена, которую я готов заплатить за сегодняшнюю добычу – которая все равно отправится к Корсарам.

- Если ты хочешь, чтобы Менкхор попытался снова… - начал был Фаорлин, но Киршиан перебил его:

- Не надо. Я сам.

- Ты уверен?

- Я попробую. Здесь где-нибудь есть криогенная фабрика?

- Понятия не имею.

- Ладно, неважно, - Киршиан наконец-то обернулся к своему первому помощнику. – Фар, возвращайся на завод. Я чувствую, что-то пошло не так. Я скоро присоединюсь к тебе. И, кстати, где твой шлем?

- Я его выбросил, - ответил Фаорлин, почему-то отвернувшись и принявшись с пристальным вниманием изучать кусочек темно-фиолетового неба, виднеющийся среди нагромождения высотных зданий. – Ты же видел, он пришел в абсолютную негодность благодаря твоему домашнему животному.

На правах старого товарища Фаорлин мог многое себе позволить, но Киршиан пропустил колкость мимо ушей. Он прежде не замечал за Фаорлином такой расточительности. Не имея собственного производства амуниции, Киршиан призывал всех беречь свою броню и оружие. Если Фаорлин так легко выбросил шлем, в принципе подлежавший починке, то причины явно были напрямую связаны с его поражением в схватке с местным одичавшим десантником. Если шлем стал символом его унижения, то Киршиану стало в общем-то понятно, отчего Фаорлин с такой легкостью избавился от этого явного напоминания. Поэтому решил не развивать тему, сделав вид, что его это абсолютно не волнует.

- Тогда не теряй время, - сказал он. – Увидимся через десять минут.

Фаорлин явно хотел что-то сказать, но только покачал головой и, отвернувшись, вскарабкался на вентиляционную шахту и с нее перепрыгнул на крышу ближайшего здания. Киршиан проводил его взглядом и снова присел рядом с Рахеком. Потрогал неровные и острые края рваной дыры в керамите. Осторожно заглянул внутрь, где виднелось неприятное месиво из крови и внутренних органов. Он понятия не имел об анатомии Астартес, зная только понаслышке, что, дескать, существуют две железы белесого цвета, одна в горле, другая на уровне сердец под грудной клеткой. Из всей его команды один только Менкхор имел более-менее разумное представление о том, что находится внутри типичного Астартеса (благодаря своим сомнительным увлечениям), однако даже он не мог дать гарантии, что аккуратно вырезанные железы пригодны для пересадки. Киршиан прекрасно понимал, что смерть Рахека и остальных – невосполнимые потери до тех пор, пока в их рядах нет апотекария. Пока что это было самой весомой проблемой, поскольку апотекарии, даже не самые лучшие, на дорогах не валяются. Захватить специалиста из лояльного Империуму ордена было бы глупостью, ибо имперский апотекарий скорее умрет, чем присягнет на верность потенциальным хаоситам. А союзные варбанды своими ресурсами делиться не намерены. И, конечно, исключена вероятность отправить того же Менкхора на обучение: для врагов Империума такой возможности просто не существовало. Поэтому проблема по-прежнему имела место быть.

Киршиан уже занес когти для того, чтобы сделать разрез в доспехе мертвого воина, как вдруг замер.

- Хватит, - тихо сказал он сам себе. – Так не может дальше продолжаться. Все это просто самовнушение.

Он резко встал, не забыв подхватить валяющийся неподалеку шлем. Он сам не знал, почему передумал извлекать геносемя Рахека. Наверное, потому что подсознательно давно понимал, что это бесполезно: наверняка те скромные запасы в заброшенном апотекарионе – просто бессмысленная трата жидкого азота. У них не было абсолютно ничего для сохранения геносемени и его имплантации. Помимо этого, у них вообще-то много чего не было… Он, конечно, слышал про нелегальных торговцев органами – в том числе для Адептус Астартес, - но никогда прежде не имел с ними дела, уверенный, что ему, как непрофессионалу, обязательно попытаются впарить какую-нибудь дрянь по баснословной цене. И, конечно, все это добро пока что было абсолютно невостребовано ввиду отсутствия личного корабельного апотекария. Хранить же органы в жидком азоте было более чем затратно, ибо канистры требовали обновления едва ли не каждый стандартный месяц.

Усилием воли Киршиан заставил себя отвернуться от трупа брата и сделать несколько шагов к парапету, обрамляющему битумную крышу. Он знал, что пошлет сюда кого-нибудь разобрать доспех Рахека на составляющие, но также сделал себе мысленную пометку больше не извлекать ничье геносемя. Даже если погибнет Фаорлин. Это было всего лишь иллюзией того, что население маленького киршиановского кондоминиума не уменьшается. Но теперь, когда исчезнет даже иллюзия, у него и остальных будет достаточно мотивации, чтобы найти решение проблемы. Киршиан давно заметил, что его мозг лучше всего работает в критических ситуациях. Как только в жизни корабля устанавливается относительная стабильность, его мышление тут же переключается из режима «Надо срочно что-то делать» в режим «А ну и так сойдет, пойдем грабить вон ту башню». Поэтому он краем сознания понимал полезность возникновения таких вот критических ситуаций – даже искусственным путем.

Буквально заставляя себя не оглядываться и думать о насущных проблемах, он с легким щелчком вернул шлем на место и активировал вокс-связь. И мгновенно позабыл о своих внутренних терзаниях относительно судьбы геносемени Рахека, потому что услышанное в общем канале превосходило все его ожидания.

*          *          *

Как только сверху открылся вид на пылающие топливные цистерны, Киршиан мгновенно все понял. На примыкающей к топливному заводу погрузочной площадке, общей для двух предприятий, были разбросаны какие-то металлические балки, запчасти от громоздких станков, профилированные листы, ендовы, желоба, трубы, водосточные воронки… Словом, освещенная зловещим оранжевым отблеском площадка являла собой безобразную свалку стройматериалов. Но если это в общем-то укладывалось в планы Киршиана (хотя он бы предпочел более разумную фасовку), то зрелище, открывшееся ему на фасаде заводского здания, было поистине отвратительным. Не своим видом, конечно, но крайней неуместностью. Киршиан почувствовал, как в нем медленно закипает ярость. Он терпеть не мог, когда кто-то, по его мнению, занимался посторонними делами, если была дана четкая команда работать.

Фасад серого заводского здания был буквально обвешан телами смертных. Еще живые, корчащиеся от боли и тихо стонущие люди фактически являли собой безобразное искусство в стиле Менкхора: они были распяты на оконных решетках, привязаны собственными кишками к вентиляционным трубам и пожарным лестницам, освежеваны и прибиты к наружным стенам обрезками кривой арматуры… Их скрюченные окровавленные тела конвульсивно дергались, будто в такт неведомой демонической музыке. Тел было по меньшей мере четыре дюжины, если не больше, и кое-кто явно постарался развешивать их по фасаду равномерно, хоть и асимметрично. На крыше несколько рогатых антенн были увенчаны головами бывших рабочих этого самого завода. Едва взглянув на эту вакханалию, словно сошедшую с картин одного древнего терранского художника (о котором он, разумеется, ни разу не слышал), Киршиан тут же понял, чьих это рук дело. Или хотя бы кто был инициатором. На самом деле на роль инициатора подходили сразу двое, вопрос был только в том, кто начал первым, и, соответственно, кто больнее всех получит по ушам. Киршиан мысленно отметил, что был бы рад навешать по ушам Тенверду.

Шипя сквозь зубы какие-то ругательства на низком готике, Киршиан принялся спускаться по ржавой пожарной лестнице складского здания, которая натужно скрипела под его весом. Лестнице, как и зданию, наверняка было порядка пятидесяти лет. Оказавшись на земле, он широким шагом направился к воротам, усилием воли заставляя себя не переходить на бег. Решительным жестом распахнув ворота, он оглядел копошащихся во дворе жалких смертных, всхлипывающих и семенящих в сторону погрузочной площадки сбивчивым шагом, а затем прислушался к вокс-сети. Фаорлин довольно резко разъяснял кому-то (кажется, тому же Тенверду), что листы оцинкованного железа – это хороший товар, и не стоит портить его своими когтями, лучше бы дал перетащить их каким-нибудь местным рабочим. Это Киршиана интересовало меньше всего, он желал знать, куда подевались Менкхор и компания. Следы их деятельности он уже увидел, не хватало еще узнать, что они благополучно отправились обратно, грабить город.

Он решительно пересек двор и ворвался внутрь здания, прошел несколько помещений и только тогда обнаружил кое-кого в большом цехе. Тарроил, как ни в чем не бывало, восседал на конвейерной ленте и лениво перебирал цепь с нанизанными на нее маленькими черепами – его недавнее приобретение. Вокруг него, но все же на почтительном расстоянии, понурив головы, смертные по цепочке передавали друг другу длинные трубы, извлекая их из продолговатого контейнера. Тарроил наблюдал за всем этим делом и иногда слегка встряхивал цепь с черепами, и от этого звука смертные одновременно содрогались. Киршиан слышал мерзкое хихиканье Тарроила. Происходящее явно доставляло ему удовольствие. Сквозь фильтры шлема Киршиан почувствовал, что в помещении стоит концентрированный запах крови, человеческого пота и прочих малоприятных жидкостей, которые выделяет организм смертного в критических ситуациях. Этот непередаваемый букет запахов на мгновение напомнил Киршиану о тех временах, когда он буквально тащился от кровавых вакханалий, устраиваемых им же в малоразвитых человеческих мирах. Однако сейчас запах крови пробудил в нем разве что омерзение, ибо во всем происходящем явно чувствовался извращенный почерк Менкхора.

- Варп тебя раздери, Тарроил, - прошипел он, не удосужившись включить личный канал. – Что за херню ты здесь устроил?!

Он решительно пересек цех и угрожающе навис над Менкхором. А тот, казалось, немало удивился, хотя сложно было угадать его эмоции по лицу, скрытому шлемом.

- Херню? – переспросил он. – Ты видел, сколько барахла притащили эти жалкие твари? Неужели мало?

Киршиан, не выдержав, шарахнул кулаком в бронированной перчатке по какому-то ближайшему агрегату. Раздался неприятный металлический лязг, в корпусе устройства образовалась значительная вмятина, однако Киршиан даже не посмотрел в эту сторону.

- Ты конченный кретин! – рявкнул он, сверля Менкхора взглядом красных линз. – Я велел тебе присмотреть за порядком, а ты устроил здесь бессмысленную резню! Что было непонятного в моем распоряжении?!

Менкхор заерзал на ленте и перестал перебирать черепа. Он поднял голову и воззрился на командира.

- Ну а я что сделал? – переспросил он. – Все ж нормально. Полный порядок, и все работают.

Киршиан почувствовал жгучее желание заехать этому идиоту промеж глаз, но сдержался. Только драки не хватало. Увидев, что их мучители сцепились между собой, смертные точно воспользуются ситуацией и сбегут. Однако спускать Менкхору все это так просто он не собирался.

- Ты действительно идиот или прикидываешься? – со зловещим спокойствием спросил Киршиан.

- Я – идиот? – удивился Менкхор. – Да что не так-то? – кажется, он искренне не понимал, из-за чего Киршиан злится. По его понятиям, все было в полном порядке.

- Зачем ты начал резать этих людей?! – напрямую спросил Киршиан.

- Как зачем? – опешил Тарроил. – Чтоб работали! Эти ленивые задницы проявляли недостаточно рвения, кое-кто даже попытался сбежать. Сейчас один такой недоумок висит башкой вниз вон там, хе-хе-хе, - Менкхор указал куда-то за спину Киршиана, но тот не стал оборачиваться.

- Я сказал, что можно убить тех, кто будет отлынивать или убегать, - продолжил Киршиан. – Но это не значит, что я имел в виду устраивать учебно-показательную демонстрацию с использованием всего твоего кретинизма! – снова завелся он.

- А как тогда?... – все еще не врубался Менкхор. – Они все отлынивали, а я всего лишь придал ускорения остальным! Видишь, сколько они уже всего натаскали!

Киршиан шумно выдохнул сквозь решетку. Он не знал, что ему еще такого сказать, чтобы до Менкхора наконец дошло. Кажется, этот придурок был абсолютно уверен в том, что сделал все правильно, и теперь недоумевал, что Киршиану не понравилось. Впрочем, он уже давно подозревал, что мышление Менкхора происходит на каком-то совершенно другом уровне, недоступном даже отъявленному негодяю из банды Ацербуса.

- А остальные чем занимались? – грозно спросил Киршиан. – Где эти раздолбаи?

- Где-то, - неопределенно ответил Менкхор. – Следят за порядком, наверное. Чтобы эти червяки активнее работали.

Решив разобраться с Менкхором позже, Киршиан огляделся в поисках остальных. Он заметил на втором уровне, на огороженной площадке, подпираемой колоннами, Тенверда, который увлеченно сдирал кожу с явно мертвого человека. Это стало последней каплей. Активировав ранец за спиной и еще больше напугав этим смертных, Киршиан оставил Менкхора в гордом одиночестве и взлетел практически под крышу здания, после чего приземлился неподалеку от Тенверда. Тот оглянулся, когда Киршиан возник рядом.

- Все под контролем, командир, - поприветствовал он Киршиана.

- Я заметил, придурок, - недружелюбно ответил ему Киршиан. – Что ты делаешь?

- Как что? Поддерживаю дисциплину, - ответил Тенверд, небрежно бросив ошметок кожи человека на пол.

«Еще один», - подумал Киршиан. Неужели эти дебилы действительно ничего не понимают?

- А работать кто будет, если ты и Менкхор уже перерезали половину людей? – рявкнул он. – Может быть, ты?

- Я что, один резал? – возмутился Тенверд, ловко уйдя от прямого ответа. – И вообще, ты Менкхора за старшего оставил, а он сказал, что надо поторопить этих тупых людишек. С ним и разбирайся.

Прямолинейнее и не скажешь. Тенверд всегда отличался большим пониманием, чем Менкхор, до которого по-прежнему не доходило, что он сделал не так. Зато Тенверд никогда не брал на себя ответственность, напрямую спихивая все проблемы на решения руководства. Удобная позиция, ничего не скажешь.

- Прекращай страдать херней и вызови наконец «Громовые ястребы», - бросил Киршиан. – Не понимаю, какого хера Элрибар до сих пор этого не сделал.

- Там приземлиться некуда, - неожиданно вклинился в разговор Элрибар, прослушивающий общую вокс-сеть. – Они здесь, неподалеку, но площадка завалена всякими храмом.

- Так разгребите хлам! – проворчал Киршиан и, включив ранец, спустился вниз, оставив Тенверда за его любимым занятием. Тот лишь буркнул что-то невразумительное и продолжил разделывать труп.

Менкхор же сменил дислокацию и теперь взирал на горстку смертных с более высокой позиции – с вырастающего незыблемой скалой из пола мощного агрегата, недавно чуть пострадавшего от ярости Киршиана. Он восседал там, как когтистая горгулья на карнизе готического здания, и по-прежнему перебирал цепь из черепов, соединив ее крайние звенья так, что получились довольно зловещие четки. Посмотрев на увешанную боевыми трофеями фигуру Менкхора снизу вверх, Киршиан испытал крайнее отвращение. Похоже, идея временно назначить его старшим была не самой удачной. Следовало ожидать, что Менкхору станет скучно, и он примется наводить порядок своими извращенными способами, а остальные не будут против ему в этом помочь.

Киршиан не стал осматривать остальные помещения завода, прекрасно зная, что обнаружит там еще кого-нибудь за очередным мерзким и бессмысленным занятием. Вместо этого он скомандовал:

- Тенверд, Менкхор, Элрибар, Гуорф – на погрузочную площадку, немедленно! Фар, следи, чтобы смертные не разбежались. Все остальные – прекращаем страдать херней и резать рабочих, они нам нужны в работоспособном состоянии. Это значит – со всеми конечностями! Можете быть уверены, они уже поняли, что сбежать не получится.

Ответом ему были одобрительные возгласы. Недовольное ворчание последовало только от Гуорфа и Тенверда, которых явно оторвали от чего-то крайне увлекательного. Гуорф что-то неразборчиво прочавкал в вокс, и Киршиан даже не стал предполагать, чем он там занимался. Он с удовольствием покинул пропахший страхом цех и даже не обернулся на покрытый окровавленными телами фасад. Настало время навести порядок.

В нем все еще кипела ярость от осознания, что его окружают жадные до крови идиоты. И ладно Менкхор, у него явно с психикой не все в порядке. Но почему остальные так легко принялись ему подражать, не подумав о том, что они в этом мире не ради резни, но ради определенной цели? Киршиану нехотя пришлось признать, что в его верных последователях все еще сильны инстинкты, но не здравый смысл. Так почему же он, выросший когда-то в схожих условиях, мыслит более ясно и всегда знает, когда нужно остановиться?... Чем он отличается от того же Менкхора и Тенверда? На этот вопрос у него не было ответа, хотя Киршиан подозревал, что ответственность и необходимость решать проблемы собственного выживания в итоге сделают из любой обезьяны некое подобие человека. Эволюция не пощадит никого.

Что касается Менкхора – порой Киршиану казалось, что его легче просто прирезать, нежели перевоспитать. Он давно подозревал в нем порчу варпа или просто крайнюю степень психических отклонений, а пытаться вдолбить что-то абсолютному психопату было нереально. Насчет Тенверда – с этого дебила вполне хватит несколько живительных пинков. Киршиан пообещал себе непременно раздать по мозгам всем, кто этой ночью так бездумно поддался дурному примеру Менкхора и отказался думать своей головой. Иными словами, всем, кто спустился с ним на эту планету, за исключением Фаорлина (хотя, кто знает, как бы поступил он, не отправь его Киршиан искать Рахека).

В целом Киршиан был не против использования методов запугивания с целью стимулировать рабочих к активности. Но Менкхор явно перегнул палку. Теперь людишки мало того что явно сократились в количестве, но еще и настолько подавлены страхом и отчаянием, что многие из них совсем скоро станут неспособны обчищать собственные рабочие цеха. Об этом Менкхор, разумеется, не подумал, а остальные просто не хотели думать. Из всей его братии разве что Фаорлин, возможно, понимает, как бы следовало поступить, все остальные готовы тупо следовать приказам, и если приказы касаются кровопролития – они возьмутся за это с особым удовольствием. Киршиану было неприятно осознавать это, но по сути Менкхору достаточно было просто предложить «немного порезать жалких ленивых смертных» - и остальные с радостью подхватили его идею. Как бы ни пытался Киршиан вывести свою личную секту на новый уровень существования, внутри все его последователи так и остались Повелителями Ночи – в худшем смысле этого понятия.

Разумеется, Киршиан этого уже не видел, он был занят другим: медленно приходил в ярость от бардака, устроенного на погрузочной площадке. «Громовым ястребам» было действительно негде приземлиться: вокруг царила настоящая свалка строительных материалов. Причем, Киршиан винил в этом не столько глупых человеков, сколько безответственных товарищей, которые не сочли нужным подумать головой. В целом. Киршиан понимал, что без него коллектив Повелителей Ночи в данном составе не просуществовал бы и стандартных суток. Ни у кого, даже у Фаорлина, не было способностей организовывать слаженную работу социума. И никто из них не умел строить планы наперед. Нередко Киршиан думал о том, что произойдет с его маленьким передвижным миром, если его ненароком где-нибудь убьют. Скорее всего, остальные просто разбегутся, примкнув к более многочисленным и могущественным бандам, найдя себе пристанище и командира, который будет решать за них проблемы выживания. Он не питал иллюзий относительно стабильности той общности, что он пытался создать. Сейчас эта общность все еще была аморфна и нестабильна, готовая распасться на отдельные составляющие, как только исчезнет удерживающий их мозговой центр.

- Гуорф! Тенверд! Расчистить площадку для «Громовых ястребов»! – резко скомандовал он.

- Почему сразу я? – возмутился Тенверд, лениво пиная ногой распиленную пополам трубу.

- Потому что ты самый активный этой ночью, - ледяным тоном ответил ему Киршиан.

«К тому же, смертные будут здесь еще пару суток все разгребать», - мысленно добавил он.

А вот Гуорф не спорил. Он молча принялся сгребать в кучу наваленные в беспорядке балки и какие-то тяжелые запчасти. Киршиан мысленно порадовался, что Гуорф надел на голову шлем, наличник которого был выкрашен в белый цвет, чтобы еще больше напоминать человеческий череп. Созерцание перемазанной в крови рожи этого полуварвара было бы сейчас не лучшим видом. Впрочем, к Гуорфу он все же относился куда как лучше, нежели к тому же Тенверду или Менкхору. Выросший в примитивном диком мире, Гуорф Иншаса был грубым, прямолинейным и не блистал интеллектом, зато отличался прямо-таки поразительной преданностью. Он без вопросов пошел бы вслед за Киршианом на смерть, и именно эта верность была ценнее тайных знаний Хартуса или дурной репутации Менкхора. Что же касается Тенверда – тот, в отличие от Гуорфа, был самого высокого мнения о своих умственных способностях, часто критиковал решения командования и вообще действовал всем на нервы. Тенверда, мягко говоря, многие не любили, что же касается Менкхора – его вообще единогласно считали психически ненормальным. И дело было вовсе не в жестокости или кровожадности – этим как раз Менкхор в общем-то не выделялся из общей массы отморозков. Просто было в нем нечто такое, отчего Киршиану нередко хотелось пинками отправить его туда, откуда он однажды появился в команде. Но это немного другая история…

Усилием воли заставив себя контролировать эмоции, чтобы не приложить Тенверда по башке чем-нибудь тяжелым, Киршиан продолжил распределять обязанности. Ему с трудом удавалось не обращать внимания на ворчание Тенверда и короткие неуместные смешки Менкхора. Пока эти оба делали то, что он говорил, они могли ворчать что угодно – в рамках дозволенного. Проблема была в том, что Тенверд эти рамки отлично чувствовал, подходя к ним вплотную, но никогда не переступая границу. Будь он чуть тупее – Киршиан лично убил бы его без сожаления. Тенверд явно представлял собой опасность для тщательно выстраиваемого на «Бродяге» социального общества.

Скомандовав пилоту единственного кружащего над заводом «Ястреба» приземляться, Киршиан уже прикидывал приблизительный план работ на ближайший час, понятия не имея о том, что внутри здания происходит нечто интересное. Лишившись шлема и вокс-передатчика, Фаорлин потерял возможность поддерживать связь со всеми членами команды, и это сыграло с ним злую шутку. Обернувшись на новый посторонний звук, он обнаружил посреди разграбленного цеха своего недавнего знакомого – того самого, кого меньше всего хотел сейчас видеть. Изувеченный варпом десантник сидел на трупе какого-то рабочего и, не обращая внимания на остальных смертных, тщательно вскрывал грудную клетку уже мертвого человека. Остальные, увидев это, бросились врассыпную, однако побоялись покидать пределы здания – помнили о своих сослуживцах, чьи тела теперь украшали фасад. Но Фаорлину было не до их глупых терзаний. Он почувствовал, как в нем поднимается мощная волна гнева. Обида от недавнего поражения все еще была сильна, и это живое напоминание собственной персоной показалось Фаорлину проявлением крайней наглости. Он решительным шагом бросился к месту событий, выхватывая болтер и целясь в незваного гостя.

- Опять ты! – угрожающе крикнул он еще издалека. – Было крайне неразумно приходить сюда, ты, животное.

Он не видел, но почувствовал, как где-то наверху зашевелились незримые тени – некоторые из оставшихся поблизости Повелителей Ночи были привлечены какой-то суматохой внизу и теперь заинтересованно смотрели за развитием событий. Фаорлин был уверен, что в случае необходимости они вмешаются или хотя бы поставят Киршиана в известность.

Оттолкнувшись от земли там же, где приземлился, раптор с глухим рокотом двигателей ранца взмыл в воздух и махнул на крышу здания, через несколько секунд оттуда раздался оглушительный взвизгивающий хохот – судя по всему, он был крайне доволен происходящим.
Следующим звуком, привлекшим его внимание, был рев ракетного ранца откуда-то сзади, и обернувшись, он увидел своего нового противника. Или, вернее будет сказать, старого знакомого, с которым он не виделся аж пятнадцать минут. Кажется, тот уже успел соскучиться, потому что из внешнего динамика вокса раздался смешанный с механическими помехами голос, в котором слышалась плохо скрываемая насмешка:
- Значит, кое-кто все-таки заинтересовался моим предложением? Или ты здесь, чтобы сказать что-то про твой город и твой завод? Если это так, то избавь меня от этого, дел и без тебя хватает.
Ранец чихнул последний раз и затих, Киршиан же, приземлившись на крышу, стоял в двадцати шагах от Торчера и лениво поглаживал рукоятку меча, в котором по-прежнему не хватало половины зубьев. Кажется, он ждал ответа.
Опустившись на четыре лапы, Торчер обернулся – единое слитное движение, он казался почти грациозным, насколько это слово вообще было совместимо с этим непропорциональным уродливым созданием. Он слегка наклонил голову налево, словно выражая что-то, что не читалось на его скрытом шлемом лице, снова открыл и закрыл пасть, украсив нижнюю челюсть маски потеком слюны.
- Ты меня позвал – я пришел. – Невозмутимо констатировал раптор, хотя в его голосе что раньше, что сейчас почти не было выражения. - И ты забыл меня спросить, что в моем городе самое ценное. Да?
Киршиан и раньше не отличался способностью вести философские разговоры, а уж сейчас, когда весь его красивый план рушился прямо на глазах, он и вовсе с трудом сдерживался, чтобы не накостылять этому типу еще раз. Правда, это означало бы окончательно потерять контроль над ситуацией, поэтому Повелитель Ночи ответил в своем прямолинейном стиле:
- Все, что было ценного в этом городе, уже мое и скоро будет вывезено в полном составе. Впрочем, мне нравится твоя попытка казаться полезным и многозначительным. Ты что-то хочешь предложить? – небрежно спросил он.
Он был искренне удивлен, что местный обитатель все же нашел в себе силы и решимость явиться сюда. То предложение было не более чем шуткой. Явно неудачной. А теперь еще этот полунамек на нечто, что может его заинтересовать.
- Ты не знаешь всего. – Раптор уставился на него снизу вверх, чуть покачивая гудящей головой из стороны в сторону; думать, складывать слова было нужно, но казалось ему сложным и болезненным трудом, тем не менее, необходимым, потому что впервые за невероятно долгий срок Торчер понял, что ему нужен кто-то, что ему что-то нужно, чего он не сможет взять сам. - Ты не был здесь, ты не видел ничего.
Он медленно и осторожно подобрался ближе, как будто желал поделиться какой-то тайной, ценной в его примитивных представлениях, и вправду, искусственный голос зазвучал еще тише:
- Они клонируют друг друга, их знать, живущая на самом верху, спускается вниз и воспроизводит себя... у них еще четыре лаборатории, и все это можно вывезти. Хочешь? Спроси! Спроси меня, ты... спроси о хранилищах прометиума, о шахтах с теплыми стенами, спроси о том, что установлено там, на вершины шпилей, спроси о рабах и рабынях, красивых и сильных... я – знаю, а ты – нет.
Раптор снова закашлялся своим странным хрипящим смехом, перемежаемым взвизгиваниями, от которых все кругом звенело и содрогалось, он явно находил очень забавной браваду собеседника, выбравшего себе такую странную и нелепую цель в его улье, как это место. Здесь было кое-что гораздо более интересное, ряды ячей, в которых вызревали тела, трубы, ведущие к ним, и тонкие трубки с кислородом и питательным раствором, и высоковольтные кабели под полом, в которых он чувствовал напряжение датчиками своих механических лап, и еще кое-что... он помнил, что разгромил одно из таких мест, просто от скуки. Он на некоторое время даже поселился там, ему нравились огромные залы, темнота и постоянный равномерный холод, и было еще кое-что, из-за чего его необъяснимо тянуло назад – странный опыт в одной из уцелевших капсул, в которой он увидел себя самого... таким, каким он мог бы стать, каким должен был стать. Уродливый низкорослый человечек, полудикарь с белесой кожей, выведенный из его ДНК и покоящийся внутри толстостенного сосуда, в бешенстве разочарования Торчер тогда изорвал это тельце в клочья и сожрал, не найдя, впрочем, ничего особенного во вкусе собственного мяса, каким оно могло бы быть.
Слюни стекали из приоткрытой пасти, но раптор не обращал на это никакого внимания, он глядел на своего визави и думал о том, что мог бы показать ему другие лаборатории, найденные, но нетронутые, тщательно охраняемые, но не от таких, как они. Он мог бы показать ему все, кроме того места, где бурыми разводами на разбитом стекле остался его позор. Мерзость происхождения сверхчеловека от маленького дикаря.

Борясь с отвращением, Киршиан чуть склонился над порождением этого гнилого мира. Линзы шлема вспыхнули ярче, будто имитируя алчность человеческого взгляда. Из динамика шлема вместе с облачком пара вырвались шипящие вкрадчивые слова:
- Лаборатории клонирования? Неужели?... Я хочу знать, какие секреты скрывает этот мир. Ты можешь отвести меня туда? Взамен назови свою цену.
Он подумал о погибшем Рахеке. О тех, кого он потерял пару месяцев назад. О тех, кого можно было бы спасти пересадкой геносемени… О тех, кто мог бы стать прародителями огромной армии одинаковых смертоносных существ. Кто мог знать, какие возможности открывает такая технология! Если, конечно, все это – правда. Наверняка не могло все быть настолько просто. Этот тип мог соврать и дорого за это не взять. И тем не менее, Киршиан уже рисовал в своем воображении радужное будущее. Продать технологию Корсарам? Как бы не так! Если все это не ложь, тогда очень скоро сам Гурон Черное Сердце склонится перед заново рожденным Восьмым Легионом.
Торчер уставился на собеседника снизу вверх, уловив, наконец, то, что хотел услышать – интерес, который не могли укрыть от его чуткого слуха никакие помехи. И он по-своему понял источник этого интереса, технологии стоили дороже материала, за лаборатории, вывезенные в полном составе вместе с людьми, которые их обслуживают, дорого дадут и этот высокомерный Повелитель Ночи будет ему обязан за такую находку... будет должен. Но что именно должен, раптор не мог решить, он пытался представить себе предмет, которого ему бы хотелось, но не мог, не получалось, а потом вспомнил.
- Возьми хоть все. – Он откинулся назад и присел на лапы, сделавшись похожим на горбатую хищную птицу, - Координаты, номера шпилей, я могу извлечь даже списки персонала, иди и возьми, а я хочу... хочу свое. Я взял добычу и хочу ее получить, того, кого я убил – его самого и броню. Все. Целиком.
Он отвернулся от собеседника, вытянулая морда шлема обратилась вверх, к прозрачно-синему небу, в котором плавал крохотный белый осколок – где-то там, обманчиво-ничтожное снизу, виток за витком вращается на своей орбите судно незваных гостей, и оно также был нужно, необходимо, потому что детали от одного поверармора не спасут одиночку от медленной гибели, только продлят агонию в мире, в котором он был бесполезен и который был бесполезен для него.
- И еще место на твоем корабле. – Добавил раптор, вновь начав сверлить взглядом своего визави, чуть наклоняя голову вбок – то ли из-за травмы, то ли в раздумьях. - Я лучше того, кто теперь стал просто мясом, и лучше того, кто чуть им не стал. Ты видел. Я бы и тебя мог прикончить, но ты жив.
Последняя фраза была явно лишней, однако Повелитель Ночи ограничился тем, что демонстративно фыркнул сквозь решетку шлема. Он помолчал некоторое время, видимо, ведя разговор по внутреннему каналу связи. Судя по тому, что на крыше так и не появилась «группа поддержки», разговор был как раз на тему невмешательства. Киршиан вовсе не хотел, чтобы какой-нибудь неосторожный кретин спугнул его нового информатора.
То, что он попросил броню и тело Рахека, было неприятно, но терпимо. Киршиана насторожило кое-что другое, а именно – то, как это существо подает свои желания. Четко, уверенно, прямо-таки с апломбом. Несомненно, оно знает себе цену и владеет навыками манипулирования другими с помощью шантажа. И что самое обидное, Киршиан подсознательно уже клюнул на эту приманку. С этими мыслями он убедил себя в том, что этот охотник станет опасным приобретением для его кондоминиума. Такого будет сложно контролировать. Даже непредсказуемый Менкхор или наглый Тенверд были более-менее подконтрольны главному «мозговому центру», а что касается местного хищника – с ним будет сложнее. По крайней мере, пока неизвестны его слабые стороны. Киршиан неплохо разбирался в характерах, чтобы понять это.
Он решил попробовать нащупать какие-нибудь рычаги управления этим существом, чтобы решить, есть ли смысл принимать его предложение. В конце концов, если про лаборатории он сказал чистую правду, то, возможно, стоит потратить еще ночь, чтобы найти их самостоятельно. И в таком случае непредсказуемый союзник будет не нужен.
- У тебя есть имя? – спросил Повелитель Ночи. – Если нет, можешь придумать. Видишь ли, на моем корабле у всех есть имена.
- Торчер. – Тот представился с удовольствием, раптору явно нравилось это прозвище; качнувшись, он поднялся на ноги, снова оказавшись на голову выше собеседника, - Хочешь взять достойную добычу – пошли.
Ему надоел этот разговор, надоело сидеть без дела, когда воздух напитывался пролитой кровью, от запаха которой охотник совсем переставал соображать.
Снова пригнувшись, он метнулся в воздух длинным прыжком и на лету развернулся, оглядывая происходящее внизу, приземлился на высокую крышу одного из заводских строений и поманил лапой.
- Шпиль с мигающим оранжевым маяком, там есть площадка для приземления, достаточно места, чтобы сел и твой транспорт. – Он указал куда-то к горизонту. - Это шпиль восемь-тридцать, рядом с ним – восемь-тридцать первый, под ним – одна из лабораторий. Раньше их было пять, пока я не рассмотрел одну поближе. Аппаратуры много, и вывозить нужно... бережно, - Раптор фыркнул, его явно позабавило слово «бережно». - Забери людей отсюда, они сильные, будет, кому носить... и скажи своим, взять в шпиле всех живыми, кто-то должен будет работать...
Торчер странно осекся и медленно сел на крышу, коснулся правой рукой шлема, провел пальцами, оканчивающимися короткими металлическими когтями, проверяя, цел ли он. Кровавая вонь показалась ему до тошноты густой.
- Когда-то я разгромил такое же место. – Совершенно невпопад проговорил он, не обратив внимания на то, что только что упомянул об этом, - Там...
Он поднял голову, пристально рассматривая того, с кем разговаривал.

Повелитель Ночи чуть повел головой, посматривая красными линзами сверху вниз. Торчер, значит. Одичавший десантник, отбившийся от своей стаи много десятков – а может быть и тысяч – лет назад. Один на один с нестабильным, но самоподдерживающимся социумом, король затхлых бетонных джунглей, изгой для приличного общества и вершина творения относительно всего человечества. Киршиан и сам порой ощущал себя балансирующим на грани между королем мира и последним неудачником. Неожиданно сам для себя он отметил, что, пожалуй, у него с этим типом есть некие общие черты. Но вместе с тем он понимал, что этот самый Торчер – именно так он представился – довольно непредсказуем, поэтому будет весьма опасно брать его на свой корабль. И все же врожденная жадность, уходящая корнями в первобытные инстинкты древних людей, пересилила все опасения. Если здесь есть что красть, то будет глупо упускать такую возможность. А от навязчивого пассажира можно будет избавиться потом. Киршиан уже жалел о том, что так опрометчиво бросил ему приглашение. Кто бы мог подумать, что это существо возьмет и вправду придет! Повелитель Ночи мысленно сделал себе пометку на будущее не бросаться словами, чтобы никто не воспринял их всерьез.
Торчер. Претенциозное прозвище, которым его наверняка наградил какой-нибудь снисходительный брат по оружию в далеком прошлом. Киршиан не верил, что это имя настоящее, но спорить не стал. В конце концов, у половины его команды вымышленные имена, придуманные или вовсе украденные у кого-то. В конце концов, что такое личное имя? Всего лишь идентификационный набор звуков, необходимый для речевых коммуникаций. Проще говоря, достучаться до того же Тенверда гораздо проще, назвав его по имени, чем «Эй, ты, сволочь». На последний вариант откликнется сразу двадцать морд.
Но Киршиан уже думал совсем о другом. Богатство. Технологии. Клонирование. Самовоспроизводящийся легион воинов ночи, страх Галактики, величие нового мирового порядка. Он даже зажмурился, мысленно просматривая картины своего грандиозного будущего. Порой он сожалел о том, что не может предвидеть будущее, а лишь мечтает о лучших временах. Он слышал истории о провидцах, пророках, даже колдунах, которые могут прозревать варп и отделять альтернативные варианты будущего от собственных фантазий. Вычленять из множества разветвляющихся путей наиболее значимые и вероятные. Корректировать события в угоду себе. И пусть этот дар сопряжен со значительными нарушениями психики, он все же предпочел бы знать наперед свою жизнь, нежели идти слепую. Отчего-то ему казалось, что предвидение – это просто и весело.
- Зачем эти аристократы и прочие будущие трупы копируют самих себя? – спросил он, глянув вниз. – Это что, альтернативный вариант бессмертия?
- Что? – Он удивился вопросу в своей безразличной манере; в самом деле, какая разница, зачем, для него все это время эти трофеи были не более чем бесполезной игрушкой. - Не имею представления, может быть.
Убедившись, что этот пришелец больше не собирается в него стрелять, Торчер слегка отодвинулся – ему все равно не нравилось, как близко тот подошел, а потом снял шлем, но низ лица по-прежнему остался упрятан в адамантий и, казалось, эта полумаска составляет единое целое с плотью. Светлые, совершенно бесцветные глаза уставились с каким-то неизменно ироничным выражением, кривым прищуром с совершенно неподвижной левой половиной того, что осталось от его физиономии. Снова осторожно проведя рукой по правому виску, он бросил взгляд на пальцы – нет, крови не было, череп все же был цел, зато на когтях осталось несколько светлых волос.
- Хочешь узнать – возьми с собой парочку, пусть расскажут. – Развернув шлем, он рассмотрел лицевую часть, больше всего пострадавшую от выстрелов.
Повелитель Ночи смотрел сверху вниз на него без всякого выражения – по крайней мере, насколько можно было судить по череполикому шлему с горящими красным огнем глазницами. Скорее всего, на бледном лице, скрывавшемся под шлемом, тоже не было отражено никаких эмоций. Внутренне же Киршиан боролся с противоречивыми чувствами: природная подозрительность вступила в жестокую схватку с обычной общечеловеческой жадностью. В итоге, как и следовало ожидать, жадность победила.
Раздался щелчок вокса. Торчер не мог слышать, о чем Повелитель Ночи переговаривается со своими братьями по оружию, однако, судя по следующей фразе, разговор велся на тему приобретения новой добычи.
- Ты пойдешь со мной, - обратился Киршиан к своему новообретенному товарищу, и это не звучало как просьба. – Если все действительно так, как ты утверждаешь, тогда я возьму тебя на свой корабль. Если же ты заманиваешь меня в ловушку – я тоже возьму тебя на свой корабль… но уже не в качестве пассажира.
Угроза была довольно-таки прозрачной, да у Киршиана и не было желания скрывать свои истинные намерения. Если что-то пойдет не так, то он, дабы не выглядеть дураком в глазах остальных, отыграется на неудачливом насмешнике по полной программе. Но он вовсе не желал такого исхода: его воображение уже рисовало ему картины прекрасного будущего, где он получит в свое распоряжение невиданные ранее технологии, освободится от власти Гурона и даже сможет диктовать свои условия властелинам этой части космоса. О том, что технология еще должна быть освоена, он как-то не подумал. Возможно, потому что всю жизнь действовал по принципу «а, на месте разберемся». Как бы парадоксально это ни звучало, до этой ночи такой принцип обычно работал безотказно.
В коротком разговоре с Фаорлином он настоял, чтобы тот остался на заводе. Не то чтобы ранение было тяжелым, но Фар принесет гораздо больше пользы там, командуя рабочими. В набеге же на лаборатории местной аристократии понадобятся полностью боеспособные воины, оснащенные обеими руками. Киршиан чувствовал, что Фаорлин здорово разозлился, хоть и не показал виду. Он понимал обиду товарища, но времени было в обрез. Если он хочет вернуться на корабль до рассвета, следовало поторопиться.
- Гуорф, Тар, Рафал, Вайн, Тшен, - скороговоркой назвал он имена тех, кого планировал взять с собой. – Быстро ко мне. Не спорить!
Последнее было не лишним: со стороны Тарроила Ресу-Менкхора и Рафала Тенверда тут же послышалось какое-то недовольное ворчание. Киршиан почувствовал, что эта парочка бесит его с каждой ночью все сильнее и сильнее. Нет, они не проявляли открытого неповиновения, но вели себя слишком нагло. Все-таки между командиром и подчиненными должна быть дистанция, которую соблюдал даже Фаорлин, зато открыто игнорировали Менкхор и Тенверд. Причем, к своему крайнему неудовольствию, Киршиан не помнил, чтобы ранее Тенверд вел себя так в присутствии Ацербуса.
Он взял этих двоих с собой по двум причинам. По-первых, на заводе они уже принесли немало потерь среди грузчиков, и толку от них было меньше, чем прямого вредительства. Во-вторых, их кровожадность могла бы пригодиться там, куда он собирался отправиться. Там, скорее всего, персонал особо щадить не придется. Киршиан надеялся, что к тому моменту, когда они закончат зачистку, операция с металлоломом будет близиться к завершению.
Призванные им Повелители Ночи черными тенями опустились на крышу здания, клацнув металлом о профилированное покрытие. В профлисте тут же образовались внушительные вмятины. Торчер уже видел эти фигуры, когда они носились по трущобам, нагоняя ужас на местных жителей. Их доспехи были практически такими же, как у убитого им воина, различаясь только составом боевых трофеев. Послышались щелчки вокса – стало быть, Киршиан объяснял им суть задачи: устроить краткий налет на такие-то здания, утвердить свои права на территорию, а после посмотреть, что там есть полезного. Простой, как имперская табуретка, план действий. Хотя, впрочем, чего еще можно было ожидать от существ, разрушивших трущобы, неужели многоходовых комбинаций? Киршиан, хоть и не был дураком, отнюдь не отличался военной хитростью. Практически все его действия были просты, прямолинейны и гениальны в своем примитивизме.

Повелитель Ночи отвлекся от своей новой жертвы в тот момент, когда Торчер, проявив неожиданную прыть, двинулся к дверям лаборатории. Почти забыв про дрожащего маленького человечка, Киршиан двинулся следом, таща того за шиворот за собой и поначалу с любопытством, а потом с нарастающей тревогой оценивая обстановку. В этом здании он ожидал чего угодно: вооруженного сопротивления, панической беготни, даже сторожевых животных-мутантов. Единственное, что для него поистине оказалось в диковинку – это то, как Торчер мгновенно взял ситуацию под свой контроль, проявив чудеса связной речи и последовательного мышления. Киршиан даже подумал, а уж не прикидывался ли тот дурачком в своих целях?... Как бы там ни было, больше всего в этом здании Киршиану не нравилось, что его новообретенный коллега оказался не таким уж идиотом: в его речи и движениях не было и следа былой путаницы. Возможно, не такая уж у него и каша в голове, и это значительно осложняло ситуацию. Киршиан все больше и больше жалел, что согласился взять его на свой корабль. Ему и без Торчера хватало проблем в виде неконтролируемого Тенверда и непредсказуемого Менкхора, а тут еще это чудовище…  Повелитель Ночи мысленно сделал себе пометку как-нибудь избавиться от этого испорченного варпом создания до рассвета.

Не обращая более внимания на копощащегося у каких-то светящихся терминалов Торчера, он переключился на немногочисленный персонал нижнего уровня. Вытянув руки, он молниеносным движением, не предупредив о нем ни словом, ни делом, насадил на когти два извивающихся человеческих тела, при этом даже толком не взглянув на них. Человечки что-то визжали и хлюпали, захлебываясь кровью, но Киршиан уже отбросил их тела на пол, небрежно стряхнув с когтей, как ребенок стряхивает с рук дождевую воду. Этой короткой непредвиденной демонстрации было достаточно, чтобы привлечь к себе внимание. Киршиан давным-давно уяснил для себя, что чья-нибудь показательная смерть оказывается эффективнее самых красноречивых угроз.

- Смерть, - прошипел он в решетку вокса, медленно обводя взглядом красных линз наполненное зеленоватым светом помещение. – Смерть ждет каждого, кто осмелится сделать то, что мне не понравится. Убежать не получится – вы заперты в этом здании. Поэтому делайте то, что я скажу – и уйдете отсюда живыми.

Этому он тоже научился в банде Ацербуса. Сначала демонстрация, затем угроза, далее – свои условия, и только потом – надежда на спасение. Причем, необязательно сдерживать свои обещания, главное – чтобы в них поверили его невольные исполнители. И вряд ли Повелитель Ночи осознавал механизм действия этого психологического хода, он просто пользовался им, как Гуорф пользовался шипастой дубиной для ежедневного почесывания затылка. Киршиан уже чувствовал, что находится на своей волне, задает ритм всеобщего ужаса и повиновения. Теперь эти людишки, если они не настолкьо тупы, чтобы бежать, сделают то, что он скажет. Киршиан надеялся, что их интеллект несколько отличается от уровня развития жителей трущоб, иначе они бы не попали в эту лабораторию в качестве научных сотрудников.

Правда, была одна проблема: он понятия не имел, что в этом большом зале многоугольной формы относится к оборудованию, пригодному для клонирования. Он ожидал увидеть какие-нибудь чаны, дымящиеся стеклянные капсулы, наполненные жидким азотом, какие-нибудь морозильные шкафы. Но здесь было много электронного оборудования и мало того, что Киршиан хотел бы видеть прямо сейчас. Хотя, возможно, все это находилось в другом помещении где-нибудь неподалеку.

- Принести сюда все, что вы используете для клонирования ваших господ с верхних уровней! – рявкнул он так, что, казалось, даже воздух завибрировал. – Отключить, запаковать и аккуратно поставить здесь, в центре. И полный перечень оборудования, в любом виде – бумажном, пластиковом, электронном – мне без разницы. Генетический материал тоже упаковать, и побыстрее! Вопросы?!

Вопросов, разумеется, не было. Человечки в белых и зеленых комбинезонах очень шустро ринулись исполнять приказ.

«И руководство пользователя приложите», - мрачно подумал Киршиан, но озвучивать не стал. Не стоило давать этим людишкам повод считать, что он не разбирается в предмете своего вожделения. Подумав об этом, он запоздало добавил:

- Я лично проверю комплектацию. Если увижу, что чего-то не хватает, даже самой маленькой детали… - он хотел оборвать угрозу на этой многозначительной ноте, но зачем-то все же пояснил: - И вы все трупы. Надеюсь, я понятно выразился. За работу! – снова гаркнул он.

Уж что-что, а выдерживать эффектные паузы он не умел. Повелитель Ночи опять с легким оттенком печали подумал, что он вообще мало что умеет, кроме как периодически ставить на место Тенверда и придумывать, где бы поживиться на этот раз. Если у него и был хоть какой-то особый талант, то, пожалуй, из него вышел неплохой руководитель. Во всем остальном – боевых навыках, запугивании, пытках, точных науках, строительстве, выпиливании лобзиком – он звезд с неба не хватал. И это-то было самое обидное, что заставляло его вымещать злость на беззащитных людях при первом удобном случае. Как сейчас, например. Киршиан еще на подступах к лаборатории решил, что, уходя, оставит за собой широкий кровавый след. Если где-то в мире существует справедливость, то должен и он, в конце концов, получить свое этой ночью.

В воксе помехи чередовались со злобным ворчанием вперемешку с чьим-то противным улюлюканьем и завыванием. Киршиан даже думать не хотел о том, чем занимаются его братья наверху. В лучшем случае просто режут всех подряд, контролируя территорию около вверенных им выходов. В худшем… Впрочем, в худшем случае неважно, чем они там занимаются, ибо тогда Киршиан, Торчер и остальные имеют все шансы найти свое последнее пристанище под обломками высотного здания после того, как сюда нагрянут все силы местной обороны. Если в подполье нашлось место для высокотехнологичной лаборатории, то неудивительно, если где-нибудь прячется оружие весьма разрушительного свойства. Все, что требовалось от Менкхора и других – сдержать поток людей, пытающихся выбраться наружу. Таким образом Киршиан получал еще больше драгоценного времени на то, чтобы уйти с добычей и не дать защитникам местной аристократии опомниться и оказать противодействие.

С каждой потерянной секундой, которые растягивались, как слизь на нижних палубах «Бродяги», Киршиан нервничал все больше и больше. Он не мог стоять на одном месте, поэтому расхаживал туда-сюда, царапая когтями стены и едва сдерживаясь, чтобы что-нибудь не сломать или кого-нибудь не убить. Один лишь Архитектор Судеб знает, чего Киршиану стоила эта выдержка. Он мог думать сейчас только о том, как вывезти свою добычу с планеты, однако перед тем, как вызвать шаттлы, требовалось оценить масштабы оборудования. Его мысли скакали, как перепугаые зайцы, путаясь и опережая друг друга.

Успеть до атаки правительственных сил. Забрать металлолом для Гурона. Избавиться от Торчера. Улететь с планеты. Погрузить барахло в ангары. Сняться с орбиты. Найти, в конце концов, толкового медицинского сервитора, чтобы тот сделал что-нибудь с рукой Фаорлина. Навешать по ушам Менкхору. Отправить Тенверда разбираться с живой слизью. Пнуть Хартуса, чтобы уводил корабль в варп. Но это все потом, сначала – выбраться из проклятой башни, которая вот-вот станет для Повелителей Ночи западней.

Киршиан и сам не понимал, отчего он стал так сильно нервничать. Из-за Торчера? Вряд ли. Когда они оба спустились сюда, Киршиан был абсолютно спокоен и уверен в себе, но минуты, проведенные в этом подвале, действовали на него, будто психотропное вещество. Оба его сердца гулко колотились, дыхание сбилось, перед глазами плясали фиолетовые пятна. Гнев окутывал его сознание плотной темной завесой. Он подумал было, что виной тому его собственные мысли, пророчащие всякие ужасы будущего, однако вдруг неожиданно сам для себя осознал, что ему просто поскорее хочется покинуть это помещение. Низкий потолок, белые стены, зеленоватое свечение – все это давило на него, вгоняло в состояние паники, заставляло метаться из стороны в сторону, будто он зверь, запертый в тесной клетке. А следом пришла мысль, что никогда прежде он не оказывался на длительное время заперт в таком… человеческом пространстве под землей. Все, чего он действительно страстно желал – это бежать, бежать отсюда, карабкаться вверх по лифтовой шахте, достичь уровня земли, выйти наконец на воздух, а затем, оттолкнувшись от мокрого асфальта, взмыть ввысь, к звездам. И варп с ним, этим гребаным «сокровищем».

Едва он представил, как взлетает над крышами разномастных домов этого города, Киршиан почувствовал себя чуть получше. Однако врожденная общечеловеческая жадность вернула его с небес на землю. Точнее – под землю, в тесный подвал с низким потолком, набитый какими-то малопонятными электронными терминалами и пластиковыми контейнерами разной высоты, которые людишки сгружали в свободном пространстве в центре. Нет уж, без этих контейнеров он не уйдет. Все должно пройти гладко. Надо просто это перетерпеть. Это совсем несложно: всю свою жизнь он стискивал зубы до боли в челюсти и терпел, запасался терпением и пережидал, когда было больно. И вот сейчас еще один случай, когда нужно просто пересилить себя, наступить на горло своему «не хочу» и подождать, пока все будет закончено. За свое терпение он всегда был вознагражден. Киршиан вдруг подумал, что эта ночь научила его многому. Во-первых, что инициатива наказуема. Не предложи он шутки ради Торчеру присоединиться к его странствиям – не было бы сейчас этой проблемы. Во-вторых, что заместителей нужно выбирать по уму, а не по репутации. Менкхор хорошо подходит на роль всеобщей страшилки, но поддерживать дисциплину абсолютно не умеет.

А в-третьих, что у него самого обнаружилась новая и весьма неприятная уязвимость.

Киршиан так и замер, перестав метаться по тесному для его габаритов подвальному помещению, и уставился на своего новообретенного сообщника. Признаться, он уже успел позабыть о его существовании, погрузившись в свои собственные запутанные мысли и воображая всяческие ужасы ближайшего бесперспективного будущего. Похоже, Торчер тоже успел забыть о существовании Киршиана.
- Это ты мне, придурок? – фыркнул Повелитель Ночи по громкой связи, отчего суетившиеся в дальнем углу помещения простые смертные испуганно подпрыгнули. – Что ты сказал?
Но раптор проигнорировал тон, он уже установил для себя, что ничего угрожающего в обстановке нет, и только пытался припомнить, зачем он сюда пришел и почему с таким спутником. Быстро и дерганно рассмотрев зал, Торчер обогнул Повелителя Ночи и встал перед отъехавшей в сторону дверью, явно прислушиваясь к чему-то, что происходило где-то в здании.
- Я опять не помню. – Терпеливо объяснил он и обернулся, приседая на пол, чтобы своей тушей перекрыть фотоэлементы и оставить вход открытым.
Повелитель Ночи молча разглядывал своего сообщника с нарастающим интересом. Он, конечно, уже понял, что у Торчера в голове абсолютная путаница, но не мог даже предположить, что настолько сильная. Впрочем, это объясняло многие странности. Если у этого придурка еще и проблемы с памятью, ситуация может усложниться. Однако деятельный мозг Киршиана уже сгенерировал план действий, в котором можно было извлечь из этой ситуации личную выгоду. И Повелитель Ночи решил тут же проверить свою догадку.
- Торчер, - обратился Киршиан по имени к своему товарищу по несчастью. – Ты, кажется, собирался забрать у тех парней вон ту большую штуку и поставить около грузового лифта. И поторопись, времени в обрез. 
И действительно: неподалеку слышалось кряхтение нескольких напуганных людишек, тщетно пытающихся отсоединить от стены и сдвинуть с места какую-то большую установку с кучей датчиков. Для человеческих сил она казалась неподъемной. Безмолвные холодные створки грузового лифта на другой стороне помещения взирали на их отчаянные попытки прямо-таки с издевательской прохладой. Киршиан раньше всех присутствующих в помещении понял, что доставить оборудование наверх станет проблемой. И если он сам не возьмет на себя роль грузчика, придется вызывать подмогу. А это значит, что входы в здание останутся без охраны.
Что касается сборища на металлургическом заводе – по его внутренним ощущениям, нужно было дать Фаорлину и остальным еще больше времени. Все-таки погрузка металла – это то, ради чего он этой ночью потащился в этот город. Металл был платой Гурону, а это означало, что приоритеты были расставлены в пользу своенравного тирана Бадаба. Киршиан внутренне содрогнулся от мысли, что он опять поставил желание Гурона выше своих собственных. Ничего, придет ночь, когда ему больше не нужна будет эта хрупкая дружба с обитателями Мальстрема.
- Значит, пусть найдут сервитора. - Раптор без особого интереса посмотрел на попытки людей сдвинуть агрегат. То, что он мог бы подойти и помочь, ему ни на миг не приходило в голову. - Или позови своих девочек, Повелитель Ночи как-там-тебя, пока их не начали убивать там, наверху.
И он снова поднял голову, глядя куда-то вдоль коридора и явно прислушиваясь к происходящему наверху.
На этот раз у Повелителя Ночи окончательно сдали нервы. Правда, со стороны он не показал этого ни словом, ни делом. Не стал крушить мебель или потрошить случайно подвернувшихся под когти работников лаборатории. Вместо этого он просто резко шагнул вперед и буквально за секунду навис над ничего не подозревающим Торчером.
У раптора, столь легкомысленно ляпнувшего  то, что Киршиану крайне не понравилось, не было ни единого шанса. Киршиан сам не помнил, когда он в последний раз вправлял кому-то мозги таким образом (не считая первой встречи с Торчером), однако навыки, полученные за всю его непростую жизнь, никуда не делись. Равно как не исчезла привычка доказывать свою правоту грубой силой за неимением способности красиво убеждать. Низкий потолок, который он постоянно царапал концами красных крыльев, венчавших череповидный шлем, зеленоватый свет из неизвестного источника, наигранное или вполне реальное слабоумие Торчера – все это сплелось в его сознании в единый комок нервов, и критической массой стало неосторожное замечание касательно команды Киршиана и того, что ему следует сделать. И если «девочек» он в принципе был готов спустить на тормозах, то отказ от выполнения прямого требования и проявление инициативы в виде советов своему командиру он не прощал никому. Киршиан терпеть не мог, когда кто-то учил его, как жить и что делать.
«Считаешь, что лучше знаешь, как поступить, тупая скотина? – подумал он за секунду до решительного рывка. – Похоже, самое время рассказать тебе, что ты неправ».
То ли нападение было слишком неожиданным, то ли Торчер все еще пребывал в некоторой прострации, но он не успел сделать никаких защитных движений, когда что-то большое и жесткое врезалось ему в челюсть. Для аугметических деталей на его морде удар был в общем-то далеко не сокрушительным, однако сила столкновения с тяжелым объектом отбросила Торчера на спину, и тот пропахал ракетным ранцем несколько метров прорезинненого напольного покрытия. Второй удар Киршиан нанес уже с другой ноги, целившись в относительно незащищенный живот своего приятеля по несчастью, однако попал довольно громким ударом по одной из боковых пластин брони. Впрочем, это было уже неважно, куда приходились удары – в любом случае раптору сейчас приходилось несладко. Киршиан осыпал Торчера серией беспорядочных ударов, не зацикливаясь на том, по каким местам лучше бить, и не давая никакой возможности хотя бы защититься. Охватившая Повелителя Ночи короткая вспышка ярости напрочь сломала его жертве все шансы подстроить свою защиту под логику этой непредсказуемой атаки. Тело Торчера мотало из стороны в сторону, на полу явственно обозначились глубокие царапины и трещины. Но Повелителю Ночи этого было мало. Наступив коленом на нагрудник своей практически беспомощной жертвы, принялся наносить удар за ударом по незащищенной шлемом морде. Однако продолжалось это недолго – Киршиану требовался трудоспособный помощник.
Когда наконец он отпустил Торчера и поднялся, тот выглядел еще хуже, чем при их первой встрече. Надбровные дуги кровоточили, под глазами явственно обзначились синие круги, на бледном лбу красовались свежие ссадины. Аугметические детали на скулах и челюсти словно бы не пострадали, но ощущение все же было не из приятных. Киршиан подозревал, что его жертве должно быть если и не очень больно, то по крайней мере довольно чувствительно. Правда, он не рассчитывал, что Торчер внезапно поймет этот непрозрачный намек. Повелитель Ночи с раздражением подумал, что этот придурок уже второй раз за ночь сумел вывести его из себя. Дурной знак – Киршиан терпеть не мог тех, кто способен вызвать у него столь сильные эмоции. 
Он вспомнил наконец, когда последний раз выходил из себя при схожих обстоятельствах. Несколько стандартных месяцев назад подобным образом досталось, как это ожидаемо, Рафалу Тенверду – у того хватило глупости неосторожно ляпнуть во всеуслышанье что-то вроде: «Такого тупого плана я еще не слышал!» - не подозревая при этом, что автор того самого «тупого плана» стоит по другую сторону «Громового ястреба» и все прекрасно слышит. Тенверда тогда показательно отпинали и приложили башкой о корпус того самого «Ястреба», что, впрочем, никак не сказалось на его интеллекте. Тенверд продержался относительно тихо до сегодняшней ночи – на большее его уже не хватило, и его сволочизм уже вовсю рвался наружу.
Порой Киршиан ловил себя на мысли, что в его собственном маленьком социуме слишком много опасных личностей – тех, кто ставит под угрозу его безграничное лидерство. И если Менкхор сам себе на уме, а колдун Хартус просто ненормальный, то Тенверд с его амбициями и идиотским бесстрашием может стать серьезной преградой. В честном поединке у Тенверда не будет шансов, но эта сволочь вполне может настроить против Киршиана остальных, включая смертный персонал. Фаорлин уже несколько раз намекал на то, что кое-кого не мешало бы тихонько прирезать или выкинуть в космос, однако Киршиан удерживался от этого искушения по двум причинам. Во-первых, это был бы нерациональный расход геносемени, а во-вторых, означало бы банальную трусость. Сам себе он объяснял такое решение тем, что «трудные» союзники нужны для поддержания своей собственной дисциплины и твердости характера. Если Тенверд и может приносить пользу, то хотя бы тем, что не дает Киршиану расслабиться и подумать, что все идет хорошо. Что же касается Торчера – этот придурок определенно добавит перца в и без того пеструю компанию на «Полуночном бродяге». Киршиан окончательно утвердился в мысли, что если этот раптор не умрет здесь этой ночью, тогда он умрет позже, где-нибудь в городских подземельях. Но на корабль Повелителей Ночи он однозначно не попадет. Наживать себе еще больше проблем как-то не хотелось, поэтому Киршиан поставил себе цель вытрясти из Торчера как можно больше полезной информации, а потом с рассветом покинуть этот захламленный мирок. С благодарностями у него всегда было трудновато.
- Поднимайся, ты, урод, - небрежно бросил он, и с этой репликой из решетки шлема вырвалось облачко пара. – Еще раз вздумаешь указывать мне, что делать – и я позабочусь о том, чтобы ты впредь вообще никому ничего не сказал. Да вставай же ты, ленивая скотина! – и он решительно пнул Торчера по керамитовому набедреннику.
Раздался глухой стук керамита и керамит, и тотчас в лаборатории повисла какая-то неестественная тишина. Только сейчас Киршиан сообразил, что здесь присутствуют простые смертные, которые, должно быть, до ужаса напуганы этой внезапной вспышкой гнева. Но какое ему было дело до чувств низших животных? Его главная проблема заключалась в другом животном – сильном и неуправляемом, которое требовалось во что бы то ни стало подчинить еще на некоторое время. Пока Торчер еще был ему полезен, ровно на остаток ночи.
Торчер с нескрываемым скепсисом поднял голову на надвинувшуюся на него фигуру, полагая, что тот приблизился, чтобы продолжить перепалку, однако аргумент Повелителя ночи был куда тяжелее и керамитовый сапог с размаху влетел раптору в челюсть. Наверное, позвонки бы не выдержали, если бы органика в них не была заменена на адамантиевый каркас, хуже было то, что он основательно приложился затылком об металлический ворот собственной брони. Удар на несколько мгновений полностью лишил ориентации в пространстве, а, когда он снова нашарил глазами потолок и надвигающегося повелителя Ночи, было уже поздно уворачиваться, он успел только перекатиться со спины на руки. Следующий удар влетел в бок, вышвырнув жертву на середину коридора. Убивать противник не собирался, но и его метод выражать неодобрение Торчеру совершенно не пришелся по душе; скрутившись в клубок, он прикрывал голову левой рукой и старался поджимать лапы, чтобы озверевший пришелец ничего не сломал боковым ударом. Несколько раз раптор пробовал откатиться назад и поймать момент, чтобы встать, но вместо этого еще несколько пинков отшвырнули его почти к самому лифту.
Это было не только избиение, это было унижение, так бьют нерадивую тварь, раба, животное, но в сознании Торчера не было такой категории, как достоинство и не существовало ничего такого, что могло бы его оскорбить. Происходящее просто было ему невыносимо и болезненно не только из-за стараний противника, но и от того, что это не было настоящим боем. Чуткая нервная система, перевозбужденная от скорости происходящего, тончайшее восприятие агонизировало от обрушившегося на него, и пена розоватыми брызгами легла на пол – кажется, он еще и прикусил себе язык. Прекратить любой ценой и первый крик захлебнулся от удара, пришедшегося на незащищенную голову; хрипя, раптор подставлял левый висок, где не было плоти и где кулак Повелителя Ночи лоскутом ободрал тонкую кожу до самого металла. А потом он улучил момент и обернулся, судорожно втянул воздух через фильтры по бокам стальной полумаски, но сильная рука просто сдавила ее, не позволяя раскрыть пасть. Безумный вопль нойзмарина, на таком расстоянии способный перемолоть противнику кости, так и не родился, захлебнулся пеной, что потекла по челюстям, по одетым в керамит пальцам, которым несложно было преодолеть сопротивление сустава, совершенно не рассчитанного на такое усилие.
Несколько мгновений он с неожиданной бешеной яростью рвался, пробовал мотать головой, скреб пол когтями, намертво впившись в удерживающую его руку, но в этом сопротивлении уже не было ничего, кроме истерики пойманного животного. Торчер замер, когда ему до хруста вывернуло шею, покосился – глаза почти белые от зрачков, сократившихся до тонких росчерков, и не шевельнулся, когда Повелитель Ночи рассудил, что с него довольно и отпустил.
Окрик и пренебрежительный пинок поначалу не возымели почти никакого действия, раптор даже не понял, что ему сказали, потом прокрутил услышанное еще раз в своей электронной памяти и медленно разобрал. Он перекатился на бок, потом оперся на руки, судорожно просматривая телеметрию порядком потрепанного тела, но пол накренился сам собой и ткнулся в лицо. В легких хрипело, он захлебнулся собственной слюной и зашелся в кашле, от которого его в довершение ко всему еще и вырвало какой-то горечью. Волосы, и без того перемазанные мгновенно свернувшейся кровью, ссыпались в растекающуюся лужу, но Торчер не обратил внимания, возился, царапая покрытие пола, нашарил стену и поднялся вдоль нее, встал, чтобы не огрести еще и молча уставился куда-то в сторону, ждать, пока его аугметика как-нибудь разберется с поддержанием равновесия.
Киршиан брезгливо отряхнул на пол остатки слюны Торчера, покрывающие его левую перчатку. Затем присмотрелся к своей ладони – не начала ли слюна разъедать керамит. Перчатка была цела, хотя темно-синяя краска на ней изрядно потрескалась от безжалостного воздействия времени. Мысленно сделав себе пометку по возвращении отдать перчатку оружейнику, Киршиан снова глянул на поверженного противника сверху вниз, прикидывая, добавить ли ему еще. Нет, вроде хватит. Более того, возможно, что в своем припадке ярости Повелитель Ночи слегка перестарался. Действительно ли он хотел заставить Торчера приносить пользу своим существованием? Да нет, в качестве носильщиков вполне можно было использовать Гуорфа и Тенверда. Скорее, Торчер просто достал Киршиана своим непредсказуемым поведением. Да, Киршиан ненавидел, когда чьи-то действия не вписываются в его собственное представление о том, кто чем должен заниматься. На его корабле инициатива была наказуема.
- Ну что расселся? – буркнул он, отворачиваясь и осматривая лабораторию. – А вы что встали, ленивые задницы?! – рявкнул он в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь. Однако люди поняли, кому адресован этот риторический вопрос. – Работы нет? Так я вам найду!
Повторять дважды не пришлось, и смертные дружно бросились имитировать деятельность, лишь бы оказаться как можно дальше от гиганта в темно-синей броне. Киршиан на время был удовлетворен этой всеобщей имитацией бурной работы, поэтому снова обратил свой взгляд на Торчера.
- Надеюсь, я понятно выразился, - сказал он уже спокойнее. Если бы не искажение звука аудиосистемой шлема, его тон можно было бы назвать ласковым. Зловеще ласковым. – А теперь вставай – и попробуем сначала. Мы остановились на том, что ты собирался вызвать лифт и впихнуть в него вон ту большую штуку. Буду рад, если ты все сделаешь правильно.
Тут же вспомнив о чем-то, Киршиан в несколько шагов пересек подвальное помещение и схватил за шиворот первого попавшегося работника. Этим несчастным оказался длинный тощий мужчина средних лет, с круглым плоским лицом и глазами-щелочками. Впрочем, его внешность мало интересовала Повелителя Ночи. Подняв человечка на уровень своих красных глаз, Киршиан прошипел:
- Как вы доставляете сюда новое оборудование?
Человечек от страха так запинался, что не мог связать двух слов. Киршиан раздраженно встряхнул его и повторил вопрос:
- Я спрашиваю – КАК сюда доставляется новое оборудование?! – прорычал он нетерпеливо. – Отвечай сейчас же!
- М-м-м… - лепетал человечек, отчаянно дергая в воздухе тощими конечностями. – Я… н-н-н…
- Даже не думай! – пророкотал Повелитель Ночи, поднося свободную руку к голове худощавого человека. – Мне всегда было интересно, людям действительно больно, когда им выкалывают глаза, или это просто условный рефлекс?...
- А-а-а-а, не надо! – вдруг пронзительно завопил человечек на такой высокой ноте, что, возможно, когда-нибудь он мог бы составить конкуренцию Торчеру. – Не надо, пожалуйста! Я все скажу! Я знаю!
- Ну так говори, - Киршиан еще раз нетерпеливо встряхнул его в воздухе.
- Лифт… шахта… площадка наверху. По воздуху на шаттлах… То есть, я хотел сказать, сначала на шаттлах, потом в лифт… то есть, на площадку, - сбивчиво залепетал человечек.
Киршиан разжал пальцы, и перепуганный узкоглазый с негромким стуком упал на пол, где и замер, трясясь мелкой дрожью. Но Повелитель Ночи уже отвернулся от него. Его догадка подтвердилась: значит, вон те большие стальные створки – грузовой лифт. Наверняка крайне высокой грузоподъемности, если через него сюда, вниз, поставляется различное оборудование. Скорее всего, поставки происходят в разборном виде, а собирается уже на месте, но это не было серьезной проблемой. Главное, что где-то наверху есть площадка для воздушных шаттлов, а это означало, что «Громовые ястребы» практически без труда смогут забрать все это добро. Если, конечно, местные власти не создадут проблем.
Повелитель Ночи снова навис над Торчером и нетерпеливо вопросил:
- В этом здании только одна лаборатория? Или есть еще? Давай вспоминай быстрее!
Он не был уверен, что Торчер знает ответ. Скорее уж смерные ответят точнее, но сначала Киршиану хотелось услышать версию того, кто клялся, будто знает в этом городе практически каждый угол. 
И он не поднял глаза, пока Повелитель Ночи говорил. Он так же смотрел в сторону, покачивался на лапах, подстраивая свои двигательные системы, кажется, даже слушал, но не произнес ни слова. Оторвавшись от стены, раптор двинулся вперед с прежней размеренной четкостью каждого движения и, казалось, не было никакого унизительного избиения, только кровоподтеки начинали проступать на бледной коже под слоем покрывавшей ее грязи, а теперь еще и капель крови, мгновенно загустевшей и превратившейся в бурую коросту.
Стоило Торчеру приблизиться к устройству, рассматривая, сверяя его по только что украденным схемам, люди отпрянули назад. Это было верно, потому что в следующий момент громада с душераздирающим скрежетом проехала по полу к самым створкам – раптор подцепил ее левой лапой и проволок за собой, загоняя когти в пол. Перед лифтом он задержался на несколько секунд – опознавал тип устройства и искал способ управления, извлек из памяти сведения о том, что нужен специальный чип и, в конце концов, просто вывернул управляющий блок наружу и вручную соединил клеммы, подцепив тонкий проводок двумя когтями.